Весь XVIII век и значительную часть XIX столетия французский язык и французская культура господствовали в мировой истории. Языком дипломатов и образованного общества во многих странах и особенно в России был французский. Этот исторический феномен лишь частично можно отнести на счёт военно-политических успехов Франции. Французская культура обладала многогранным качественным содержанием, гораздо большим, чем пришедшее ей на смену англосаксонское доминирование. В это качество входили не только литература, живопись и музыка, но и в первую очередь интеллектуальное влияние. Труды французских учёных становились политической азбукой для просвещённых умов в большинстве стран Европы. Динамика Французской революции 1789 года позволила идеям Просвещения и политическим документам самой революции стать образцом для подражания и основой для самостоятельного социально-политического развития народов Европы.
В России ещё задолго до самой Революции стали проявляться элементы влияния её идей. Пример здесь подала сама Екатерина II, которая начала переписываться с Вольтером. Сам философ называл российскую императрицу «Екатерина Великая». Известному философу-математику Д'Аламберу российская самодержица предложила приехать в Россию и стать воспитателем наследника российского престола. Императрице подражала русская аристократия. Фаворит Екатерины II Григорий Орлов зовёт изгнанного из Франции Жан – Жака Руссо в «философский приют близ Петербурга; бывший любимец императрицы Елизаветы Петровны граф Разумовский готов подарить тому же Руссо имение на Украине. По всей России среди грамотных слоёв расходятся труды авторов Просвещения. Современники отмечали рост в России конца XVIII века влияния произведений французского Просвещения: «Письменный Вольтер становится у нас известен столько же, как печатный, и сокровенными путями повсюду разливается его зараза; дворяне, грамотные купцы, жители Поволжья, далёкой Сибири, все, кто может, – читают, знают наизусть: число изданий не только больше, чем в Европе, иные книги публикуются чаще, чем в Европе»[25].
Екатерина II не препятствовала распространению в России идей французского Просвещения, но предпочитала, чтобы эти «плоды» носили характер эволюционных изменений, постепенно улучшавших общественный настрой в подвластной ей империи посредством роста числа образованных людей. Как отмечал ещё один друг российской императрицы по переписке, французский философ Дени Дидро: «Екатерина II является, пожалуй, первой государыней, которая искренне пожелала сделать своих подданных образованными»[26].
Начало Революции во Франции 1789 года в России было воспринято если не со всеобщим одобрением, то с нескрываемым интересом. В Петербурге и в Москве из-под полы продавались острые парижские карикатуры, грамотные люди читали неграмотным речи Мирабо. Как отмечал французский посол в Петербурге граф Сегюр: «Хотя Бастилия не угрожала ни одному из жителей Петербурга, трудно выразить тот энтузиазм, который вызвали падение этой государственной тюрьмы и эта первая победа бурной свободы среди торговцев, купцов, мещан и некоторых молодых людей более высокого социального уровня»[27]. Этот восторг был тем более искренним, потому что Революция началась в «столице мира» – в Париже, в стране, которая в конце XVIII века была общепризнанным лидером мировой культуры. Как отмечал впоследствии Александр Герцен: «Никогда человеческая грудь не была полнее надеждами, как в великую весну (17)90-х годов; все ждали с бьющимся сердцем чего-то необычайного; святое нетерпение тревожило умы и заставляло самых строгих мыслителей быть мечтателями»[28].
Однако как кровавые события самой революции, так и идеи, ею провозглашённые, шли вразрез с той системой ценностей, на которой держалась самодержавная власть Российской империи. Само течение революционных событий во Франции и особенно революционные войны с монархической Европой резко настроили бывшую прогрессивную владычицу России на реакционный склад мышления. Однако, будучи очень умным человеком, Екатерина II не стала сама вмешиваться в военные действия против революционной Франции и ограничилась контрреволюционной пропагандой и предоставлением разнообразной помощи французским роялистским эмигрантам. Тем более что личные качества представителей свергнутых французских Бурбонов не располагали к стремлению рисковать военными действиями в их пользу. Ещё задолго до событий 1814 года, когда после свержения Наполеона про французских Бурбонов скажут фразу «Бурбоны ничего не забыли и ничему не научились», Екатерина II убедилась в мелочности французской королевской семьи. Русская императрица подарила графу д'Артуа, будущему королю Карлу X, шпагу с бриллиантом, на которой была выгравирована надпись на русском языке: «С Богом за короля!». Впоследствии сиятельный граф заложил этот подарок русского монарха прусским ростовщикам, чтобы оплатить свои роскошные одежды. Разгневанная подобным поступком, Екатерина II охарактеризовала королевскую французскую семью следующими словами: «Эти люди хотели, чтобы зажаренные жаворонки сами летели б им в рот… Они всё съели и ничего не сотворили»[29]. Тем не менее казни и реквизиции, проводимые в ходе Революции якобинцами, ужесточили отношение бывшей просвещённой императрицы. Екатерина II охарактеризовала своё новое отношение к великой французской культуре следующей фразой: «Надо непременно искоренить самое имя французов[30]!»
Смерть Екатерины II привела на престол нелюбимого ею сына Павла I (1796–1801). Этот период исторического развития России вызывает споры среди отечественных историков до сих пор. Причины заключаются в неуравновешенном характере императора Павла, во вспышках гнева и принятии непродуманных, а подчас и абсурдных решений государственного характера. В международной политике это проявилось весьма красноречиво. Российский император увлёкся идеями рыцарства, в какой-то степени реанимировав Дон-Кихота. В 1798 году Павел I был избран гроссмейстером последнего в Европе Мальтийского рыцарского ордена. Как отмечали современники, главной политической мыслю российского императора Павла I стала «… идея рыцарства – в основном западного средневекового (и оттого претензия не только на российское – на вселенское звучание „нового слова“), рыцарства с его исторической репутацией благородства, бескорыстного служения, храбрости… Рыцарство против якобинства… то есть облагороженное неравенство против „злого равенства“»[31].
Основной целью сословной политики Павла I, как считают большинство современных исследователей, было дисциплинирование всего общества путём принуждения к поголовному служению императору: «Фактически он отрицал право личности на самостоятельное развитие, с одной стороны полагая, что служение государю должно быть образом жизни подданного, а с другой – что свобода личности ведёт к распространению идей в духе Французской революции»[32]. Отношение нового российского самодержца к «столпам отечества», как в то время величали дворян, определялось следующим постулатом: «Дворянин в России – лишь тот, с кем я говорю и пока я с ним говорю»[33]. Возможности роста дворянина по социальной лестнице в империи сам император Павел I определил таким образом, высказав особое мнение о способностях будущего фельдмаршала русской армии И. И. Дибича: «Сего безобразного карлу уволить немедля за физиономию, наводящую уныние на всю гвардию»[34].
Летом 1798 года по пути в Египет молодой Наполеон Бонапарт захватил остров Мальту и ликвидировал находящийся там орден госпитальеров в соответствии с французскими революционными республиканскими доктринами. Королевские дворы Англии и Австрии не преминули воспользоваться этим событием для вовлечения русского императора в войну против республиканской Франции, основываясь на патриархальных рыцарских идеалах. Официально российское самодержавие объявило своё идеологическое намерение вступить в войну против Франции следующим образом: «Действенными мерами положить предел успехам французского оружия и распространению правил анархических; принудить Францию войти в прежние границы и тем восстановить в Европе прочный мир и политическое равновесие»[35].
Блестящие успехи русского флота под командованием Фёдора Ушакова в Средиземном море и победы русской армии в Италии под командованием Александра Суворова хорошо описаны в исторической литературе. Однако российский император с удивлением наблюдал в ходе войны, что успехи русского оружия беспокоят его союзников больше, чем ожесточённое сопротивление французов. После неудач отдельных русских военных отрядов в Голландии и Швейцарии и сложной ситуации, в которой оказалась армия А. Суворова в Швейцарских Альпах, Павел I прекратил военные операции против французских войск. Двуличная политика Англии, которая отказалась отдавать остров Мальта обратно Мальтийскому рыцарскому ордену, гроссмейстером которого являлся сам российский император, привела Павла I к решению о прекращении войны с Францией. Здесь следует отметить, что для России война с Францией в 1799 году стала первой из серии так называемых «войн роскоши», которые ведутся не во имя национальных интересов, а из-за прихоти самодержавных феодальных властителей.
Сам российский император не только был возмущён поведением союзников, но и начал задумываться об изменении внешнеполитического курса страны. Как отмечали французские дипломатические агенты: «Павел I никогда не простит двуличности венскому кабинету… Его самолюбие уязвлено тем, что он стал игрушкой австрийских интриг, что немыслимо, чтобы он забыл обо всех этих недостойных вещах»