.
О. А. Коцебу, побывавший в Калифорнии осенью 1824 г. во время плавания на шлюпе «Предприятие», писал, что Росс «представляет собой четырехугольник, окруженный частоколом из высоких и толстых бревен» и «имеет две башни, снабженные 15 пушками». В крепости находилось «130 человек, из которых лишь немногие были русскими, а остальные – алеутами». Все постройки были деревянными и походили на обычные крестьянские избы. Лишь дом правителя, по словам О. А. Коцебу, «выстроили из толстых бревен на европейский манер»[1664].
Таким образом, Росс больше походил на большой двор богатого крестьянина с жилыми и хозяйственными постройками, чем на крепость. Только две деревянные башни на противоположных углах ограды свидетельствовали о его военном назначении[1665]. Этот двор, огороженный «частоколом» или «тыном», А. Г. Готовцева и О. И. Киянская и сочли «неприступным» и «вполне подходящим для содержания царской семьи». Небольшая деревянная крепость была «неприступной» только при нападении индейцев или немногочисленных и плохо вооруженных местных испанцев, но не могла бы противостоять регулярным войскам, прибывшим из Европы для освобождения императорской фамилии.
«Императорская фамилия оказывалась в заложниках у заговорщиков: при начале европейской интервенции можно было отдать приказ об истреблении “фамилии”, и он мог бы быть выполнен без особого труда», – продолжали объяснять А. Г. Готовцева и О. И. Киянская (159), опять недооценивая трудность и длительность пути в Калифорнию. Для доставления приказа, как уже говорилось, нужно было около года плыть на корабле. Отправившись сухим путем через Сибирь, можно было сократить продолжительность поездки на 4–5 месяцев, но только в том случае, если бы в Петропавловске или в Охотске заговорщиков ожидал корабль, готовый немедленно отправиться в Америку. Посланцы революционеров могли погибнуть в Сибири, их могли перехватить в пути и помешать доставить приказ. Сообщение об исполнении приказа тоже доставлялось бы обратно так же долго. Даже если бы приказ был исполнен, в Петербурге и в Европе узнали бы об этом только через 1–2 года.
В «истреблении» плененной императорской фамилии, на котором почему-то настаивали А. Г. Готовцева и О. И. Киянская, не было никакого смысла. Сообщение об «истреблении» не остановило бы интервенцию, а тем более сообщение, поступившее через 1–2 года, когда интервенты уже могли победить. Интервенты не ушли бы из России только потому, что вся императорская фамилия уничтожена, а посадили бы на российский престол представителя какой-либо европейской династии, находящейся в родстве с Романовыми. Интервенцию можно было бы предотвратить, не уничтожая императорскую фамилию, а угрожая, что она будет казнена в случае вступления иностранных войск в Россию. Однако такие угрозы были бы реальны и действенны только в том случае, если бы императорская фамилия не была вывезена, а находилась в руках победивших революционеров в Петербурге или недалеко от него.
Итак, по всем изложенным выше причинам отвоз императорской фамилии в форт Росс был и невозможен, и не нужен. Впрочем, вряд ли стоит долго рассуждать о том, удобно или неудобно было бы для заговорщиков содержать императорскую фамилию в Калифорнии, если такого плана у них не было – он возник только в воображении А. Г. Готовцевой и О. И. Киянской.
К вопросу о вывозе императорской фамилии А. Г. Готовцева и О. И. Киянская вновь обратились в четвертой главе «Рыцарь без страха и упрека», посвященной капитан-лейтенанту К. П. Торсону. Авторы предположили, что для доставления царской семьи в Калифорнию Рылеев собирался использовать корабли, которые должны были в 1826 г. отправиться в кругосветное плавание под командой Торсона. Основанием для такого предположения послужило рассуждение А. Г. Готовцевой и О. И. Киянской о том, что кроме этих кораблей императорскую фамилию якобы «просто не на чем было бы вывозить за границу» (167).
«Летом 1825 г., когда стало ясно, что экспедиция будет отправлена и Торсон может стать одним из ее руководителей, Рылеев начинает активно сотрудничать с капитан-лейтенантом, привлекая его к делам конспирации», – писали А. Г. Готовцева и О. И. Киянская (169). Однако летом 1825 г. еще никому ничего не было ясно. Официальное дело о предполагаемой экспедиции завели только 23 сентября 1825 г.[1666], однако нет никаких сведений, что Рылеев знал об этом (экспедицию собиралось организовать Морское министерство, а не Российско-американская компания). В действительности в середине 1825 г. Рылеев предложил Торсону принять в общество Завалишина и вместе с ним подготовить восстание в Кронштадте, но о вывозе императорской фамилии речи не было[1667].
Рассказывая о закладке кораблей, предназначенных для экспедиции Торсона, А. Г. Готовцева и О. И. Киянская заявили, что эта «экспедиция должна была стать “заключительным звеном научных кругосветных путешествий русских военных судов”» (167). Последнее утверждение было подано как цитата из книги известного историка русских полярных путешествий В. М. Пасецкого. Однако на указанной авторами странице, где говорилось о подготовке экспедиции Торсона, ничего подобного не оказалось[1668]. Лишь через несколько страниц, рассказав о кругосветном плавании М. Н. Станюковича и Ф. П. Литке на шлюпах «Моллер» и «Сенявин», В. М. Пасецкий написал: «Плавание шлюпов “Сенявин” и “Моллер” явилось заключительным звеном научных кругосветных путешествий русских военных судов в первые 30 лет XIX в.»[1669]
Итак, А. Г. Готовцева и О. И. Киянская использовали цитату, относящуюся к состоявшемуся плаванию М. Н. Станюковича и Ф. П. Литке, для характеристики готовившегося плавания Торсона, хотя точная цель предполагавшейся экспедиции осталась неизвестной. А главное, авторы опустили заключительные слова «в первые 30 лет XIX в.», в результате чего у них получилось, будто после плавания «Моллера» и «Сенявина» русских кругосветных экспедиций больше не было.
На следующих страницах А. Г. Готовцева и О. И. Киянская уже без всяких оговорок назвали плавание «Моллера» и «Сенявина» «последней организованной государством кругосветной экспедицией» (170), а готовившееся плавание Торсона – «последней кругосветной экспедицией» (168).
В действительности кругосветные и полукругосветные[1670] плавания русских парусных кораблей продолжались еще несколько десятилетий. В них участвовали и суда Российско-американской компании, и отправляемые «государством» военные корабли под командой морских офицеров. Участники плаваний совершали важные географические открытия и проводили различные исследования. За следующие 20 лет с конца 1820-х до конца 1840-х гг. было совершено 11 таких плаваний. Во время путешествия капитан-лейтенанта Л. А. Гагемейстера на военном транспорте «Кроткий» в 1828–1830 гг. была открыта группа островов в южной части Тихого океана, получившая название островов Меншикова (Маршалловы острова) и уточнены координаты многих других островов. В 1828–1830 гг. лейтенант В. С. Хромченко совершил кругосветное плавание на корабле Российско-американской компании «Елена». В 1831–1833 г. Хромченко уже в чине капитан-лейтенанта ходил к берегам Камчатки и Аляски на военном транспорте «Америка». Оба плавания он использовал для определения и уточнения положения открытых ранее островов в Тихом океане. В 1834–1836 гг. капитан-лейтенант И. И. Шанц совершил кругосветное плавание на том же военном транспорте «Америка». При этом русские моряки открыли группу из 13 островов в Тихом океане (Маршалловы острова). Она получила название островов Шанца[1671].
Наиболее важным в географическом отношении было плавание капитан-лейтенанта Г. И. Невельского в 1848–1849 гг. на военном транспорте «Байкал». Прибыв из Кронштадта в Петропавловск, Невельской затем отправился к Сахалину, открыл пролив, отделявший Сахалин от материка, и таким образом установил, что Сахалин, который считали полуостровом, является островом. Исследовав мелководное устье Амура, мореплаватель пришел к выводу, что оно всё же доступно для больших кораблей. Это открытие Невельского дало возможность русским кораблям в 1855 г., при появлении англо-французской эскадры у Камчатки, укрыться в устье Амура. Имя Невельского неоднократно упоминается на картах Приамурья, Охотского и Японского морей[1672].
Экспедиции продолжались и в 1850–1860-х гг. В 1852–1853 гг. капитан-лейтенант П. Н. Бессарабский совершил плавание от Кронштадта до Камчатки на военном транспорте «Двина». Во время плавания в Тихом океане была обнаружена группа из 16 островов (Маршалловы острова). Ее назвали именем великого князя Константина Николаевича. В 1852–1853 гг. из Кронштадта для охраны русских владений на Дальнем Востоке были отправлены фрегаты «Паллада», «Аврора» и «Диана». Первое из этих плаваний, как известно, было описано его участником И. А. Гончаровым. В пути русские моряки открывали небольшие острова, уточняли положение открытых ранее островов и берегов[1673]. Все эти плавания и открытия остались неизвестны А. Г. Готовцевой и О. И. Киянской, которые решили, будто плавание Станюковича и Литке на кораблях, предназначенных для экспедиции Торсона, было последней русской кругосветной экспедицией.
Предположив, что императорскую фамилию могли вывезти только на кораблях Торсона, А. Г. Готовцева и О. И. Киянская заключили, что заговорщики подстраивали все свои действия под дату отправления экспедиции. Авторы так увлеклись этой мыслью, что даже объявили, будто восстание на юге было намечено на май 1826 г. не потому, что в это время на смотр должен был прибыть Александр I, а потому, что заговорщики торопились арестовать императора и его семью до отправления экспедиции Торсона. «Именно ситуация с отправкой последней кругосветной экспедиции продиктовала заговорщикам и дату начала восстания», – сделали вывод А. Г. Готовцева и О. И. Киянская (167–168). Разумеется, никаких документов, подтверждающих такое заявление, авторы не привели.