.
Историческая социальная миссия русской дворянской интеллигенции середины XIX века заключалась в том, чтобы, учитывая социальные реалии своего времени, возглавить на определённом этапе общественность страны и повести её по оптимальному для России того времени историческому пути – пути конституционного развития страны. В исторической перспективе такой вариант развития России предполагал доминирование демократической составляющей в социально-политической жизни страны. При наличии конституции, её активного влияния на политическую жизнь страны произошла бы правовая регламентация полномочий и деятельности государственного аппарата России. В конституционном движении России проявилась в новых исторических условиях традиционная для русского исторического процесса борьба имперского и земского начал. В силу ряда причин – неразвитости буржуазии и городов, слабости «нового дворянства», недостаточной социальной дифференцированности деревни и т. д. – победила имперская власть. Но возможность, при наличии присутствия в политической системе страны конституции, стимулировать в стране внутренние факторы социального саморазвития русского общества способствовала бы в перспективе процессу создания в России гражданского общества.
Итак, второй декабристский заговор русской дворянской элиты против имперского режима в России не получил своего развития. Само наличие подобного заговора, его социальные причины возникновения и возможные последствия полностью игнорируются российской исторической наукой. Марксистская школа не замечает дворян-оппозиционеров – исходя из ленинской схемы развития революционного движения в России, историки-государственники не могут себе представить массового, оппозиционного престолу движения среди дворян, так как, по их мнению, царский режим защищал именно дворян (и марксистские историки считают так же). Представители либеральных направлений в российской историографии представляют императора Александра II как «царя-освободителя» и из его личности формируют икону.
Таким образом, сложившийся в пореформенные годы XIX века стереотип социальной жизни Российской империи, заключавшийся в вырванной из контекста фразе А. С. Пушкина «В России правительство – первый европеец», стал главным идеологическим компонентом системы управления. Российское общество было выведено за скобки процесса социального действия, а его место заняла бюрократия. Этот факт лучше всего иллюстрирует содержание малоизвестной российской историографии конфиденциальной записки министра финансов Российской империи С. Ю. Витте, датируемой 1899 годом: «Всякое общество вправе требовать от власти, чтобы им удовлетворительно управляли, сказать своим управителям: „Правьте нами так, чтобы нам удобно жилось”. Но бюрократия думает обыкновенно иначе и расположена отвечать на такое требование: „Нет, вы живите так, чтобы нам удобно было управлять вами, и даже платите нам хорошее жалованье, чтобы нам весело было управлять вами; если же вы чувствуете себя неловко, то в этом виноваты вы, а не мы, потому что не умеете приспосабливаться к нашему управлению и потому что ваши потребности несовместимы с образом правления, которому мы служим органами”»[146].
Часть вторая. Польская интрига как фактор Российской истории
Как отмечалось в русской литературе «Золотого века» её развития, то есть XIX века, русских обывателей означенного исторического времени беспокоили два явления: «англичанка гадит» и «поляки интригуют и буянят». По поводу гадливости «англичанки» в период всего XIX века в России исписаны тонны бумаги. Автор этих строк только хочет ещё раз напомнить, что именно Россия и её победоносные войска сделали всё, чтобы наиболее сильный соперник Великобритании – наполеоновская Франция – исчез с исторической арены. А потом уж пришлось разводить руками, обсуждая неблагодарность «коварного Альбиона».
С «польской интригой», которая стала частью российской внутренней политики, дело обстояло сложнее. В XVIII веке Речь Посполитая (Польско-Литовское государство) была подвергнута трём разделам: в 1772, 1793, 1795 годах. Разделы осуществлялись Пруссией, Австрийской империей и присоединившейся к ним Российской империей. Причём Россия именно присоединилась к разделам, поскольку, несмотря на все внутренние польские неурядицы, на престоле Речи Посполитой находился один из фаворитов Екатерины II Станислав Понятовский и его присутствие на троне обеспечивало российские интересы. Однако, когда Австрийская империя в 1772 году захватила часть Польши, Екатерина II в беседе с братом прусского короля Фридриха II сказала: «Если они берут, то почему же и всем не брать[147]?» Вмешательство соседних государств во внутренние дела Речи Посполитой и Пруссия, и Австрия и Россия определяли заботой о так называемых «диссидентах» – лицах не католического верования, которым должны были быть даны все права гражданства в Польском государстве. Однако вопрос о «диссидентах» был только идеологическим прикрытием. Министр иностранных дел Екатерины II Никита Панин так разъяснял политику Российской империи русскому послу в Польше Николаю Репнину: «Вопрос диссидентов отнюдь не должен быть предлогом для распространения в Польше нашей веры или протестантских учений – он должен быть единственно инструментом приобретения для нас сторонников»[148]. Таким образом, как только была ликвидирована Речь Посполитая, так прекратились разговоры о притеснении православных единоверцев. При описании процессов, сопровождавших разделы Речи Посполитой, российские историки всех направлений делают упор на субъективный фактор исторического развития польского государства. Речь идёт о красочных описаниях социального поведения «гонористской» польской шляхты, которая не работает и не занимается экономическими вопросами, а только пьёт, дебоширит и ухаживает за женщинами. В государственном отношении поляки склонны к анархии и постоянно поднимают бунты против королевской власти (так называемый «рокош»). Ряд европейских государств, например Франция, оказали польским конфедератам военную помощь против русских войск, пришедших помочь польским конфедератам против ставленника Екатерины II, польского короля Станислава Понятовского. Французский полковник Шарль Дюмурье, будущий генерал Французской революции 1789 года, характеризовал социальное устройство Речи Посполитой следующим образом: «Поляки храбры, великодушны, учтивы, общительны. Они страстно любят свободу; они охотно жертвуют этой страсти имуществом и жизнью; но их социальная система, их конституция противится их усилиям. Польская конституция есть чистая аристократия, но в которой у благородных нет народа для управления, потому что нельзя назвать народом 8 или 10 миллионов рабов, которых продают, покупают, меняют, как домашних животных. Польское социальное тело – это чудовище, составленное из голов и желудков, без рук и ног. Польское управление похоже на управление сахарных плантаций, которые не могут быть независимы… Умственные способности, таланты, энергия в Польше от мужчин перешли к женщинам. Женщины ведут дела, а мужчины ведут чувственную жизнь»[149]. Таким образом, участие России в первом разделе Речи Посполитой было некоторым образом направлено на наведение государственного порядка в этой стране. По крайней мере, в 1772 году к России отошли не земли этнической Польши, а белорусские регионы.
Первый раздел Речи Посполитой потряс передовых людей польского общества. В стране усилились реформаторские настроения. Часть польского дворянства, убедившись в исторической неизбежности реформ, прониклась реформаторскими настроениями, наряду со слабой польской буржуазией. Большую роль сыграло влияние Французской революции 1789 года. В политической жизни Речи Посполитой возник шляхетско-буржуазный блок под преобладающим влиянием дворянства. Одну из ведущих ролей в этом блоке играл род польских князей Чарторыйских. Этот многочисленный род в Речи Посполитой стали называть Фамилией с первой половины XVIII века. Чарторыйские, по польской версии, происходили от сына Великого князя Литвы Ольгерда Любарта, по русской версии – от другого сына Ольгерда, черниговского князя Константина. Клан Чарторыйских стоял за проведение в Польше целого комплекса реформ, результатом которых должен был стать процесс перехода всей власти в стране в руки Фамилии.
В 1788 году в Речи Посполитой был созван сейм, получивший в истории название Четырёхлетнего (17881792). 3 мая 1791 года сейм принял Конституцию, согласно которой Польша превращалась в централизованную монархию. Авторы конституции стремились ослабить позиции магнатов и ликвидировать феодальную монархию. Согласно новой конституции, отменялась выборность короля и только в случае прекращения династии предусматривалось избрание новой. Отменялся принцип обязательного единогласия в сейме (Liberum veto). Все вопросы должны были решаться простым большинством. Не согласные с принятыми решениями магнаты лишались права срывать работу сейма, создавая конфедерации. Польская армия доводилась до стотысячного состава.
Вместе с тем за польским дворянством сохранялись все экономические привилегии и политические права. Крестьянство по-прежнему оставалось лишённым личной свободы и земли. Для буржуазии только богатым слоям этого социального класса предоставлялась возможность приобретать земельную собственность, становиться дворянами, занимать офицерские, духовные, чиновничьи должности.
Эти в целом прогрессивные реформы, не лишённые некоторых недостатков, вызвали недовольство у части магнатов, которые в мае 1792 года создали так называемую Тарговицкую конфедерацию и подняли мятеж. Императрица России Екатерина II оказала поддержку мятежникам. К России присоединилась Пруссия. Обе державы ввели свои армии на территорию Польши и сравнительно быстро сломили сопротивление ещё не организованной польской регулярной армии. Польский король Станислав Понятовский, вначале присягнувший конституции, перешёл на сторону конфедерации. 13 января 1793 года между Россией и Пруссией было подписано соглашение о втором разделе Речи Посполитой. Белоруссия и Правобережная Украина отходили к России, часть Великой Польши, Торунь и Гданьск – к Пруссии.