[1610]. Что же удивительного в том, что Булгарин дружил и с Рылеевым, и они поддерживали друг друга как издатели? Искренность своих дружеских чувств Булгарин доказал, не побоявшись явиться к Рылееву вечером 14 декабря и даже взять и сохранить его рукописи[1611].
Рассматривая оду Рылеева, А. Г. Готовцева и О. И. Киянская выразили удивление по поводу того, что поэт обращался к Александру Николаевичу как к будущему императору. По их мнению, должны были изумиться и современники Рылеева, так как «для российских литераторов и их читателей было вовсе не очевидно, что именно Александру Николаевичу «корона» «назначена творцом». <…> В глазах широкой публики его шансы занять престол – при жизни официального наследника цесаревича Константина Павловича – были минимальными»[1612].
Удивительному для них обращению Рылеева к Александру Николаевичу А. Г. Готовцева и О. И. Киянская, как обычно, нашли одно объяснение: во всем был виноват всё тот же князь А. Н. Голицын. Зная о составленном, но утаенном манифесте Александра I о передаче власти Николаю Павловичу вместо Константина Павловича, князь якобы в том или ином виде сообщил об этом Рылееву, чтобы тот посредством своих стихов начал распространять тайные сведения о перемене престолонаследия и приучать к ним население. «Можно смело предположить, – писали авторы, – что ода “Видение”, намекавшая на вполне конкретное решение императором династической проблемы, была произведением заказным»[1613].
Разумеется, делая такой вывод, А. Г. Готовцева и О. И. Киянская не привели ни одного документа, подтверждавшего какие-либо связи Рылеева с А. Н. Голицыным.
На самом деле в оде Екатерина II обращается к Александру Николаевичу не как к будущему императору, а как к человеку, который, может быть, станет императором («Быть может, отрок мой, / корона тебе назначена творцом»). А главное, Рылеев и его современники прекрасно понимали, что Александр Николаевич со временем будет императором в результате естественного хода событий, обычного наследования престола. Александр и Константин были почти одного возраста и притом на двадцать лет старше, соответственно, Николая и Михаила. Никто не предвидел близкой кончины Александра I. При почти равном возрасте Константин мог умереть раньше него. Если бы Константин пережил Александра I и взошел на престол, он, скорее всего, умер бы через несколько лет после старшего брата (что и произошло: Константин умер в 1831 г., через шесть лет после Александра I). Константин не имел законных детей. Поэтому после его смерти престол должен был перейти к следующему брату Николаю, а затем к сыну последнего Александру Николаевичу. Таким образом, Рылеев в оде «Видение» не открыл современникам никаких тайн, поэтому не нуждался в подсказках князя А. Н. Голицына для ее создания. С другой стороны, поскольку переговоры об отречении Константина и назначении Николая велись уже с 1819 г.[1614], в обществе могли распространиться слухи о них. В таком случае тем более не требовалось подсказки А. Н. Голицына, обращенной непосредственно к Рылееву.
Цель и смысл создания оды определялись общими устремлениями поэта, который желал славы и свободы. Не зная о существовании тайных обществ, он мог вести борьбу только посредством политической поэзии. Пока существовала монархия, можно было добиваться каких-либо перемен к лучшему, влияя на монархов, призывая их к реформам. С другой стороны, только самые великие поэты обращались к монархам и членам императорской фамилии со стихотворными поучениями, указывая, как они должны управлять страной. В 1823 г. Рылеев был уже известным поэтом, но всё же издание подобного поучения подняло бы его на более высокую ступень. Еще в 1822 г. поэт написал стихотворное обращение «Александру I», но не решился или не смог издать его. В августе 1823 г., незадолго до вступления в Северное общество, Рылеев, наконец, издал оду, в которой в тех же выражениях, что и в неопубликованном послании «Александру I», указывал будущему императору Александру II, как следует править, если ему доведется когда-то занять престол. Тем самым будущий декабрист оказался в одном ряду с другими великими поэтами, поучавшими монархов.
В начале третьей главы статьи «Павел Свиньин и “роковое время”» А. Г. Готовцева и О. И. Киянская рассказали о литературной борьбе Булгарина с «аракчеевцем» П. П. Свиньиным. Сообщив затем об отставке князя А. Н. Голицына с поста министра духовных дел и народного просвещения 15 мая 1824 г., авторы назвали ее «тяжелым ударом для большинства литераторов и журналистов»[1615]. С этой отставкой А. Г. Готовцева и О. И. Киянская связали и появление известного политического стихотворения Рылеева «Я ль буду в роковое время…», издававшегося позднее также под названием «Гражданин».
Процитировав стихотворение «Я ль буду в роковое время…», А. Г. Готовцева и О. И. Киянская без всяких оснований увидели в нем продолжение сатиры «К временщику» и решили, что оно тоже направлено исключительно против Аракчеева (что соответствовало их версии о постоянной борьбе Рылеева против Аракчеева с целью поддержки А. Н. Голицына). В действительности стихотворение было показателем нового этапа развития и поэтического таланта, и политических взглядов Рылеева, а у А. Г. Готовцевой и О. И. Киянской получилось, будто он и в 1824 г. остался на уровне 1820 г.
Чтобы убедить читателей, вернее, ввести их в заблуждение, А. Г. Готовцева и О. И. Киянская, характеризуя содержание стихотворения «Гражданин», использовали слова и выражения не из него, а из сатиры «К временщику». «Стихотворение это, – писали авторы, – явно отсылает читателя к опубликованному в 1820 г. “Временщику”. Оба текста роднит ожидание близкого народного мятежа во имя “свободных прав”, бунта, который наверняка будет сопровождаться “тиранствами”. Очевидно, что мятеж должен был произойти из-за жестокости и кровожадности “временщика”, отбирающего у народа “права”, лишающего их “селения” “прежней красоты”. Очевидно также, что лирический герой обоих стихотворений противостоит “временщику”»[1616].
Из приведенных авторами цитат только одна, о «свободных правах», была взята из стихотворения «Гражданин», а все прочие (о тиранствах, временщике и селениях, лишенных прежней красоты) – из сатиры 1820 г. Таким образом, авторы «доказали» лишь, что в сатире «К временщику» речь идет о временщике, но почти не затронули стихотворение «Гражданин».
При этом А. Г. Готовцева и О. И. Киянская истолковали слово «тиранство» в смысле, противоположном тому, в каком оно было употреблено Рылеевым. В сатире речь шла о том, что «ужасен народ», «разъяренный тиранствами» временщика, но авторы из-за поэтической перестановки слов не поняли этого и решили, будто Рылеев опасается «тиранств» «разъяренного народа».
В действительности стихотворения «К временщику» и «Я ль буду в роковое время…» не только не сходны, но во многом противоположны. Сатира была написана поэтом, имевшим просветительско-либеральные взгляды, а стихотворение «Гражданин» – членом тайного общества. Сатира была обычным для того времени просветительским произведением, предназначенным для печати и изданным, а стихотворение «Я ль буду в роковое время…», как справедливо подчеркивала А. В. Архипова, посвятившая этому произведению Рылеева особую статью, – революционным, «заведомо не предназначенным для печати, написанным с агитационными целями»[1617]. Сатира была направлена против временщика, но почти не затрагивала императорской власти, а стихотворение «Гражданин» – против «самовластья», как тогда называли самодержавие. Вопреки настояниям А. Г. Готовцевой и О. И. Киянской, никакой временщик там не упоминался и не подразумевался. Тем более оно не было направлено против Аракчеева. В стихотворении говорилось о «тяжком иге самовластья», то есть вообще самодержавия, о неизбежности народного восстания и необходимости «готовиться для будущей борьбы / за угнетенную свободу человека»[1618].
Кроме того, по мнению А. Г. Готовцевой и О. И. Киянской, было «очевидно, что лирический герой обоих стихотворений» «не солидаризируется с мятежным народом» и призывает «обратить народное негодование в другое русло»[1619]. Однако ничего подобного нет ни в одном из двух рассматриваемых стихотворений. Все приведенные слова о народе – вымысел авторов. Основой для такого вымысла, возможно, послужило указанное выше неверное истолкование «тиранств» как характеристики действий восставших, а не временщика. Однако и о «тиранствах» говорилось в сатире, а не в стихотворении «Гражданин». Авторы без всяких оснований перенесли свой неверный вывод, сделанный на основании сатиры «К временщику», на стихотворение «Я ль буду в роковое время…».
Хотя в стихотворении «Гражданин» достаточно ясно говорится о «роковом времени» как об эпохе грядущего восстания, А. Г. Готовцева и О. И. Киянская почему-то решили, будто Рылеев назвал «роковым временем» тот момент, когда он писал стихотворение. В связи с этим авторы объявили, что «роковое время наступило после отставки министра Голицына – покровителя Рылеева». «Новая эпоха не сулила Рылееву ничего хорошего», – поясняли А. Г. Готовцева и О. И. Киянская. Он «не мог рассчитывать не только на покровительство, но даже и на нейтральное внимание Аракчеева к собственным литературным предприятиям»[1620].
Стремясь совершить очередное «открытие», авторы, видимо, не поняли, насколько они принизили смысл и значение стихотворения «Я ль буду в роковое время…», истолковав обращенный к молодому поколению призыв поэта готовиться к борьбе за свободу против «самовластья» как сетования Рылеева по поводу бытовых трудностей, которые могли возникнуть у него в связи с отставкой А. Н. Голицына. Разумеется, для подобного истолкования не было никаких оснований.