– Такого я еще не видел, – озабоченно произнес полковник Муравьев-Апостол, когда старшие офицеры собрались на совещание. Из гордости они не стали искать укрытие.
– Да, полковник, наши солдаты трусят! – согласился Каховский. – И, право слово, я уже начал сомневаться – не слишком ли мало мы взяли людей? Возможно, расчеты на то, что Клеопин имеет не больше сотни человек – ошибочны.
– Что же делать? Возвращаться? – спросил майор Терехин.
– Нет, – четко сказал Каховский. – В этом случае город Тихвин может стать плацдармом для вражеских войск. Ну и кроме того…
– Это станет нашим позором, – грустно вздохнул Муравьев-Апостол.
– М-да, – задумался Каховский. – И Батеньков, и Сперанский будут рады моей оплошности…
– Но зато мы сохраним людей, – робко произнес Терехин.
– А что люди? – удивился генерал. – Это революционные солдаты. По возвращению все будут представлены к медали. Кроме того, мы рискуем так же, как и они. А наши жизни в отличии от…
Завершить фразу Петр Григорьевич не успел. Раздался грохот выстрела и генерала Каховского отбросило в сторону…
– Лекаря! – прокричал Муравьев-Апостол, но вспомнил, что того убило еще утром. Когда он попытался оказать помощь генералу, тот отпихнул его руку.
– Оставьте, полковник, – досадливо поморщился Каховский. – Правительству я нужен, пока был в целости и сохранности. Дайте мне водки, если осталось.
– Откройте, – попросил генерал, кивая на флягу. – У меня уже и сил нет… Будете?
Муравьев-Апостол только покачал головой, открыл пробку и отдал баклагу генералу.
– Ну вот, – удовлетворенно сказал Каховский, отхлебнув водки. – Теперь берите карандаш и пишите. Пункт первый. Командование бригадой… нет, зачеркните. Какая уж тут бригада? Так… сводным отрядом после гибели… э-э поручика в отставке, произведенного Временным Правительством в генерал-майоры Каховского поручается полковнику Муравьеву-Апостолу. Пункт второй. В случае невозможности исполнения задания Правительства приказываю сдаться войскам императора Михаила. Теперь – дайте карандаш, я распишусь.
– Разрешение на сдачу в плен… Забавно, – позволил себе улыбнуться Муравьев-Апостол.
Поставив подпись, генерал (или все-таки отставной поручик?) пояснил:
– Мало ли как все сложится. Вы сможете с чистой совестью доложить в Петербург, что исполняли мой приказ.
– А что скажет отряд? – спросил Муравьев-Апостол.
– А не все ли равно? Эту экспедицию мы проиграли. Бистрому нужно было дать мне хотя бы пять тысяч. Потеряв одну-две тысячи, с оставшимися можно было взять Тихвин. Теперь же… Не завидую я вам.
Муравьев-Апостол лишь кивнул. Что толку теперь говорить о несбывшихся возможностях? Нужно решать, что делать дальше.
– Пойдете вперед? – поинтересовался генерал.
– А что остается делать? – пожал плечами полковник. – Покамест есть надежда разгромить мятежников. Иначе Тихвин станет плацдармом для роялистов.
– Когда решили выступить? – поинтересовался Каховский, допивая водку.
Муравьев-Апостол замялся, лишь скользнул взглядом по генералу.
– Дождетесь, пока я умру? – догадался Каховский. – Похвально. Надеюсь, на могиле что-нибудь напишете? Ну, не эпитафию, так хотя бы мою фамилию. Звание не надо, не стоит…
– Вообще-то, я хотел отвезти ваше тело в Санкт-Петербург, – признался Муравьев-Апостол. – Все-таки вы символ восстания.
– Бросьте, – попытался махнуть рукой Каховский, но она лишь бессильно повисла – потерю крови не смогла заменить и выпитая водка. – Мы, чай, не в Древнем Египте живем. Из оболочки моей мумию делать не будут, а так хороши и здесь, в могиле. Да и тушку мою везти, так это опять солдат отвлекать нужно, а вам они нужнее. Так, что, дорогой Сергей Иванович, не мудрствуйте лукаво. Похороните меня тут, а сами вперед, на штурм Тихвина. Кстати, вы знаете, что Клеопин расстреливает пленных офицеров? Между нами, правильно делает.
– Наверное, – пожал плечами Муравьев-Апостол, уже начиная вживаться в роль командира отряда.
– Да, Сергей Иванович, – усмехнулся Каховский краешком рта. – Вы не задумывались, что бы было со всеми нами, если бы Николай Павлович вовремя отдал приказ артиллерии? А Бистром не ударил бы в спину?
– Вероятней всего, – ответно улыбнулся Муравьев-Апостол, – нас бы повесили.
– Это точно, – вздохнул Каховский, откидываясь на спину и закрывая глаза. – Зато в глазах потомков мы стали бы не убийцами, а героями…
Глава шестнадцатаяТихвинский плацдарм
Ноябрь 1826 года. Тихвин
За последнее время жизнь уездного города Тихвина круто изменилась. Счастливый Сумароков, в одночасье ставший поручиком, одарил счастьем и штабс-капитана, «перепрыгнувшего» две ступени. Со второй половины августа стали приходить войска.
Клеопин, городское начальство и все немногочисленные офицеры сбились с ног, размещая прибывающие воинские команды. Под постой занимали не только дома, но даже сараи и сеновалы. Обыватели, которым пришлось изрядно потесниться в собственных жилищах, тихонько выли, но роптать не отваживались.
Прибытие войск шло по-разному. Клеопин уж стал подумывать – а не врут ли карты империи Российской? Может, Белое море находится ближе, нежели Белое озеро? Раньше других явилась толпа мужиков, человек под сто, вооруженная ружьями и гарпунами, пояснив, что они являются архангелогородским ополчением, из лучших охотников-поморов.
Артиллерия, высланная из Москвы вместе с орудийной прислугой из двадцати солдат и при двух офицерах, прибыла раньше, нежели подтянулись гарнизонные команды из уездных городков Новгородской и Вологодской губерний. С еще большим опозданием явился пехотный полк из Вологды. Зато он оказался полностью укомплектован офицерами и тащил при себе две походные кухни, аптекарскую фуру и даже походную кузницу. Самыми последними прибыли гарнизонные солдаты из Белозерска во главе с отставным штабс-капитаном Исаевым, потому что штатный командир куда-то пропал!
Поморы долго не могли сообразить, кто должен стать старшим. В конце концов полковник Клеопин плюнул и сам назначил командира – поручика Сумарокова.
– Как же ими командовать? – с толикой грусти спросил поручик, узнав о назначении.
– А вы, поручик, ими не командуйте, – усмехнулся полковник. – Помнится, довелось мне как-то на Кавказе отряд казаков возглавить. Чечены табун увели, отбить требовалось. Казачки – это вольница, похлеще поморов будет. Только атамана и есаулов своих признают. Так вот, для казаков один лишь способ был: «Делай, как я!». А если вы, господин поручик, все будете делать как надо, а то и лучше – то и командовать не нужно будет! Я ведь после того рейда, когда мы и табун вернули, и чеченов малость пощипали, «Владимира» с бантом получил!
К началу сентября партизанскую войну можно было считать законченной. Остатки «карательной» бригады, оказавшись зажатыми между партизанами и «тихвинской» командой, сдались в плен.
Увы, разгром вражеского отряда, пленение офицеров, долгожданного ордена не принес, но после победной реляции, отправленной Клеопиным в столицу, Сумароков был пожалован штабс-капитаном…
В присутственных местах города Тихвина кипела работа. Согласно указу, вышедшего из недр личной канцелярии Его Императорского Величества и скрепленного августейшей подписью, все унтер-офицеры, нижние чины и ополченцы, примкнувшие к отряду Клеопина до 1 сентября 1826 года, наделялись землей в размере тридцать десятин каждому. Причем «каждый был волен взять землю в том из уездов Российской империи, откуда рекрутирован был на воинскую службу или пошел в ополченцы». Теперь городская канцелярия строчила копии с Указа, скрепляла их печатью города Тихвина и раздавала солдатам по списку, составленному фельдфебелем-интендантом Цветковым.
Появление Указа вызвала ажиотаж среди солдат. За грамотками на землю шли даже те, кто призывался на службу из мещан и купцов, не сумевших купить рекрутскую квитанцию. «Земелька-то, она даже лучше чем деньги! – рассуждали солдаты. – Деньги-то что – пропить да прокутить можно. Или выдадут их ассигнациями. А ассигнация, пока ее получаешь – так вроде бы и много. А тратить идешь – так и нету ни шиша!»
Самыми важными людьми сделались писаря! Каждый из солдат и ополченцев знал, что без землицы не останется, но все равно хотел, чтобы заветная грамотка была составлена пораньше. Случались и неприятные случаи. На днях, например, штабс-капитан Сумароков был вызван в штаб, к командиру отряда…
– Господин штабс-капитан, вы в курсе, что ваши люди вчера напоили писарей? – официальным тоном начал Клеопин.
Сумароков сделал виноватое лицо, развел руками – мол, каюсь, недоглядел…
Подполковник Беляев, исполнявший должность начальника штаба, не выдержал и расхохотался:
– Сегодня присутственные места закрывать пришлось. Городничий рвет и мечет. Жаловаться прибегал с самого утра. Говорит, писаря и делопроизводители всю ночь с поморами пили… Господин полковник разобраться обещал. Кстати, а как ваши подчиненные?
– Да как огурчики, – заулыбался штабс-капитан. – Посты стоят, секреты выставлены. Они же поморы. На белого медведя с рогатиной ходят. Что им сделается?
Клеопин, старался соблюсти сурьезность, но тоже не выдержал:
– Николай, – сквозь смех выдавил он, перейдя на неофициальный тон. – Зачем надо было поить писарей?
– Да чтобы те им грамоты на землю быстрее написали, – объяснил Беляев командиру. – Мои-то «белозерцы» очередь раньше заняли, так вот ополченцы-то и заволновались – а хватит ли землицы?
– Ну и ну, – только и выговорил полковник. – А на кой э-э… леший вашим охотникам на морского зверя земля? Они что, сельским хозяйством будут заниматься? Или – в аренду сдавать? Я что-то не слышал, чтобы земля в Архангелогородской губернии спросом пользовалась.
– Да они и сами еще не знают… Но говорят – «А чем мы хуже?»
– Тоже правильно, – вздохнул Клеопин. – Земля – она и в Сибири земля… Ладно, господа офицеры. Городничий, он ведь не только ябедать приходил. Вчера фельдъегерская почта прибыла, а из-за пьяных писарей городничий сам ее и разбирал всю ночь. Нам в числе прочего – пакет от государя. Токмо касается он не нас, а наших пленных. Так что командуйте, господа, на построение всех, кто в трудниках у владыки служит, и тех, кто в подвале сидит… Построение провели не в стенах монастыря, а за его пределами, на берегу Тихвинки. Из подвалов мятежные солдаты выходили, зажмурив глаза и радуясь пока лишь тому, что вывели на солнце. Трудники из бывших «преображенцев», успевшие отпустить бороды, шли спокойно, покоряясь неизбежному. Ожидали самого худшего – от расстрела, виселицы и до утопления в реке… Когда пленные были построены, откуда-то появился несущийся со всех ног отец игумен. – Ух, успел, – отирая пот с чела, проговорил настоятель. – А где командир-то наш?