Взгляды Рылеева в 1820–1825 гг. развивались от либерально-просветительских к революционным. Как видно по посланию «Александру I», в середине 1822 г. взгляды будущего декабриста еще были либерально-просветительскими: он приветствовал деятельность просвещенного монарха и Священного союза в то время, когда многие уже перестали верить Александру I. Странно было бы полагать, что за полтора-два года до этого поэт имел революционные взгляды и сознательно яростно набросился на Аракчеева, чтобы нанести «удар самовластью». В 1820 г. Рылеев просто включился в литературную жизнь Петербурга и написал очередную «римскую сатиру», характерную для того времени, даже не скрывая подражательности своего произведения.
Еще в первой части книги А. Г. Готовцева и О. И. Киянская ошибочно утверждали, будто семья Рылеева «в начале 1821 г. окончательно переехала жить в столицу» (62). Рассказывая во второй части о положении Рылеева в конце 1820 г., в момент издания сатиры «К временщику», авторы сообщили: «В столице Рылеев вынужден был снимать дешевую квартиру и просил мать прислать ему “на первый случай… нужное для дома”» (116). В действительности А. Г. Готовцева и О. И. Киянская привели цитату из письма Рылеева к матери не конца 1820 г., а от 15 октября 1821 г.[1588], то есть переместили на конец 1820 г. сведения, относящиеся к концу 1821 г.
Такую же ошибку до А. Г. Готовцевой и О. И. Киянской допускали и другие авторы. Еще А. Г. Цейтлин в «Хронологической канве жизни и деятельности К. Ф. Рылеева» ошибочно сообщил, будто осенью 1820 г. «по приезде в Петербург Рылеевы поселяются на Васильевском острове в 16-й линии между Большим и Средним проспектами»[1589]. Эту ошибку повторил и С. А. Фомичев, написавший, будто «осенью 1820 года Рылеев с женой и дочерью поселяются в Петербурге»[1590]. Особенно неверные сведения о местах проживания поэта привел А. Г. Цейтлин в книге «Творчество Рылеева». Сначала он сообщил, будто Рылеев родился в 1795 г. «в небольшом имении своей матери, с. Батове Софийского уезда Петербургской губернии»[1591], хотя в то время уже было известно, что мать будущего декабриста получила Батово и поселилась в нем только в 1800 г.[1592], а потом написал, что «в конце сентября 1819 г. К. Ф. и Н. М. Рылеевы переехали в Подгорное, петербургское имение его матери»[1593], тогда как в действительности Подгорное было поместьем родителей жены Рылеева в Острогожском уезде Воронежской губернии. Там же А. Г. Цейтлин по-прежнему утверждал, будто «с осени» 1820 г. Рылеев и его жена «поселились в Петербурге»[1594], хотя еще К. В. Пигарев верно написал, что Рылеев снял квартиру в Петербурге на Васильевском острове осенью 1821 г.[1595]
Никаких сведений о том, что Рылеев снимал квартиру в Петербурге в 1820 г., не имеется. Кроме того, осенью 1820 – весной 1821 гг. поэт находился в столице один, без жены и дочери, которые остались в поместье Тевяшовых в Воронежской губернии. В конце ноября – начале декабря 1820 г. Рылеев отправил два письма из Петербурга к жене в Подгорное[1596]. Письмо к жене от 2 декабря 1820 г. имело приписку «Катерины Малютиной», обращенную к Н. М. Рылеевой[1597]. Эта приписка показывает, что Рылеев, приезжая ненадолго в Петербург, скорее всего, останавливался в доме Малютиных. Адрес дома генерал-лейтенанта Малютина, в котором бывал Рылеев, неизвестен. Ко времени издания справочников С. Аллера генерал уже умер, а его вдова переехала в собственный дом.
25 апреля 1821 г. Рылеев всё еще находился в Петербурге и присутствовал на заседании Вольного общества любителей российской словесности[1598]. В мае 1821 г. он уехал в Подгорное[1599], в августе выехал оттуда с женой и дочерью и в сентябре привез их в поместье своей матери Батово. Затем Рылеев уехал из Батова в Петербург. Только 15 октября он написал матери, что снял дом для постоянного проживания с семьей в столице и попросил «отправить» из Батова в Петербург жену с вещами[1600].
С октября 1821 г. Рылеев снимал в Петербурге не «дешевую квартиру», как опять без всяких оснований написали А. Г. Готовцева и О. И. Киянская, а целый дом с большим участком и хозяйственными постройками, принадлежавший «купеческой жене» Белобородовой. Деревянный одноэтажный дом Белобородовой находился на 16-й линии Васильевского острова между Большим и Средним проспектами (на месте современного дома № 23 по 16-й линии). Дальние линии Васильевского острова имели вид не города, а сельской местности. Здесь преобладали небольшие деревянные дома с участками, на которых находились хозяйственные постройки, сады, огороды; жители держали скот. Согласно «Указателю» С. Аллера, Белобородова владела двумя участками: № 644 по 16-й линии и № 623 по 15-й линии[1601]. Реально это был один большой участок, протянувшийся от 16-й до 15-й линии, со стороны которой стоял только забор (на месте современного дома № 18 по 15-й линии)[1602]. В доме имелись «4 комнаты довольно большие, из коих одна перегороженная». Кроме того, на участке находились «людская с кухней особенная» (то есть, видимо, в особой постройке или пристройке), «конюшня на два стойла», «сарай и ледник»[1603]. Снимаемый Рылеевым дом с двором между 16-й и 15-й линиями оказался недалеко от дома Малютиной на углу Большого проспекта и 15-й линии: между ними по 15-й линии находилось всего три участка[1604]. Вероятно, именно это и привлекло Рылеева.
«Квартира» будущего декабриста, вопреки утверждению А. Г. Готовцевой и О. И. Киянской, была довольно дорогой: за дом с участком Рылеев должен был платить по 750 рублей в год. За подобный дом с двором пришлось бы платить еще больше, если бы они располагались ближе к центру Петербурга. Но Рылеев поселился не просто на окраине, а действительно на самом краю города. В 1820-х гг. границей застройки от Большого проспекта до реки Смоленки (которая тогда называлась Черной речкой) была 18-я линия. Из этой границы выдавался только госпиталь л. – гв. Финляндского полка, построенный на 19-й линии в 1819–1820 гг. Далее простиралось обширное болотистое Смоленское поле, которое использовалось жителями ближайших домов для выгона скота и под огороды.
Как уже говорилось, вторую часть книги «Поэт и министр» дополняла большая статья А. Г. Готовцевой и О. И. Киянской «Князь А. Н. Голицын и К. Ф. Рылеев: к постановке проблемы». В качестве первой главы статьи под названием «“Надменный временщик” и “министерство затмения”» авторы перепечатали с небольшими сокращениями только что рассмотренную вторую часть книги, посвященную сатире Рылеева «К временщику»[1605].
Вторая глава статьи «Фаддей Булгарин и вопрос о престолонаследии в России» в действительности была посвящена оде Рылеева «Видение», написанной «на день тезоименитства Его Императорского Высочества великого князя Александра Николаевича 30 августа 1823 года».
Рассказав о литературной деятельности Булгарина в 1820-х гг. и сообщив, что его журнал «Северный архив» был одобрен министерством просвещения, так как содержал много полезных сведений по истории и географии, А. Г. Готовцева и О. И. Киянская выразили удивление по поводу того, что Булгарин находился в отношениях «тесной дружбы с Кондратием Рылеевым» и что названная ода Рылеева была напечатана в «Литературных листках» Булгарина. «Поражаясь» и не находя «адекватных объяснений» дружбе столь разных, по их мнению, людей, авторы объявили: «Очевидно… дружба между ними базировалась на расположении общего покровителя – министра Голицына»[1606].
А. Г. Готовцева и О. И. Киянская опять сочли очевидным то, что не очевидно ни для кого другого. Не было никаких оснований объяснять дружбу между Рылеевым и Булгариным посредством какого-то особого домысла. Представление о невозможности такой дружбы осталось от советского времени, когда было принято противопоставлять «прогрессивных» и «реакционных» писателей. Авторы явно не ознакомились с новой литературой о Булгарине, в которой оценка этого писателя и журналиста, особенно его роли в общественной жизни 1820-х гг., пересмотрена. Булгарин был талантливым писателем, знатоком русской истории, особенно русско-польских отношений, и вообще человеком, с которым интересно общаться[1607]. В начале 1820-х гг. Булгарин еще придерживался либеральных взглядов, имел отношения с многими литераторами[1608] и, как известно, был другом А. С. Грибоедова[1609]. Пушкин до 1829 г. тоже поддерживал дружеские отношения с Булгариным. «Вы принадлежите к малому числу тех литераторов, коих порицания или похвала могут быть и должны быть уважаемы», – писал Пушкин Булгарину из Одессы 1 февраля 1824 г. и просил переиздать в «Литературных листках» два его стихотворения, которые «были с ошибками напечатаны в “Полярной звезде”»