Затем Рылеев, без согласования с Трубецким, назначил его помощников. Ими оказались люди, с которыми Рылеев был связан дружескими узами. Реакция Трубецкого на знакомство с помощниками диктатора, состоявшееся вечером 12 декабря, была незамедлительной. Изменение плана и назначение помощников без его ведома было воспринято Трубецким как оттеснение с руководящей роли в заговоре. Трубецкой из диктатора и предводителя инсуррекции превращался в слепого исполнителя воли Рылеева. Поэтому тогда же, 12 декабря, он попросил отпустить его на юг, а 13 декабря предпринял две отчаянные попытки спасти ситуацию: отправил П. Н. Свистунова с сообщением в Москву для М. Ф. Орлова и И. И. Муравьева-Апостола на юг с письмом к его старшему брату. Оба действия, к которым призывал Трубецкой – приезд Орлова в Петербург и восстание на юге – могли изменить положение. И то, и другое подразумевало изменение баланса сил внутри заговора в Петербурге.
Но уже вечером 13 декабря стало известно, что присяга Николаю назначена на следующий день. У Рылеева состоялось совещание. Осознавая малочисленность войск и собственную ограниченность руководства восстанием, Трубецкой начал уговаривать полковых офицеров не начинать действовать. Вечером 13 декабря Рылеев изменил план восстания и ввел в него положение о том, что первая вышедшая на Сенатскую площадь часть должна идти к Зимнему дворцу, чтобы овладеть им. Командовать этой частью должен был Булатов. Так к вечеру 13 декабря должность диктатора стала пустой метафорой. Понимание этого во многом объясняет поведение Трубецкого в день восстания 14 декабря 1825 г.
Декабристы в сочинении Ф. Ансело «Шесть месяцев в России»
Т. В. Андреева
В начале царствования Николая I проблема восприятия Российской империи в Европе была актуализирована событиями междуцарствия и 14 декабря 1825 г., а затем Польским восстанием, и приобрела важное политическое значение как для власти, так и для общества. На формирование образа России существенное влияние оказывали европейские путешественники, посетившие ее в 1826–1830-х гг. с частными или официальными визитами и оставившие о ней свои воспоминания. Чаще всего они прибывали в страну с ведома или по приглашению императора, для которого лучшей рекомендацией были их аристократическое происхождение или абсолютистско-монархические взгляды.
Для Николая I российские путешествия европейцев, а главное – их возможные мемуарные и литературные «отклики», приобретали статус важных политических событий, поскольку должны были поднять международный престиж России в глазах европейского мира. В условиях ослабления ее державного могущества после династического и политического кризисов конца 1825 г.[685] и всё более усиливавшихся русофобских настроений необходимо было сформировать позитивный образ Российской империи. Важность репрезентации северной монархии была обусловлена также негативной реакцией правительств передовых европейских стран и просвещенного общественного мнения Европы на подавление польского «мятежа», политику русификации и насильственной культурно-религиозной инкорпорации жителей западных губерний и Царства Польского в русский культурный слой.
Между тем иностранцы приезжали в Россию николаевского царствования с разными целями – официально-дипломатическими, политическими, познавательно-академическими, коммерческо-экономическими, личными[686].
Маркиз Чарльз Уильям Стюарт Лондондерри (1778–1854) в 1836–1837 гг. совершил частную поездку с семьей в Россию, большую часть времени проведя в Петербурге и имея целый комплекс интересов – политических, экономических, познавательных. Прорусски настроенный и имеющий огромные симпатии к Николаю I, он был с радостью встречен в российской столице. Результатом посещения стал двухтомный труд «Воспоминания о путешествии на север Европы в 1836–1837 гг.», вышедший в Лондоне в 1838 г. и впервые появившийся в России в 1841 г. Мемуары титулованного британца, отражавшие взгляды консервативного тори, включали эссе, которые характеризовали политику, экономику, культуру, науку Российской империи. Однако тот факт, что чета Лондондерри была представлена императору, посещала многочисленные императорские приемы, вращалась исключительно в высшем аристократическом кругу, обусловил приоритетное внимание мемуариста к личности и деятельности Николая I и придворной жизни. Будучи изначально его страстным апологетом, после личного знакомства с российским императором Лондондерри еще более укрепился в своем безграничном восхищении его государственными качествами и личными достоинствами. Для самого Николая I появление в Европе, а позже в России сочинения его иностранного «поклонника» имело огромное значение, поскольку в условиях всё более утверждавшихся представлений о деспотизме его режима труд Лондондерри вносил значительный вклад в формирование позитивного образа не только института самодержавия, но и Российской империи в целом[687].
Военный дипломат полковник Фридрих Болдуин Гагерн (1794–1848) в 1839 г. сопровождал принца Александра Оранского во время его официального визита в Россию и оставил дневниковые записи путешествия. В дневнике, при всей нелюбви к «северной империи» («Администрация в упадке; правосудие продажно; без денег и влияния не найдете для себя справедливости… строгая цензура») и русским («необразованным», «вороватым», «безалаберным», «подражательным»), он, после ужасов бельгийской революции, видел в Российской империи единственный оплот революционному насилию. Путевой дневник полковника не предназначался для печати, и потому его впечатления, отзывы и характеристики достаточно объективны и заслуживают внимания. Наблюдая постоянные увеселения при русском дворе, Гагерн, как и другие иностранные путешественники, прекрасно осознавал, что делалось это «преднамеренно», чтобы «постоянными волнениями и развлечениями воспрепятствовать заниматься политикою или много о ней говорить». И тем не менее Гагерн, подчеркивая позитивные и негативные черты личности и государственной деятельности Николая I, признавал, что «со времени вступления своего на престол он дал государству такой толчок, и многие отрасли правления сделали такие успехи, что совершенно затемнили царствование Александра I»[688].
Август фон Гакстгаузен (1792–1866), прусский чиновник и автор работ по аграрным вопросам, в поисках исследовательской аргументации позитивности абсолютистского и общинно-патриархального строя в противовес доминирующему в Европе представительному правлению и пролетаризации европейского общества в 1842 г. обратился к российскому правительству с просьбой о предоставлении возможности посетить Россию как «колыбель славянского племени». По приглашению Николая I, предоставившего финансовую и административную поддержку «проекту» А. Гакстгаузена, а также содействие и консультативную помощь министерства государственных имуществ в лице П. Д. Киселева и А. П. Заблоцкого-Десятовского, в 1843 г. ученый совершил полугодовое путешествие по центральной, земледельческой и степной России. Результатом этого путешествия стало появившееся в 1847 г. на немецком и французском языках двухтомное сочинение Гакстгаузена „Studien über die inneren Zustände, das Volksleben und insbesondere die ländlichen Einrichtungen Russlands“. Апологет общинного строя, сторонник постепенной отмены крепостного права, автор доказывал неподготовленность России к вольнонаемному труду и видел в общине средство перехода от личного закрепощения к прикреплению крестьян к земле, а также – «блокгауз» против возникновения пролетариата[689].
Итак, европейские путешественники, имея разные официальные задачи и индивидуальные цели, в своих дневниках, мемуарах и произведениях представляли различные сферы жизни российского общества второй четверти XIX в. В данной статье для рассмотрения выбрано сочинение Франсуа Ансело «Шесть месяцев в России», которое представляет собой оригинальный тип мемуаристики в рамках жанра путешествия – «литературной корреспонденции, стилизованной под письма к другу»[690]. Но главное – автор, в отличие от других путешествующих, значительное внимание уделял «восстанию 14 декабря» и самим декабристам[691].
Мое обращение к данной теме вполне закономерно в условиях научного и общественного интереса к фундаментальной проблеме «Россия и внешний мир». В последние десятилетия в центре внимания отечественных и зарубежных историков, социологов, культурологов оказалась история взаимовосприятия России и внешнего мира в XVIII – начале XX в., процесс формирования представлений иностранцев о Российской империи и наших соотечественников о зарубежье, технология управления общественным сознанием[692].
Актуальность указанной проблематики вытекает из потребностей развития современной исторической науки, направленных на выявление всех сторон российского исторического процесса. Ведь внешний образ имперской России, не связанный цензурой, традициями, стереотипами, не только дополняет внутренний, но зачастую позволяет выявить те черты ее политической и общественной жизни, которые не были видны соотечественникам. Кроме этого, обращение к данной теме обусловлено историографической ситуацией: ведь специальных работ, посвященных реакции европейских путешественников-интеллектуалов, в том числе Ф. Ансело, на петербургские события конца 1825 г. не существует.
Изучение процесса формирования европейского общественного мнения в отношении восстания в столице Российской империи, в котором непосредственное участие принимал в том числе Ансело, предполагает, на мой взгляд, решение следующих задач: раскрыть специфику и своеобразие его путешествия; определить факторы, повлиявшие на оценку им трагедии на Сенатской площади; выявить источники его информации; раскрыть содерж