На прозу Эверса заметно повлияли чтение Эдгара По, которому он в 1905 году посвятил эссе, и путешествия – сначала по Европе (он особенно полюбил Капри), затем по Карибскому морю и Латинской Америке (1906), Индии, Китаю и южным морям (1910). Результатом стали увлекательные путевые заметки «Своими глазами» («Mit meinem Augen», 1909) и «Индия и я» («Indien und ich», 1911; русский перевод – 1924). Из героев нашей книги так много и так далеко путешествовал только Бальмонт. Из дальних странствий Ханс Хейнц привез множество впечатлений и сувениров, знакомство с экзотическими культами, гашишем и мескалином, но главное – ощущение себя «человеком мира». «Безусловно, его домом была Европа, – писал он в «Вампире» о Франке Брауне. – Он чувствовал себя как дома в Вене и Берлине, в Мюнхене и на Рейне. Ничуть не меньше его домом были Бретань, Прованс и Париж. И Италия – ну, конечно! Тоже и в Андалузии, Мадриде, Стокгольме, в Будапеште и Цюрихе и Антверпене. <…> Был ли он немцем? Только из-за того, что ему случилось родиться на Рейне? Разве он не знает множество других языков и не говорит на них чаще, чем на немецком?»
«Настоящий» Эверс начался сборниками «Ужасы» («Das Grauen», 1907; русский перевод – 1911) и «Одержимые» («Die Besessenen», 1908; русский перевод – 1908), выдержавшими к 1920 году соответственно 54 и 34 издания (одно издание обычно составляло тысячу экземпляров). Обе книги неоднократно выходили по-русски и легко находимы, что позволяет не задерживаться на них надолго, ибо главное впереди.
«С помощью этих историй Эверс погружается в мир бессознательного и подсознательного, необъясненного и необъяснимого»[356]. Его новеллы напоминают «таинственные рассказы» По и «жестокие рассказы» Вилье де Лиль Адана (оба названия со строчной буквы как жанровые обозначения). Я бы назвал их также «неприятными» или «мучительными»{165}, подобно многим рассказам Сологуба и некоторым – Брюсова. Драматического эффекта Эверс достигал за счет подчеркнуто будничного, если не протокольного тона, – как будто речь шла о вещах обыденных и реально случившихся, – хотя оставлял возможность символического или аллегорического прочтения. Подумаешь, некто превратил сердца французских королей в прах и смешал с нюхательным табаком («Сердца королей»). Подумаешь, некто похитил и мумифицировал девушку, а потом выдал ее за подлинную древнеегипетскую мумию («Бессмертная красавица»). Подумаешь, три человека по неизвестной причине повесились в одном и том же номере парижской гостиницы. Четвертый разгадал секрет: девушка за прялкой в окне напротив – на самом деле паучиха, парализующая волю самцов-мужчин и убивающая их, – и сам повесился, когда девушка показала ему, как это сделать, но оставил записи о происходившем. Дом напротив, как позже выяснилось, пустовал много месяцев, а в губах самоубийцы был зажат большой раздавленный паук… но, говоря словами поэта, «между явью и сном как границу я здесь проведу?» («Паук»). Подумаешь, некто был то мужчиной, то женщиной, причем не психологически, а физически, телесно, и сам себя убил от ненависти к другому облику («Смерть барона фон Фриделя»). Всё обыденно. «Несколько лет тому назад сидели мы как-то в клубе и беседовали о том, каким образом, при каких обстоятельствах каждый из нас встретит свою смерть» («Конец Джона Гамильтона Ллевелина»). Однажды играли в карты у конногвардейца Нарумова…
«Молодой человек, который смотрел на мир несколько иными глазами, чем окружающие» из «Утопленника» – точная автохарактеристика. «Две области – сияния и тьмы – / Исследовать равно стремимся мы», – сказал Баратынский. Эверс, как все декаденты, явно предпочитал область тьмы. Но это не значит, что он был на ее стороне. Как сказал другой поэт, «имей глаза – сквозь день увидишь ночь». Это про Эверса.
Первый роман Эверса «Ученик чародея{166}, или Охотники за дьяволом» («Der Zauberlehrling oder die Teufelsjäger», 1910; русский перевод – 2016) оказался литературно и коммерчески успешным. Читатели впервые познакомились с Франком Брауном – космополитом, globtrotter’ом (как это перевести одним словом?), испытателем тайн жизни и природы, авантюристом и философом, родившимся «в первую неделю ноября». На вопрос: «Кто вы?» – этот предшественник Индианы Джонса ответил: «Простой смертный. Я умею читать и писать». Собеседник понял, потому что уже слышал его объяснение: «Самое важное – уметь читать. Это значит – видеть, познавать. И потом нужно уметь писать, то есть творить».
Встретив в горной итальянской деревушке секту фанатиков, называвших себя «охотниками за дьяволом» и исповедовавших публичное покаяние, Браун поставил опыт по манипулированию людьми. Сперва убедил их недалекого предводителя, что тот – пророк Илия и что спасения можно достичь лишь бичеванием… и адепты принялись радостно истязать себя и друг друга. Затем под гипнозом внушил дочери трактирщика Терезе, с которой завел интрижку, что она – святая и призвана спасать остальных. Девушка и односельчане охотно поверили – Эверс писал прежде всего о колоссальном потенциале слепой веры, сокрытом в простых, нерассуждающих людях. Эту веру легко вытащить наружу и использовать в своих целях. Браун – не Робур-завоеватель из романов Жюля Верна и не его позднейшее русское отражение, инженер Гарин. Господство над миром ему не нужно, он просто экспериментировал, но результаты привели его в ужас. Сначала Тереза, признанная святой, велела распять и убить глухонемого сироту как искупительную жертву, затем распять саму себя, а Брауна – пронзить ее копьем, которое пришлось заменить банальными вилами. «Ученик чародея» не справился с разбуженными им демонами в обличье сельчан, которые под угрозой физической расправы заставили его вонзить вилы в тело беременной от него Терезы. Только после этого его отпустили и позволили сбежать…
Мастер «ужастиков» разминал руку. Главный успех выпал на долю следующего романа – «Альрауне. История одного живого существа» («Alraune. Die Geschichte eines lebenden Wesens», 1911; русский перевод – 1912): к 1921 году он выдержал 228 изданий против сорока у «Ученика чародея». Это самая известная книга Эверса.
О чем она?
История жизни и смерти девушки, которую родила проститутка, оплодотворенная семенем казненного преступника, и которая обладала чудесными способностями.
Не слишком ли даже для декадентского романа?
История эксперимента по искусственному оплодотворению с многочисленными криминальными последствиями.
Научная фантастика? Мистика? Детектив?
И первое, и второе, и третье, а также психологический и социальный роман.
То, что кажется самым невероятным, Эверс не придумал, а взял из старинных преданий и трактатов. Альраун – немецкое название мандрагоры{167} лекарственной (Mandragora officinarum), ядовитого растения рода Мандрагора семейства Пасленовые. Оно обладает галлюциногенным действием и содержит алкалоид скополамин, фигурирующий в шпионских романах и фильмах как «сыворотка правды». О свойствах мандрагоры известно с древних времен. «Оно употреблялось прежде как снотворное средство, даже при операциях в знаменитой медицинской школе в Салерно, – повествует в романе адвокат Манассе. – Листья курили, а из плодов приготовляли любовные напитки. Они повышают чувственность и делают женщин плодовитыми. Но главную роль играет корень растения».
Формой корень мандрагоры может напоминать маленькую человеческую фигуру – во всяком случае, при некоторой доле фантазии. Поэтому он ценился у колдунов: чем больше корень похож на человека, тем лучше, особенно если видно, женская это фигура или мужская. С ним связано поверье, которое Эверс положил в основу романа. «В Средние века во время Крестовых походов зародилось и германское предание об альрауне, – продолжал эрудит Манассе. – Преступник, распятый обнаженным на кресте, теряет свое последнее семя в тот момент, когда у него ломается позвоночный столб. Это семя падает на землю и оплодотворяет ее: из нее вырастает альраун, маленький человечек, мужчина или женщина. Ночью отправлялись на поиски его. В полночь заступ опускался в землю под виселицей. Но люди хорошо делали, что затыкали себе уши, потому что, когда отрывали человечка, он кричал так неистово, что все падали от страха. Потом человечка относили домой, прятали, давали ему каждый день есть и по субботам мыли вином».
Фантазии современного декадента не сравниться с воображением людей Средневековья! Впрочем, и те не просто фантазировали, но отталкивались от реалий, в данном случае – формы корня. «Он приносил счастье в суде и на войне, – пояснил Манассе, – служил амулетом против колдовства, привлекал в дом богатство (и помогал находить клады! – В. М.). Располагал всех к тому, у кого он хранился, служил для предсказаний, а в женщинах возбуждал любовный жар и облегчал им роды. Но, несмотря на всё это, где бы он ни был, всюду случались несчастья. Остальных обитателей дома преследовали неудачи, во владельце своем он развивал скупость, развратные наклонности и всевозможные пороки. А в конце концов, даже губил его и ввергал в ад».
Поводом к импровизированной лекции послужил альраун – «коричневая пыльная палка из окаменевшего дерева, напоминавшая своим видом дряхлого человека в морщинах», – который среди прочих редкостей висел на стене в доме советника юстиции Гонтрама и внезапно сорвался с гвоздя, чуть не убив служанку и перепугав гостей. Минутой раньше один из них – тайный советник Якоб тен-Бринкен – рассказывал об опытах по искусственному оплодотворению животных, а княгиня Волконская заинтересовалась, применимо ли это к людям. «Конечно, ваше сиятельство! Дядюшка как раз занят сейчас этим», – ответил за ученого племянник, «молодой, свежий, красивый студент» по имени Франк Браун.
Браун оказался первым, кто «сложил два и два». Уговорив дядю выпросить корень у Гонтрамов, которые охотно отдали ему «палку», он предложил поставить дерзкий эксперимент – создать альрауна медицинским путем, оплодотворив спермой казненного преступника «проститутку, самую бесстыдную… которая рождена для разврата, не такую, которая продает тело из нужды, которую кто-нибудь соблазнил». Потому что, согласно Брауну, «земля – это женщина, она вскармливает семя, которое повергается в ее чрево, дает взрасти, расцвести и принести плоды.