Еще одно необходимое пояснение касается встречающихся в документах терминов: «каземат», «арестантский каземат», «арестантский покой», «особый арестантский покой», «особый арестантский каземат»[1277]. Любой из этих вариантов названия означал размещение узника в одиночной камере на каком-либо крепостном объекте. При этом под «особыми арестантскими казематами» или просто «казематами» подразумевались только места заключения в бастионах или куртинах. Следует учитывать, что в северных бастионах – Зотовом, Головкином и Меншиковом – арестантские помещения в прямом смысле являлись казематами, поскольку каждая арестантская камера занимала отдельный каземат[1278]. В других бастионах, а также в куртинах в одном каземате располагалось несколько одиночных номеров.
Вполне понятно, что «арестантскими казематами» никогда не называли камеры в специально построенной тюрьме – Секретном доме Алексеевского равелина (в документах встречается сокращенное название тюремного здания – «Алексеевский равелин»), а также места заключения, оборудованные в Комендантском и Обер-офицерском домах. Для обозначения камер в этих зданиях употребляли термин «арестантский покой» или «особый арестантский покой». Однако так же могли называться камеры, устроенные с помощью перегородок, в куртинах, Трубецком и Нарышкином бастионах.
Остается добавить, что пребывание «на карауле» у Невских или Петровских ворот означало размещение в караульном помещении, находившемся в Невской и Петровской куртинах. В обоих случаях кордегардии располагались в ближайших к воротам казематах по правую сторону от ворот. Важно иметь в виду, что при описании крепостных сооружений подразумевается, что обзор ведется изнутри крепости.
Обратимся теперь к источникам, которые использованы при составлении настоящего указателя. Исследование основано на изучении наиболее содержательных для раскрытия выбранной темы документов из дел фонда Следственной комиссии (ГАРФ, Ф. 48)[1279], опубликованных следственных дел[1280], материалов фонда Управления коменданта Санкт-Петербургской крепости (РГИА, Ф. 1280), личных бумаг коменданта А. Я. Сукина (РГВИА, Ф. 1. Оп. 1. Д. 11499), чертежей Петропавловской крепости: генеральных планов и изображений различных крепостных сооружений (РГА ВМФ, Ф. 3 л. Оп. 34), а также мемуаров и писем декабристов.
Б. С. Пушкин достаточно подробно осветил вопрос о том, какие документы позволяют достоверно описать процедуры ареста декабристов и их доставки в Петропавловскую крепость[1281]. Однако в своей статье он обошел вниманием характеристику материалов о самом периоде заключения. Поэтому необходимо остановиться на этой категории источников и особенностях работы с ними.
О времени доставки арестованного в Петропавловскую крепость известно, как правило, из донесений императору Николаю I коменданта крепости А. Я. Сукина, иногда – из его рапортов военному министру А. И. Татищеву[1282]. Из этих же документов обычно выясняется, куда именно был заключен привезенный в крепость арестованный, то есть в них отмечен номер камеры в бастионе, куртине, Секретном доме Алексеевского равелина и т. п. Приведем один из типичных примеров: 18 января 1826 г. комендант крепости доносил императору, что им «приняты и посажены в бастион Трубецкого порознь в арестантские покои» А. М. Миклашевский в № 21, А. Ф. Бриген в № 16, М. И. Пыхачев в № 19, А. И. Черкасов в № 17, А. М. Исленьев в № 23, «где они ни между собой и ни с кем свиданий и никаких недозволенных сношений иметь не будут»[1283]. Однако в нескольких случаях первоначальное место заключения было названо в донесениях А. Я. Сукина «особым арестантским казематом», как у А. М. Муравьева или К. П. Торсона, или «особым арестантским покоем», как у И. И. Иванова или Ф. Н. Глинки, – без уточнения, в какой части крепости находится этот самый каземат или покой[1284]. Имея полное представление обо всех арестантских камерах, устроенных для декабристов в Петропавловской крепости, можно утверждать, что дело не было связано с каким-то особым размещением нового узника[1285]. Заключение в особый арестантский покой или особый арестантский каземат означало лишь то, что декабрист находился в одиночной камере. Из других документов выясняется, что спустя непродолжительное время Ф. Н. Глинка пребывал в камере № 4 Петровской куртины, а И. И. Иванов – в № 20 Трубецкого бастиона[1286]. Скорее всего, их сразу поместили в названные камеры, но безусловно утверждать это невозможно.
В других случаях, несмотря на отсутствие в документах сведений о номерах камер, всё же удается выяснить первоначальные места заключения. Так, 3 января 1826 г. в донесении А. Я. Сукина на высочайшее имя сообщалось, что им были приняты доставленные в тот день в Петропавловскую крепость одновременно П. Ф. Миллер, В. А. Шпейер, Е. С. Мусин-Пушкин, Н. П. Окулов, Н. Р. и А. Р. Цебриковы, М. А. Бодиско, А. П. и П. П. Беляевы, В. А. Дивов, Е. В. Свечин. О том, куда именно поместили вновь прибывших, в донесении было отмечено, что Н. Р. Цебриков посажен в «Кронверкскую куртину в арестантский покой № 4, а прочие в казематах в куртине между бастионами императрицы Екатерины I и Трубецким»[1287] (имелась в виду Екатерининская куртина).
Этими сведениями и ограничивается в своей работе Б. С. Пушкин, поскольку ничего более конкретного выяснить по материалам делопроизводства Следственного комитета он не смог[1288].
Между тем в одном из дел фонда Управления коменданта Санкт-Петербургской крепости мне удалось выявить весьма интересные по содержанию карандашные пометы, касающиеся размещения перечисленных выше арестантов[1289]. О братьях А. П. и П. П. Беляевых, М. А. Бодиско и В. А. Дивове сообщалось, что они находятся «внизу в каземате». Зная из приведенного выше донесения А. Я. Сукина от 3 января 1826 г., в какую именно куртину их поместили, можно утверждать, что в этой помете идет речь о нижнем ярусе одного из казематов Екатерининской куртины. Известно, что в этой куртине на нижнем ярусе располагалась только одна большая камера, имевшая первоначально № 22[1290]. Следовательно, она и стала первым местом заточения четырех упомянутых моряков-декабристов, совместное заключение которых объяснялось отсутствием в то время свободных арестантских номеров. Отметим, что факт размещения в одном каземате подтверждается и мемуарным рассказом А. П. Беляева о начале пребывания в крепости[1291].
Ниже в том же документе помечено, что Е. С. Мусин-Пушкин, Н. П. Окулов и А. Р. Цебриков размещены «вверху». Скорее всего, здесь также подразумевалось общее содержание в одной камере, но непонятно, в какой именно из десяти, оборудованных на верхнем ярусе[1292]. Фамилии П. Ф. Миллера, В. А. Шпейера и Е. В. Свечина в помете объединены фигурной скобкой, но означает ли это, что их также поместили в одну камеру, утверждать нельзя[1293].
Приведенный пример показывает, как в результате комплексного рассмотрения нескольких документов удалось установить неизвестные ранее номера камер четырех декабристов и локализовать пребывание на втором ярусе Екатерининской куртины еще шести человек в начале их заключения в крепости.
Обратимся к более сложной для исследования проблеме. Она касается перевода подследственных декабристов из одной камеры в другую, что случалось со многими из них, причем иногда по несколько раз. Возможно ли с необходимой документальной точностью и полнотой проследить – кого, когда и куда перемещали в крепости, пока длилось следствие? К сожалению, источники не дают исчерпывающих ответов на эти вопросы.
Распределение декабристов по камерам с момента доставки в крепость и до конца заключения находилось в ведении А. Я. Сукина[1294]. Всего в распоряжении коменданта на разных крепостных объектах, как уже говорилось выше, имелось около 190 одиночных камер, весьма различных по условиям содержания. Сравнительный анализ мест заключения (что само по себе очень интересно и важно для понимания реалий пребывания декабристов в крепости) выходит за рамки настоящего исследования. Мы рассмотрим только вопрос о том, каким образом документировалось пребывание декабристов в определенных камерах Петропавловской крепости в течение всего периода следствия – с конца 1825 г. и до середины 1826 г.
В массиве документов официального делопроизводства встречаются лишь единичные распоряжения коменданта о переводе декабристов из одного места содержания в другое с указанием номеров камер. Как правило, они связаны с выполнением предписаний Николая I о заключении одного арестанта в Секретный дом Алексеевского равелина на место другого. Например, 28 декабря 1825 г. в крепость был доставлен М. Ф. Орлов с высочайшим повелением «посадить в Алексеевский равелин, выведя Горского или кого другого». В ответ А. Я. Сукин сообщал, что М. Ф. Орлов помещен в камеру № 12 тюрьмы в равелине, а прежде находившийся там О. В. Горский отправлен в камеру № 1 Кронверкской куртины[1295]. Через день император приказал перевести М. Ф. Орлова «на офицерскую квартиру», и А. Я. Сукин распорядился поместить его «на плац-адъютантскую квартиру у Петровских ворот»