– В восемьсот одиннадцатом выпущен в лейб-гвардии Литовский полк. Участвовал в Смоленском и в Бородинском сражениях. При Бородино ранен. Бывал в походах и сражениях при Пирне, Дрездене, Кульме и Лейпциге. В августе четырнадцатого переведен в лейб-гвардии Кавалергардский полк. Из наград имею Анну третьей степени, Владимира четвертой степени с бантом и мечами, Кульмский крест, медали и наградную шпагу.
Подпоручик почувствовал себя неуютно. Он хоть и был участником кампании, но мог похвастаться только Анной 4-й степени да памятной медалью. А тут… Наградные шпаги за всю войну и Заграничный поход имело человек триста. Это кто ж тут такой? Мясников подошел поближе, вгляделся. Действительно, Иванов отличался от прочих ополченцев, как породистая борзая, затесавшаяся в свору дворняжек. В нем чувствовалось что-то такое… Неистребимая выправка, что ли. Даже куцая шинель сидела как влитая.
– Ратник Иванов – какое звание вы имеете? – перешел на «Вы» подпоручик.
– Во время войны имел звание корнета, потом поручика. В настоящее время – мещанин, чинов и званий не имеющий.
– Ратник, назначаю вас своим помощником. Пока в сотню не придут офицеры, будете исправлять обязанности командира в мое отсутствие, – вынес решение подпоручик, не желаю углубляться в подробности.
Мясников был не очень любопытным человеком. Кем был его подчиненный раньше – поручиком или целым капитаном – неважно. Сейчас он простой ратник. Главное – чтобы на что-нибудь, да и сгодится. А что чинов и званий не имеющий… Ну так, может, в дуэли поучаствовал. Бывает. Фамилия-то, конечно, не Иванов. Узнаем…
Усилий к узнаванию фамилии ратника прикладывать не пришлось. Уже вечером, будучи у командира дружины генерал-майора князя Мещерского, Мясников узнал, что ополченец Павел Иванов – бывший государственный преступник и бывший полковник Павел Иванович Пестель.
– И что делать? – растерянно спросил подпоручик у князя.
– Ничего, – пожал тот плечами. – Относиться сообразно званию мещанина и ратника. Да, не забудь-ка дружочек – драть-то его нельзя, по причине наличия орденов. Наград его государь не лишал. Вишь, какая у тебя заковыка… Кем говоришь, его назначил – помощником? Должность-то офицерская… Составь-ка пока прошение – присвою ему унтер-офицера. А там поглядим. Вообще-то, как командиру полка – цены ему не было. Проявит себя – похлопочем перед государем о возвращении офицерского звания. Раз уж в ополченцы пошел – какой он после этого преступник и бунтовщик?
…Верстах в ста от многострадального Смоленска, где реки и ручейки во главе с Днепром создают естественные рубежи обороны, расположилось Московское ополчение. Поляки договорились-таки о республиканском правлении и начали военную кампанию против России…
Хорошо бы сказать – «ратники занимали боевые позиции». Но, увы, все сводилось к обустройству биваков и заготовкой дров для костров.
Мясников, назначенный командовать 2-й дружиной, сиял эполетами поручика. Но когда к нему подошел унтер-офицер Иванов, непроизвольно вытянулся, а рука сама по себе потянулась под козырек.
– Ваше Благородие, дозвольте обратиться? – доложился унтер-офицер и, дождавшись кивка, спросил: – Скажите, кто приказал занять эти позиции?
Если бы на месте Иванова был другой унтер, за подобный вопрос он получил бы в ухо или десятка два шпицрутенов от профоса. В военное-то время не посмотрели бы, что кавалер.
Но помощнику командира дружины спросить можно. Тем более за последнее время было неясно – а кто командует 2-й Московской дружиной, то ли поручик Мясников, то ли унтер-офицер Иванов? Но сие положение дел устраивало и начальство, и самого командира дружины. Правда, рядовые ополченцы – ремесленники, лавочники и прочие мещане, были не очень довольны. По сравнению с 1-й и 3-й дружинами, где командирами состояли чиновники (проходившие, правда, по военному министерству), им приходилось тяжко. Но кто спрашивает мнение нижних чинов?
– Павел Иванович, вы лучше меня знаете, что приказы не обсуждают, – терпеливо отвечал командир.
– Но все же, кто отдал приказ? – настаивал унтер.
– Командир ополчения, Его Превосходительство генерал-лейтенант Орешников, – вздохнул поручик.
В войсках был дичайший голод на офицеров. Недавно князь Мещерский получил назначение в регулярную армию на должность начальника штаба резервных дивизий, а командиром ополчения был назначен Орешников – бодрый старец, помнивший не то что Александра Васильевича, а Фермора с Салтыковым во времена Семилетней войны… А где других-то взять? Не то время, когда в июле-августе 1812 года ополчением командовал сам Светлейший князь Голенищев-Кутузов. Нынче и капитаны-то на вес золота, а уж полковники – по цене бриллиантов. А сколько стоит генерал, так и выговорить страшно – верно, столько и денег еще не начеканено! Да и унтер в роли помощника командира дружины – неслыханное дело.
– М-да, – протянул Иванов. – Его Превосходительство явно путает себя с князем Дмитрием Ивановичем Донским. Тот ведь тоже поставил полки спиной к реке, чтобы отступать было некуда. Нас, господин поручик, поляки спихнут в Днепр и не заметят. Ну, если говорить о нашей дружине – так и Вихровки хватит… Было бы разумнее занять оборону на той стороне.
– Генерал-лейтенант получил приказ от самого главнокомандующего, – со значением сказал поручик. – Наша задача – задержать врага до подхода основных сил. Удерживать плацдарм до переправы войск.
– Классика, – хмыкнул Павел Иванов.
– В смысле? – не понял Мясников.
– Это я так, – не стал позорить унтер-офицер своего командира, не понимавшего, что во все времена ополченцы считались «пушечным мясом». Даже тогда, когда и слов-то таких не было. Ставили же князья ополченцев впереди войск. Ополченцы, без поддержки артиллерии, почти не имеющие ружей, плацдарма не удержат. В лучшем случае – оттянут на себя войска противника и слегка измотают. Да и будет ли переправляться армия на наш берег? Гораздо удобнее подождать поляков на противоположном берегу, простреливая реку артиллерией. А там и атаковать можно…
Павел Иванович еще раз вздохнул. Как жаль, что вместо тяжело заболевшего Паскевича должность главнокомандующего занимал Витгенштейн. Собственно, Паскевич – это тоже не Суворов и даже не Баркалай, но все лучше, чем Витгенштейн.
– И что прикажете делать теперь? – спросил командир дружины, озадаченный поведением помощника.
– Что тут делать? Землю копать, – хмыкнул Иванов. – Чем больше накопаем – тем целее будем. Настроим редутов, как против шведов под Полтавой.
Помощник командира, взяв с собой пару ратников из отставных солдат, ушел ставить вешки, размечая направление траншей.
Благо шанцевый инструмент был почти у всех, и первая линия окопов была выкопана уже к вечеру. Но с утра вместо положенного отдыха (поляков-то не видно!), ополченцы получили приказ копать новую линию. Вздохнули, вполголоса обматерили унтера Иванова (ну, не поручика же было костерить, коли ополченцы-то видели – кто командует) и пошли копать. Правда, бывший чиновник, записавшийся в дружину, чтобы не попасть под суд за растрату казенных денег, начал было стенать, что неплохо бы и отдохнуть. Но свои же соратники, вдохновленные словами унтера о необходимости траншементов в военное время, очень быстро объяснили ему, что он неправ…
За два дня ратники 2-й дружины перекопали весь берег. Соседние 1-я и 3-я дружины поглядывали на «землекопов» с недоумением. Их командиры, статский советник да коллежский асессор, от увещеваний поручика Мясникова только отмахивались: «Наше дело маленькое. Поставили – стоим. Прикажут – будем копать. Будем держаться до подхода русского войска. Умрем – но не выдадим!» С унтер-офицером вступать в объяснения они и вовсе не пожелали – мол, видали они и не таких нижних чинов.
Унтер-офицеру Иванову было грустно. На соседей надежды никакой. Не окопаются – и сами полягут, и их подставят. Пройдут ляхи через соседей!
Чтобы хоть как-то укрепить левый и правый фланги, Иванов приказал вбивать в землю заостренные колья и заготовить несколько «волчьих ям». «Отдых» для ратников помощник командира устроил тоже особенный.
– Итак, господа, – поучал Иванов. – Предположим – несется на вас всадник с саблей или пикой. Что от сего будет?
Народ от непривычного обращения «господа» робел, но потом начинал отвечать:
– Карачун нам всем будет. Насмерть зарубят.
– Правильно, – кивнул унтер-офицер. – А если, господа, ему в грудь или в лошадь копье воткнуть? До того, как он вас зарубит? – уточнил Иванов.
– Попасть-то в него трудно, – рассудительно сказал один из ратников. – Всадник-то сверху будет, да и лошадь увертлива. Попади-ка в нее.
– Верно, – одобрительно сказал Иванов. – А если в него не одним, а десятком копий пырнуть?
– Это навроде палисада? – спросил догадливый.
– Правильно говоришь, ратник, – улыбнулся Павел Иванович, вспоминая фамилию парня. М-да, а чего тут не вспомнить-то? – Верно, ополченец Иванов. Представь – скачут на нас паны, а мы навстречу им забор из копий выставили, – многозначительно прищурился командир.
– Так ведь если увидят, господин унтер-офицер, то лошадь подымут повыше – и… гоп, перепрыгнули.
«Пожалуй, – подумал Павел Иванович, – пора поговорить с поручиком о присвоении парню капрала». Но вслух сказал:
– Правильно мыслишь. Только если мы копья в два ряда наставим – не перепрыгнут. Один пониже вкопаем, второй повыше, а там и мы сидим – с копьями.
– А где ж мы столько копий найдем? – раздался озадаченный голос.
– Дубин поставим навроде тебя! – хохотнул ратник Иванов. – Понятно же, жердей нарубим да заострим.
Палисады из заостренных и обожженных для прочности кольев (идея не унтера, а ратников!) были готовы. Унтер, носивший русскую фамилию, с немецкой педантичностью просчитывал: сколько ратников требуется на оборону одной версты, сколько отправить в резерв, кого выделить в караулы и кого назначить санитарами. Его первым помощником стал нарочитый капрал Иванов, которому была поручена вся «саперная» часть, включающая рубку жердей и установку палисадов. Поручик Мясников, как это и положено хорошему командиру, находился во главе резервной тысячи. Впрочем, поручик был человек неглупый, и он был даже рад, что реальным командиром стал простой унтер… Soyez si bon, господа поляки!