Императору показалось, что Дормидонт Кузьмич сейчас скажет «Ну и вас – тоже», но тот промолчал.
– Хорошо, – сдался-таки государь. – Вы что предлагаете?
– Возьмите его к себе, в канцелярию, – предложил секретарь.
– В канцелярию? – недоуменно сказал государь, еще раз взяв в руки прошение. – И что он будет в канцелярии делать? Пишет как курица лапой. А дело делать, так наслышан я… Отправил его Воронцов с поручением, проверить – как там дела в Бессарабии, где саранча прошла. Так он деньги казенные потратил, а в докладе написал… Что-то там про саранчу, которая села и все съела…
– Саранча летела, летела и села; сидела, сидела, все съела и вновь полетела, – немедленно процитировал Евстафьев.
– Вот-вот, – кивнул император, у которого при слове «съела» забурчало в животе. – Где я ему саранчу найду? Ладно, подумаем, что с вашим… нашим… великим поэтом делать, – смилостивился государь, отправляясь-таки в столовую.
Старый русофил князь Голицын перебрался во флигель, оставив государю всю резиденцию, а также кухню и повара. Теперь Его Императорское Величество был вынужден довольствоваться русской кухней. Все сытно, вкусно, но просто. Вот и на завтрак государю были предложены гречневая каша с увесистым куском свиного бока (не иначе, свинка приготовлена целиком, а не кусочками!) и блины с начинкой из рубленого мяса. Единственная уступка, сделанная государю, был крепкий чай, который он предпочитал кофию.
Кто бы еще года полтора назад сказал Михаилу, что он обойдется без лимбургских сыров, страсбургских паштетов, трюфелей и свежего винограда, то он бы… Смеяться б в лицо не стал – воспитание не позволяло, но сильно бы удивился. Теперь же одна только мысль об иноземных яствах перебивалась мыслью – а как там они? Елена, Сашенька? Дочка, верно, уже на своих ножках ходит. А ведь там и ходить-то негде – от одной стены камеры до другой…
Захотелось сделать что-нибудь. Ну, хотя бы стукнуть по столу кулаком так, чтобы все полетело вдребезги.
Михаил Павлович пришел в себя от странной тишины. Поднял голову. Лакей Терентий, имевший чин камер-фурьера, замер, зажмурив глаза, а фон Лямме, вытянувшись в струнку, показывал всем своим видом – скажи, государь! Ну, скажи, кому в глотку вцепиться?
Император отогнал наваждение, усмехнулся правой стороной рта.
– Извините, – бросил куда-то в пустоту. Переведя взгляд на адъютанта, спросил: – Что там у нас?
Фон Лямме – вот, что значит немец! – мгновенно взял себя в руки.
– На после завтрака, а если точнее – на семь тридцать пять, Ваше Величество, был назначен Его Высокопревосходительство Канкрин. Егор Францевич уже в приемной.
– Спасибо, Генрих Генрихович, – поблагодарил император, славящийся тем, что помнил имена-отчества всех ближних офицеров, а также и тех, с которыми ему довелось общаться.
Поблагодарив лакея (простым кивком, но и этого было много – обычно прислугу воспринимали как часть мебели!), император прошел в приемную, где его ожидал министр финансов.
Егор Францевич (по настоящему-то, Георгий Людвиг) – немец, да еще и лютеранин, был таким русским, что и среди природных русаков редко встретишь! Михаил Павлович уже многократно благодарил Господа, что во время восстания Канкрин оказался в Москве. До сих пор не было времени поговорить с министром финансов обстоятельно. Да и министерства как такового раньше не было. Егор Францевич собирал людей с бору по сосенке, вытаскивая толковых чиновников из губернских канцелярий.
В последнее время Михаил Павлович взял себе за правило – перед тем, как беседовать со своими министрами и ближайшими сподвижниками, изучить как следует тот вопрос, который собираются обсуждать. Не зря же он штудировал труд экономиста. Понятно, что министры знают свое дело в сто крат лучше, чем он, но выглядеть полным невеждой не хотелось!
На приемах у государя министру положено стоять, но Михаил Павлович отошел от этих правил – заметил как-то, что разговор идет гораздо легче, если собеседник сидит. И не на краюшке стула, в конце стола, а напротив, глаза в глаза. Еще – разговор идет лучше, если он идет тет-а-тет. Посему в последнее время император не брал с собой даже секретаря.
– Итак, Егор Францевич, как у нас обстоят дела? – спросил император.
– Ваше Величество, какие сведения вас интересуют? Доходы? Расходы? – осторожно поинтересовался министр.
– Если можно – доходы и расходы, но только – в самых общих чертах, без изобилия цифирь. Я в них все равно ничего не понимаю. Подождите…
Михаил Павлович быстро встал, подошел к рабочему столу, взял чистый лист бумаги и карандаш. Вернувшись, кивнул:
– Что ж, господин министр, я готов…
Канкрин несколько недоуменно посмотрел на своего государя, собиравшегося поработать секретарем (при Александре Палыче такого не было!), но вслух удивления не высказал.
– Позволю себе сообщить, что полный отчет за минувший год может быть сделан не раньше марта. Сейчас же только предварительный, если угодно Вашему Величеству…
– Угодно.
– Доходная часть бюджета составила около двухсот миллионов рублей.
– Это много или мало? – перебил император. Записав число, уточнил: – По сравнению с более спокойными годами. Скажем, с осьмсот двадцать четвертым.
– По сравнению с двадцать четвертым – четвертая часть. Вас интересуют причины? Разумеется, серьезные потери мы понесли из-за того, что Санкт-Петербургская таможня – основной источник прибыли, оказалась в руках мятежников. Таможни в Польше приносят доход полякам… Таким образом, таможенные пошлины принесли доход в пять миллионов против прежних пятидесяти.
– Удивительно, что вообще что-то принесли, – заметил император.
– Согласен, Ваше Величество. Архангельский порт не очень оживлен, а черноморские порты работают не на ввоз товаров, а на вывоз. Парализована деятельность таможен в Лифляндии.
– Но, насколько я помню, – сказал Михаил Павлович, – главным источником дохода для нас является подушная подать.
– Безусловно. Вот тут и есть главная проблема. Мы собрали подати лишь с государственных и дворцовых крестьян. С частновладельческих— с бывших частновладельческих крестьян – собрано лишь двадцать пять миллионов. Дело даже не в том, что крестьяне не хотят платить – хотя есть и такие, а в том, что не создан новый механизм сбора налогов. Раньше в частновладельческих землях ответственность за сбор подателей лежала на помещиках. Теперь же…
– Далее можете не продолжать, – сказал Михаил Павлович. – Отмена крепостного права была не подготовлена, Манифест о свободе принят скоропалительно. Ежели бы все было продумано заранее, то помещиков на какое-то время обязали исполнять свои прежние обязанности. Так?
– Ваше Величество, я такого не говорил, – сказал Канкрин, вставая со стула, но повинуясь жесту государя, сел обратно. – Я прекрасно понимаю, почему вы это сделали и, могу твердо сказать, что вы были правы. Отмена крепостного права выбила почву из-под ног у мятежников, лишила их материальной базы. Думаю, что в самое ближайшее время мы сумеем вернуть все на круги своя. Я уже имел разговор с министром внутренних дел. Завтра-послезавтра мы представим на ваше утверждение инструкцию для губернаторов.
– И что за инструкция?
– Мы просчитали недоимки по всем губерниям. Губернаторы получат указание распределить их по уездам. А уж в уездах капитан-исправник и городничий назначат казначея, ответственного за сбор податей. Я думаю, что в бывших частновладельческих владениях сбор налогов будет проходить так же, как раньше в государственных землях. То есть ответственными будут являться сами крестьянские общины. Но для этого понадобится какое-то время.
– А что у нас с государственными заводами?
– За исключением тех, что оказались в черте Санкт-Петербургской и Новгородской губерний, в Малороссии – все без изменений. Там у нас уже лет десять как используются лишь наемные работники. Но потери составили около тридцати миллионов.
– Понятно, – задумчиво произнес император. – С доходами ясно. А как с расходами?
– Расходная часть бюджета составила около двухсот двадцати миллионов рублей. Дефицит – двадцать миллионов. Основная статья – расходы на армию. Было заложено сто миллионов рублей. Собственно, мы уложились в эту сумму.
– Странно, я считал, что в связи с последними событиями расходы должны возрасти.
– Реально, с учетом потерь от мятежа, с дополнительным финансированием Особого корпуса генерала Ермолова – виноват, армии – расходы составили восемьдесят миллионов рублей. На флот было заложено тридцать миллионов рублей. Но реально потрачено лишь десять миллионов. Экономию дал отсутствующий Балтийский флот. Далее – в минувшем году истек срок расчёта по займам Парижскому дому Ротшильдов. Кредит составлял тридцать один миллион рублей, под пять процентов.
– Спасибо, Егор Францевич, можете не продолжать. Стало быть, вопрос стоит так – где изыскать недостающие двадцать миллионов рублей? Допечатать?
– Если прикажете – допечатаем. Но я бы, Ваше Величество, не стал такого предлагать. На территории Российской империи в обращении находится около миллиарда рублей бумажными деньгами. Это не считая того, что было напечатано Наполеоном. – Видя недоуменное лицо императора, Канкрин пояснил: – У Наполеона была «милая» привычка – перед вторжением в чужую страну производить массированное вбрасывание фальшивых денег. К слову – очень скверно выполненных. Зато фальшивые ассигнации способствовали попаданию в двух зайцев – подрывали денежное обращение страны и способствовали тому, чтобы население охотнее брало оккупационные деньги.
– Даже и не знал про такое, – удивленно помотал головой Михаил Павлович. – Всегда относился к Буонопарту только как к полководцу.
– Наполеон был очень расчетливым политиком, Ваше Величество.
– М-да… – задумался государь. – Не обессудьте, Егор Францевич… Про инфляцию я имею самые смутные представления. Скажите, а чем нам грозит обесценивание бумажных денег? В двух словах.
– Если в двух словах… Стоимость денег падает каждодневно, а сборы остаются в старых номиналах. Если еще проще. Вы как государь планируете купить оружие и порох для солдат за три рубля, взяв эти три рубля с крестьянина. Но когда вы получаете три рубля, порох и оружие будут стоить четыре. Вопрос – где взять недостающий рубль? Вы запускаете печатный станок, выпускаете искомый рубль. Но ваш рубль – это пустая бумажка. Он ничем не подкреплен. В свое время покойный император Александр попытался изъять из обращения лишние деньги, но, увы. Не было средств для обмена. Да и многим помещикам было выгодно платить долги падающим рублем в виде ассигнаций. Нужно проводить не изъятие, а полномасштабную реформу по оздоровлению финансов. Необходимо сделать единой монетной единицей серебряный рубль, а не так, как сейчас, когда есть и серебряный рубль, и медный. Без этого мы не будем иметь ни налогов, ни промышленности.