– О мёртвых, брат, лучше не вспоминать плохо. Тем паче о нашем брате, императоре, – покачал головой Михаил. – Лучше доскажите о себе. Что сталось с корпусом?
– Да-да, сейчас… – кивнул Константин, поворачивая голову в сторону стола, где стоял графин.
– Владимир Иванович, – позвал император своего кавалергарда, уловив желание брата без слов, а генерал Пестель также молча налил Великому князю еще один стакан.
Выпив, Константин Павлович выдохнул, словно выпил водки, а не французского вина:
– Я решил, что не должно пролиться ни капли крови. Ни своей, ни чужой. Посему я отдал приказ русскому корпусу покинуть пределы Царства Польского.
– Скажите, Ваше Высочество – это правда, что вы уходили из Варшавы под смех и улюлюканье черни? – поинтересовался вдруг генерал Пестель.
Константин Павлович резко встал. Прошелся по кабинету. Потом также резко сел в кресло. Схватившись за тугой воротник с богатой генеральской позолотой, как будто тот начал душить, хрипло проговорил:
– Встыдьсе, пане. Мне стыдно… Мишель… Михаил… Ваше Величество, мы не уходили под вопли черни. Мой отряд прошел по коридору из польских войск. Вся польская армия выстроилась на пути нашего следования из Варшавы. Это не было бегством. Скорее – это напоминало уход русской гвардии из Нарвы в начале Северной войны.
– O, le beau raisonnement, – грустно сказал император. – Хорошо находить исторические аналоги для собственных промахов. А ведь гвардия Петра Великого ушла из Нарвы не просто так. Она сражалась. А что же сделал русский корпус, которым командовал брат трех императоров?
– Вы меня осуждаете? – вскинулся Константин Павлович. – Русский отряд в Варшаве насчитывает… насчитывал, – поправился он, – два пехотных полка и кавалерийскую дивизию из четырех полков. То есть шестнадцать тысяч штыков и сабель. В польской армии, созданной по приказу императора Александра, тридцать пять тысяч. Как видите, поляки превосходили нас в два с лишним разом. Добавьте сюда еще и вооруженную чернь. Что я мог поделать, кроме того, как бессмысленно погубить корпус?
Михаил Павлович не стал напоминать, что в декабре прошлого года братец хвастался, что идея создания польского корпуса принадлежала не Александру, а ему самому. Что, мол, он лучше себя чувствует в окружении верных польских войск, нежели на русском престоле. Брат уже и так достаточно унижен. Посему император осторожно заметил:
– Брат, под вашим началом был еще и Литовский корпус. А это, как мне помнится, более пятидесяти тысяч штыков и сабель. Что с ним случилось?
– Литовский корпус мне казался ненадежным. Поэтому я решил оставить его в Польше.
– То есть вы бросили вверенные вам войска?
– Я решил, что так будет правильно, – упрямо заявил Константин. – Я вывел в Малороссию всех русских: Литовских и Волынских лейб-гвардейцев, улан, кирасир, гусар и конных егерей. Пехота размещена в Тульчине. Кавалерия – в бывших казармах мятежных гусарских полков. Эти полки будут нам верны. И я как главнокомандующий корпуса готов вести их туда, куда мне прикажет император. То есть, – улыбнулся Константин, – ты, Мишель.
Михаил Павлович молчал, а Константин Павлович, повеселев после выпитого вина, предложил:
– У тебя, Мишель, кажется, до сих пор нет главнокомандующего армией? Если хочешь, могу предложить свою кандидатуру. Сам знаешь, что у меня есть опыт в командовании[5].
– Хорошо, брат, – кивнул Михаил, поднимаясь с кресел. – Думаю, вам нужно отдохнуть с дороги. Давайте встретимся завтра и продолжим нашу беседу. Вас проводят.
Откланявшись друг другу, братья разошлись. Михаил Павлович вернулся к бумагам, разложенным на столе. Константин направился к двери, но, не дойдя до нее двух шагов, обернулся и попросил:
– Ваше Величество, надеюсь, что отныне я буду включен в список тех, кто имеет право приходить к вам с оружием? Или вы мне не доверяете?
– Разумеется, брат, я прикажу включить в этот список и вас, – с доброжелательной улыбкой ответил Михаил Павлович. Кивнув Пестелю, приказал: – Распорядитесь, Владимир Иванович.
– Благодарю, – ответствовал Константин слегка насмешливо и несколько снисходительно, пряча под снисходительностью растерянность. Все-таки брат Мишель ушел от ответа на второй вопрос, о доверии. Впрочем, Великий князь не обиделся. Окажись он сам в такой же ситуации, он еще трижды бы подумал – а следует ли доверять брату?
Когда за Великим князем закрылась дверь, император вызвал своего адъютанта:
– Срочно поезжайте за генералом Паскевичем. Скажите, что я немедленно хочу его видеть.
Когда-то братья Николай и Михаил служили под началом генерала Паскевича. И даже после получения звания генерал-фельдцеймейстеров продолжали называть Ивана Федоровича «отцом-командиром».
Паскевич приехал в Москву вслед за императором. И сразу же дал присягу на верность. К слову, генерал был одним из немногих, кому при встрече с Михаилом Павловичем разрешалось оставлять оружие при себе.
Когда Паскевич прибыл, император успел обдумать предстоящий разговор.
– Простите, Иван Федорович, что оторвал вас от дел, – почтительно начал разговор Михаил.
– Полноте, Ваше Величество, – пожал плечами генерал. – Какие дела, если я нужен императору?
– Да, господин генерал-лейтенант, – перешел Михаил Павлович на официальный тон. – Дела у нас с вами только государственные. Вам необходимо срочно ехать в Малороссию и принять под свое начало войска, выведенные моим братом из Польши.
– Русские войска выведены из Польши? Как?
Михаил Павлович вкратце передал свой разговор с братом, изрядно озадачив и расстроив генерала. Паскевич, видимо, тоже вспомнил свой давний разговор с Остерманом.
– Остерман тогда говорил – через десять лет придется брать Варшаву, – позволил себе улыбнуться генерал. – Что же, граф ошибся ненамного. Но, Ваше Величество – как же Великий князь?
– Великий князь останется Великим князем, – пожал Михаил плечами. – Титулов, званий у него отбирать не станем. Но командовать действующей армией он не будет… И вообще, не будет ли правильнее, нежели вы поедете вместе? Чтобы Константин сдал дела, представил вас офицерам. Или этого не нужно?
– Пожалуй, нет, – решительно отказался Паскевич. – Большинство офицеров корпуса мне известны, а Константин достаточно популярен в войсках…
– Боитесь мятежа?
– Боюсь, – просто ответил генерал. – Возможно, это и излишне. Но после развала двух главных армий лучше перестраховаться.
– Вы правы, генерал. Что же, я найду Константину Павловичу подходящую должность. Он уже имеет большой опыт по начальствованию над резервными силами. Пусть станет главнокомандующим всего резерва императорских войск. Ну и соответственно, пусть сам и изыскивает этот резерв. Там, по крайней мере, сложно что-то напортить.
Генерал Паскевич слишком уважал Императорскую Семью, чтобы позволить себе улыбнуться. Но мысленно тем не менее позволил себе усмешку. Задвинуть Великого князя на повышение – это все же несколько смешно.
– Прикажете выступать на Польшу? – деловито поинтересовался генерал-лейтенант. – Только, государь, силами одного корпуса и кавалерийской дивизии мне не справиться. Нужно еще как минимум две пехотные и две дивизии кавалерии.
Иван Федорович, видимо, уже продумывал ход польской кампании. Но у императора были свои соображения на этот счет:
– Увы, господин генерал, но с Польшей мы пока воевать не будем. Нечем. Более того, вы должны привести корпус сюда, в Москву. Я дам распоряжение генерал-губернатору, чтобы подготовили помещения и провиант. Пока мы не покончим с мятежниками – возвращать Царство Польское нельзя. У нас не так много сил.
– В таком случае, государь, позвольте предложить направить корпус не в Москву, а в Тулу, – обратился генерал с советом. И, развивая свою мысль, продолжил: – Тула это оружейные заводы. После того, как мятежники захватили Сестрорецк, это наш главнейший арсенал. Там сейчас только штаб драгунского полка и гарнизон в составе одного баталиона пехоты. Меня беспокоит, что получится, как с Могилевым, взятым без боя.
Император кивнул, соглашаясь, потом спросил:
– Иван Федорович—, мне нужен совет. Что делать с войсками, оставленными моим братом в Польше? Можно ли их вывести в Россию?
– Слишком уж странная обстановка, – неопределенно отозвался генерал.
– Говорите прямо, – пристально посмотрел император на «отца-командира».
Паскевич пожал плечами – прямо так прямо, извольте:
– Великий князь Константин, оставив корпус, показавшийся ненадежным, подарил полякам пятьдесят тысяч штыков и сабель. Не исключено, что офицеры и нижние чины уже перешли на сторону польских мятежников, – с расстановкой выговорил генерал, а потом широко перекрестился: – Ваше Величество, я сделаю все, что могу. Но не хочу врать… Разрешите отправляться?
Император, посмотрев на своего нового главнокомандующего, поинтересовался:
– Вас еще что-то тревожит, Иван Федорович?
– Только одно. Насколько вы доверяете командиру кавалерии Давыдову?
– Что вас смущает, Иван Федорович? Генерал-майор Давыдов – прекрасный командир. Опыта у него достаточно. В списках заговорщиков не значился. Или, – прищурился император, – вас смущает, что он поэт?
– Меня смущает, что он вольнодумец, – поморщился генерал Паскевич. – Мне доносили, что стишки Давыдова читались на всех попойках мятежников. А тут – командующий всей кавалерией, генерал-лейтенант…
– Ну и что? Подумаешь, мятежники стихи читали, – еще шире улыбнулся император. – Как там в вирше-то ноги ответили голове? «И можем иногда, споткнувшись, – как же быть, – твое величество об камень расшибить». Вы знаете, а он был прав. Нельзя голове забывать о ногах. Полноте, генерал, – махнул рукой царь. – То, что Давыдов очень популярен у мятежников – так это хорошо. Пусть смотрят, что вчерашние вольнодумцы остались верны государю.