кой войны, явилась той отправной точкой, с которой начался процесс слома традиционной модели социального устройства Российской империи. Именно этот фактор начала социальных изменений в России в середине XIX века отмечают европейские историки: «… Тяжелее всего был ущерб, нанесённый внешнеполитическому престижу России и репутации самодержавия внутри страны. Династия Романовых полностью отождествляла себя с военной мощью страны. Военное поражение в регионе, бывшем предметом её экспансионистских устремлений, заставило многих сомневаться в дееспособности самодержавия. Не случайно, что за несколько лет в России появились политические течения, отрицавшие монархию и преследовавшие цель её свержения»[116].
Глава VII. Последний взрыв социально-политической активности русского дворянства
Реформа 1861 года, формально отменившая крепостное право в России, стала как бы водоразделом между старым, уходящим ещё в Московское царство историческим периодом России и новым, условно называемым капиталистическим. В данном случае, по мнению автора, главным событием в социальной истории России стало не освобождение крестьян, носящее в значительной мере номинальный характер, а изменение социальной роли русского дворянства. Теперь дворянин перестал быть своего рода промежуточным элементом в социальной лестнице российского государства – он больше не выполнял функцию представителя царя среди крестьян. Бюрократы имперской России сами теперь общались с крестьянской общиной, поддерживая свой авторитет среди крестьян при помощи полиции и армии. Как видно из материала предыдущих разделов, российское дворянство попыталось сохранить свои социальные приоритеты посредством расширения роли дворянства в политической системе модернизированной империи, то есть при помощи создания в управленческих структурах российского государства представительских учреждений. Император Александр II отказал в этом представителям дворянской российской общественности, а некоторых из них подверг политической опале. Причины упущенных возможностей создания в России институтов гражданского общества и основ парламентаризма следует искать в особенностях системы управления государством в России и социальных приоритетах в отношениях государства и общества. «Между пороками русской общественности и пороками русской государственности есть роковая внутренняя связь, своего рода историческая порука»[117]. По мысли Александра II и его ближайшего окружения, только государство в России может быть политическим представителем и нравственным руководителем общества. Только чиновники царского правительства могут решать, что можно, а что нельзя применять в процессе управления обществом. Отказывая самому обществу в инициативе, царское правительство посредством военной дисциплины сменяло и чересчур либеральных чиновников, радевших об органичной социальной связи между властью и обществом. Так, после смерти известного либерального чиновника (кстати, близкого в свое время к декабристам) Я. И. Ростовцева на его место в Редакционных комиссиях был назначен известный реакционер Н. А. Панин, стремившийся управлять страной и общественными процессами по воинскому ранжиру. Характеризуя неудавшуюся попытку российской общественности управлять социальными процессами в стране в союзе с собственным правительством, А. И. Герцен писал: «Нет правительства, в котором бы легче сменялось лицо главы как в военном деспотизме, запрещающим народу мешаться в общественные дела, запрещающим всякую гласность. Кто первым овладеет местом, тому и повинуется безмолвная машина с тою же силой и с тем же верноподданническим усердием»[118].
В этих условиях в недрах русского общества стали формироваться те настроения, которые впоследствии в исторической литературе и публицистике стали называться нигилизмом. Значительную часть нигилистов составляли группы радикально настроенной молодёжи, которые за основу действий, форм и методов своей борьбы и пропаганды брали систему тайных обществ, аналогичных декабристам и западноевропейским карбонариям. III Отделение в своем аналитическом обзоре «Общие сведения о Революционных замыслах в России» за 1861 год с тревогой констатировало: «Некоторая часть Русского молодого поколения, ложно направляемая под влиянием идей и событий Запада, мечтает об изменении существующего порядка»[119].
Именно атмосфера всеобщего недовольства действиями царя и его чиновников в вопросе отмены крепостного права и предоставления российскому обществу представительских учреждений и стала той питательной средой, в которой развернулась пропагандистская деятельность русских конституционно-демократических кругов. В 1861 году в России вновь после времени декабристов начали действовать тайные политические организации, ставившие перед собой целью изменение социального порядка в России. «В 1861 году образовалась тайная организация, которая с августа по ноябрь этого года выпустила три номера листка под заглавием „Великорусс”. Затем в апреле 1862 года в Петербурге была распространена прокламация, в которой извещалось о возникновении партии „Земская дума”»[120]. Всего в этот период возникло три организации оппозиционеров в России – «Земская дума», «Земля и Воля», «Молодая Россия». Характеристика этих политических групп позволяет уяснить себе всю социальную палитру русского оппозиционного движения того времени. «Первая из них носила характер умеренного конституционализма, лишённая тех сословных черт, которые присущи были дворянским заявлениям. Вторая достаточно характеризуется названием своим, причём, однако в программе этой партии экономика не подавляла политики, политический строй казался партии причиной социальных зол. Наконец, третья группа, наделавшая много шума своим появлением, считала другие группы и партии слишком умеренными, называла Герцена человеком отсталым и говорила языком, который напугал не только реакционеров, но и либералов. Случайное совпадение появления этой группы с петербургскими пожарами в мае 1862 года дало повод для обвинения её в поджигательстве и создало удобный момент для всех лиц, желавших затормозить освободительное движение»[121].
Российская полиция постоянно отмечала, что основным лейтмотивом социальных программ вышеуказанных оппозиционных организаций являлось стремление к установлению в России конституции. В изданиях, печатных листках, политических заявлениях этих организаций присутствуют требование созыва Земского собора, дарование русскому обществу гражданских свобод как основы для его дальнейшего социального развития, призывы о созыве выборных депутатов от всей земли русской с целью выработки конституции для России. Комитет «Великорусс» выпустил три воззвания, или листка, как обозначает эти прокламации III Отделение. Первый листок «Великорусса» появился в Петербурге летом 1861 года. Программа, изложенная в этой прокламации, призывала к изменению в жизни страны на демократических основах и обращалась к социальному привилегированному меньшинству России – дворянству и лицам, получившим образование. «Надобно образованным классам взять в свои руки ведение дел из рук неспособного правительства… Программу действий, конечно, должно определить для себя само общество. Должна ли состоять сущность нового порядка вещей, которые одинаково полагают и народ, и образованные классы, в устранении произвольного правления, в замене его законодательством… Мы не поляки и не мужики. В нас стрелять нельзя»[122]. Тон этих высказываний говорит об обращении авторов декларации к образованному меньшинству русского народа, к «обществу», вместе с которым нужно действовать сообща, с целью добиться от власти уступок конституционного характера. Подобная социальная ориентированность оппозиционной политики входила и в арсенал методов борьбы признанных лидеров русской общественной мысли. Например, Н. П. Огарёв неоднократно подчёркивал, что возлагать надежды на успех в процессе демократизации России можно только «на меньшинство дворянства и образованных людей», процесса распространения листков «Великорусса» в России, и то впечатление, которое произвело на русское общество содержание прокламаций, хорошо иллюстрирует донесения сотрудников III Отделения. Шеф корпуса жандармов В. А. Долгоруков пишет московскому губернатору: «В Петербурге рассылается некоторым лицам по городской почте печатный листок, заключающий в себе воззвания ниспровержения власти правительства»[123]. В своём ответе московский губернатор сообщает, что «Великорусс» появился в Москве и что среди его адресатов числятся графиня Ел. Вас. Салиас де Турменир (урожденная Сухово-Кобылина. – Д. К.), редакции московских журналов и газет, профессора Университета»[124]. Сообщения жандармов пестрят географией распространения «Великорусса»: Самарская, Саратовская, Киевская, Казанская губернии[125]. В Ярославской губернии царской жандармерией были арестованы крестьяне, намеревавшиеся печатать «Великорусс» в городской типографии[126]. Все вышеизложенные факты указывают на рост конституционно-демократических настроений в России в начале 1860-х годов, направленных на изменение социальных условий жизни в Российской империи и проникших в различные социальные слои русского общества. Как отмечали российские историки, «… Очевидно отстаивание „Великоруссом” интересов народных масс (прежде всего крестьян), а также конституционно-правовых порядков; свобода личности, печати, совести, уничтожение сословных привилегий, введение общественного самоуправления»