Оставив раненых на попечение трех пожилых солдат, бригада двинулась дальше. Когда было пройдено положенное количество верст до следующей речки, где Каховский объявил привал, то вели себя более осмотрительно. Вернее – вели себя как положено! Все вокруг было оцеплено гусарами, а по углам периметра стояли еще и пехотинцы. Солдаты заходили в воду не аки стадо, а поотделенно и повзводно. Принятые меры подействовали, потому что на сей раз никто не напал!
Только-только улеглись, успокоились и начали засыпать, раздались выстрелы. Солдаты принялись выскакивать из палаток, без команды хватать оружие.
– Тушить костры! – орали унтер-офицеры и взводные командиры. – Они, сволочи, на свет бьют!
Костры были затушены, но в темноте преследовать партизан было глупо. Ждали повторного нападения, но оно не последовало. Выяснилось, что один из солдат убит, а случайными выстрелами зацепило двух человек.
На сей раз заснули не сразу. Даже старики-ветераны, помнившие поход по Польше и Франции, не спали. И только-только начали засыпать, как опять раздались выстрелы. На этот раз били прямо по палаткам, белевшим в темноте. Вскочили, начали палить в темноту, не надеясь и попасть – просто от злости.
Больше до утра никто не тревожил, но и солдатам не удалось выспаться. Утром убитых оказалось трое, а еще два десятка раненых.
Невыспавшиеся солдаты были как сонные мухи, спотыкались и при малейшем шевелении веток хватались за ружья.
Вперед, по приказу Каховского, выслали разведчиков – десяток гусар. Им было приказано смотреть за всем, что казалось подозрительным. От мысли пустить по обеим сторонам дороги боевое охранение пришлось отказаться, потому что там чередовались либо болотина, либо бурелом.
Десяток всадников во главе с вахмистром вырвался вперед и оторвался от основных сил едва ли не на версту – гусары, привыкшие за время пребывания в Малороссии к степям, где все видно на десяток верст, приспособиться к здешним краям пока не сумели. Обеспокоенный Каховский послал за ними адъютанта с приказом – поумерить пыл и оставаться в поле зрения…
Прапорщик добрался до разъезда ровно в то время, когда по нему принялись стрелять. «Ахтырцы», обтекая пехоту, помчались на помощь товарищам, но опоздали. Когда основные силы подошли к месту перестрелки, то обнаружился десяток мертвых тел и полуэскадрон, в растерянности галопировавший перед завалом из бревен.
– Приготовиться к бою! Занять круговую оборону! – прокричал полковник Муравьев-Апостол, почуявший засаду.
Нижние чины мгновенно перестроились, встав спина к спине, по две шеренги и взяв на прицел окружающий их лес. Но солдат, привыкший целиться в видного глазу конного или пешего неприятеля, просто не знал – куда стрелять! Невидимый противник палил, укрываясь за деревьями и плотными кустами, каждым выстрелом выбивая одного, а то и двух человек из плотной массы нижних чинов и унтер-офицеров. Пуля, пробившая руку Павла Еланина, завершила свой путь в теле одного из малороссов…
Судя по выстрелам – били из кремневых охотничьих ружей. Это-то и спасло многие жизни. Ну, и еще то, что противников было немного. Армейцы, отчаявшись взять правильный прицел, просто «сыпали» залпами, методически простреливая разные участки леса.
Партизаны, постреляв еще немного, притихли. Каховский, для верности подождав несколько минут, скомандовал:
– Строиться цепью!
«Надо было сразу атаковать! – подумал генерал, злясь на себя и на бандитов. – Позволили превратить себя в мишени!»
Прочесав лес в обе стороны на глубину четырех верст, не обнаружив неприятеля, офицеры дали команду возвращаться к дороге.
Каховский мрачно наблюдал, как солдаты перевязывают раненых и копают могилы.
– Сколько? – отрывисто спросил он у Муравьева-Апостола, которому командиры взводов докладывали о потерях.
– Пятьдесят убитых, сорок пять раненых. Большинство не выживут, – доложил полковник.
– Стало быть, сотня человек, – констатировал генерал. – Как считаете, господин полковник, каких еще сюрпризов следует ждать?
Сергей Иванович не очень любил генералов, пробившихся в чины из бывших, пусть и кавказских, поручиков. Но что делать, приходилось подчиняться. В данном же случае было впору только покачать головой:
– Если только спросить у капитана Еланина. Он из наших малоросских бандитов регулярное войско сделал. Может, есть у него кто потолковей, что разбирается в этих штучках… Я же, Ваше Превосходительство, затрудняюсь ответить. Шестнадцатый год служу, но все больше с регулярными войсками воюю. Но думаю, что тактика гайдамаков тут тоже не подойдет. В степях так главное – набег. А как считаете вы?
– По нашим данным, – стал размышлять Каховский, – отряд Клеопина насчитывает не более сотни человек. Вероятней всего, он отправил человек двадцать в разведку, чтобы те «прощупали» наши силы. Возможно, эти, с позволения сказать, «охотники» будут преследовать нас всю дорогу. Ну, а основные силы укрыты в городе. Клеопин кадровый офицер и защищать город с сотней против тысячи не станет. Значит, либо уйдет в леса, либо, а это вероятней всего – укроется в Тихвинском монастыре. Пушек у него нет, так что монастырь возьмем без большого боя. Ну, в самом крайнем случае можно поджечь Тихвин.
– Нам бы еще до Тихвина дойти, – грустно улыбнулся полковник.
– Дойдем, – уверенно заявил Каховский. – Я знаю эти места. Далее, насколько мне помнится, дорога будет шире. А потом пойдет через поля. Засаду устроить негде.
Генерал-майор Каховский почти угадал тактику партизан. Впрочем, было бы странно ее не понять. Для этого не нужно было служить в лейб-гвардии и набираться опыта на Кавказе. Про «скифские войны» каждый читал еще в детстве, а деяния героев-партизан Отечественной войны были известны не то что военным, а любому штафирке!
Дорога шла между невспаханных, находящихся под паром полей, и солдатам стало гораздо веселее. До ближайшего леса с версту, а на версту даже хороший охотник попасть не сможет. Да и на широкой позиции войско имело больше преимуществ, чем партизаны. Но бандиты вновь умудрились преподнести пакость…
Шагах в пятистах от дороги солдаты заметили блеск ружейных стволов и увидели некое оживление. Особо зоркие рассмотрели, что там вырыт небольшой окопчик, где засело… человек пять-шесть. Ну, в крайнем случае – десять… Офицеры не успели дать команду к перестроению, как раздался залп, скосивший с десяток пехотинцев. После чего злоумышленники, забросив на спину ружья, выскочили из окопчика и бросились бежать к лесу.
Ахтырские гусары, не дожидаясь команды, помчались вдогонку, рассыпаясь полукругом, чтобы охватить беглецов с флангов, отрезать им путь отхода под защиту деревьев. Бандиты убегали «змейкой», сбивая прицелы тех из солдат, кто мог бы бить не на четыреста шагов, а на большее расстояние.
Четыреста шагов пусть и по пашне, заросшей дикой травой, кони и всадники проделали шутя. Командовавший полуэскадроном ротмистр Цыплаков уже отдал приказ: «Сабли – вон!», как убегавшие резко упали на землю. Может, рассчитывали на то, что кони не будут топтать лежачих? Но уже через минуту гусары поняли, что это была всего лишь уловка. Понял это и Каховский, вот только жаль, что поздно!
– Ротмистр, назад! Это засада! – закричал генерал, понимая, что его уже не услышат. – Поворачивайте коней, пся крев!
От опушки раздался слаженный залп. После того, как рассеялся пороховой дым, генерал Каховский увидел, что от полуэскадрона, насчитывавшего в начале марша шестьдесят сабель, осталось не более десятка всадников да десятка три коней, разбежавшихся по полю.
Пехотинцы и пластуны, еще толком и не понявшие – а что же происходит, были приведены в чувство криками своих унтер и обер-офицеров: «Развернуться в цепь! В атаку!»
Солдаты бежали цепями, на ходу примыкая штыки, и были готовы прочесать весь лес, разорвать на мелкие кусочки тех, кто убивает их товарищей. Им было все равно сейчас – сколько врагов они встретят!
Пока солдаты миновали ту злосчастную версту от дороги и до начала опушки, противник, не принимая боя, исчез, словно растворившись. Яростного порыва хватило ненадолго – солдаты запинались за корни, спотыкались о поваленные деревья и закрывались ружьями от веток, бьющих прямо в лицо. Около сотни нижних чинов, оторвавшихся от основной массы, ринулись вперед, поначалу не обращая внимания на то, что под ногами уже не хлюпает, а чавкает.
Бестужев-Рюмин, более молодой и скорый на ногу, нежели Муравьев-Апостол, оказался в передовой группе. Поперву он увлеченно преследовал тех, кто должен был убегать по этому болоту, однако, поняв, что они бегут непонятно за кем и непонятно куда, капитан остановил подчиненных:
– Солдаты, стой! Всем развернуться и отходить! – приказал он.
Будто в ответ посыпался град пуль. Солдаты, попавшие в болото, оказались беззащитными. Трудно заряжать ружье, если при этом стоишь в вязкой и зыбкой почве, которая так и норовит тебя засосать…
Некоторые, бросая оружие, пытались развернуться и уйти обратно. Партизаны, особо не высовываясь, расстреливали увязших в болоте солдат! Одна из пуль угодила в живот Бестужева-Рюмина…
Закричав от боли, капитан (произведенный, кстати, за два дня до рейда!) упал лицом в болото. Умиравшие рядом с ним люди ничем не могли помочь командиру. Невероятным усилием Мишель пополз по жиже в сторону твердой почвы. Там его подхватили те, кто сумел вылезти… Кому повезло меньше, тот остался в болоте.
Солдаты, приученные к суровой дисциплине, покорно шли. Но только каждый второй был теперь чрезмерно подозрительным. Хотя дорога и проходила по чистому пространству, то тут, то там росли кустики, деревья или просто, поросль рогоза. Шли со взведенными курками, и время от времени кто-нибудь стрелял. Ни унтера, ни офицеры ничего не могли сделать, чтобы остановить беспорядочную пальбу, которую солдаты поднимали по всему, что казалось подозрительным…
Дорога затягивалась. К вечеру стало ясно, что вместо положенных сорока верст отряд проделал не более десяти. Ночлег желанного отдыха не принес. Солдаты, нервничающие и дергающиеся от малейшего шума, не могли спать. Костры разводить тоже не рискнули, что означало – ни каши, ни чая вечером не будет.