<…> Но земля также и вечная проститутка… никому не отказывает она в своем развратном теле». «Ты сделаешь это, дядюшка, – вдохновенно заключил свой монолог Браун. – Ты должен это сделать. Тебе дано нечто – что дается одному из миллионов людей».
Богатый, уважаемый, обладавший обширными связями, дядюшка Якоб воплотил в жизнь фантазию племянника. Сперма казненного убийцы Петера Нерриссена оплодотворила проститутку по имени… Альма Рауне (совпадение?), которая под договором с доктором поставила подпись «Ал Рауне» («замечательная случайность», отметил тот), а потом умерла после мучительных родов. Появившаяся на свет девочка, «находясь еще в материнской утробе, подняла невероятный крик… точно ребенок при насильственном отделении от матери испытывал невероятную боль». Труп Альмы отдали в анатомический театр, где кандидат Фасман сделал из ее черепа стакан для игры в кости, поскольку «у него уже было пять костей из скелета казненного убийцы Нерриссена и недоставало как раз стакана», а «стакан из черепа приносит в игре невероятное счастье». Принимавший у Фасмана экзамен профессор тен-Бринкен попросил подарить ему стакан и кости. «Он бы, наверное, отказал, если бы не чувствовал себя очень слабым в гинекологии и если бы как раз этот профессор не считался таким строгим и страшным экзаменатором. Факт тот, что кандидат все же успешно сдал экзамен: таким образом, стакан все-таки приносил счастье, пока он им обладал». Типично эверсовская история!
Начинающаяся вслед за этим вторая часть романа – они не обозначены, но два «интермеццо» делят книгу на три примерно равные части – повествует о том, как росла и взрослела Альрауне тен-Бринкен, записанная дочерью профессора. Тихий и спокойный ребенок страшно кричал всего однажды – когда ее крестили. Дальше всё пошло согласно преданию. Сначала умер доктор Петерсен, ассистент тен-Бринкена, делавший ребенку пустяковую операцию и получивший заражение крови. Потом дядюшка Якоб настолько разбогател благодаря «земле» – от кладов, которые в изобилии находил в своих владениях или скупал за гроши у окрестных крестьян, до спекуляций с земельными угодьями, – что продал клинику и бросил профессуру. «Это Альрауне, – говорил он, улыбаясь». И снова эверсовская история. Купив «из милости» за 50 пфеннигов «старый хлам» у старика-инвалида Брамбаха, тен-Бринкен продал музею один артефакт оттуда за пять тысяч марок. У того же инвалида он купил за одну марку билет церковной лотереи и выиграл 50 тысяч марок. «Старого Брамбаха, который почти навязал ему эти билеты, он отблагодарил: подарил пять марок и устроил так, что тот стал получать из вспомогательной кассы для старых инвалидов ежегодную пенсию в 30 марок».
В монастыре, где она воспитывалась, Альрауне подговаривала девочек жестоко мучить животных, но сама ни в чем не была уличена. В пансионе, куда ее пришлось перевести, она «стала мучить как подруг, так и учителей и учительниц» и снова «никогда не попадалась… хотя все были убеждены, что она истинная виновница шалостей. <…> Странно: после каждой новой проделки девочки ее любили сильнее и сильнее. Жертвы ее, правда, всякий раз роптали, но другие были на стороне Альрауне». Когда у повзрослевшей девушки появились поклонники, с ними происходили ужасные истории, обычно заканчивавшиеся смертью. И только Якоб тен-Бринкен, прилежно фиксировавший все события ее жизни, был в восторге, потому что продолжал богатеть. «С тех пор как вернулась домой Альрауне, он еще смелее брался за дела, уверенный в своем неизменном успехе. Для него не существовало ни препятствий, ни сомнений, ни опасений. <…> Твердо веря в свою силу и счастье, он нередко совершенно открыто нарушал закон».
Эверс часто кажется циником, но, как многие декаденты, он – реалист, срывающий «все и всяческие маски», и моралист. Он сразу предупредил читателя, что альраун «во владельце своем развивал скупость, развратные наклонности и всевозможные пороки». К скупости и жестокости у старого тен-Бринкена прибавилось похотливое влечение к Альрауне – как он думал, своей игрушке. Вышло наоборот: это он стал ее «безвольным рабом», забросил дела, на него посыпались судебные иски и жалобы… а фортуна отвернулась. Когда власти обвинили его в совращении тринадцатилетней девочки (тайный советник «проверял», на что еще способен) и отдали приказ об аресте, адвокат посоветовал бежать за границу. Якоб согласился, если Альрауне поедет с ним. Альрауне отказалась, понимая, к чему это приведет. Тен-Бринкен переписал завещание, назначив «живое существо» наследницей, а племянника ее опекуном со злорадной мыслью: «Если уж суждено погибнуть так жестоко, то пусть и Франк Браун, вселивший в него эту мысль, разделит его участь». После чего повесился и отправился в ад.
Третья часть романа – история поединка Брауна, уже взрослого и опытного, объехавшего полмира, с Альрауне. Поединок начался с улаживания дел по наследству, в чем «маленькая воспитанница» проявила «логику, которая была ясна и жестока, как острый нож», заявив: «Я не хочу спасать ничью жизнь. И у меня нет никакого желания делать хорошее доброе дело». Как только он прочитал хронику жизни Альрауне, всё сразу прояснилось. «Ведь он создал ее: он, Франк Браун. Мысль принадлежала ему, и дядюшкина рука была лишь орудием. <…> Из темного леса Непознаваемого он добыл редкий причудливый плод. Нашел хорошего садовника и отдал ему. И садовник бросил семя в плодородную землю. Полил, взрастил росток и воспитал юное деревце. А теперь он вернулся – и увидел перед собой цветущее дерево. Оно ядовито: кто лежит под ним, того касается ядовитое дыхание». Браун думал, что, вдохнув много разных ядов, выработал иммунитет к ним. И ринулся в бой… сорвав с «воспитанницы» платье, – что еще могло быть в декадентском романе?
Мучительная страсть с вампирическими нотами – любимая тема Эверса! – закончилась печально и закономерно: страдавшая лунатизмом, Альрауне сорвалась с крыши и разбилась насмерть. «Добр закон, добра строгая норма, – не по-декадентски заключил писатель. – Добро – Господь, создавший их, – добр человек, их уважающий. Дети же Сатаны дерзновенной рукой ломают скрижали вечных законов. Им помогает злой дух, могучий властелин, – он создает по собственной горделивой воле – создает вопреки природе. Творения его вздымаются все выше и выше – и все-таки падают и погребают в падении своем дерзновенных детей Сатаны».
Последняя часть трилогии «Вампир» («Vampir», 1921; русский перевод – 2018) потребует от нас хронологически забежать вперед, поскольку действие романа началось в «день, когда весь мир возопил в едином плаче, который был подхвачен и пронесен по всей земле, под водой и по воздуху: дикий крик об убийстве в Сараеве» – с убийства 30 июня 1914 года сербскими националистами наследника престола Австро-Венгрии эрцгерцога Франца Фердинанда и его жены. Событие запустило механизм новой европейской войны, которой суждено было перерасти в мировую. Ее можно было предотвратить, но никто этого не сделал…
Франк Браун снова до болезни затосковал в родной Европе и отправился «насладиться знойным жаром тропиков, вдохнуть уединенность пустынь, утолить свои страсти в ледяной бесконечности океанов». После череды опасных приключений на суше и на море в Южной Америке – известие о начале войны в Европе застало его по пути – он оказался в Нью-Йорке, где включился в прогерманскую пропаганду, а затем стал центром немецкой шпионской сети во всей Северной Америке, захватив и опаленную гражданской войной Мексику. Это наименее декадентская, наиболее авантюрная и, скажем прямо, бульварная часть трилогии. «Вампир» написан в расчете на массовую аудиторию, охочую до эротики – Браун окружен бьющимися за него роковыми красавицами – и экзотики, вроде подробного описания революционной (или разбойничьей – как посмотреть) армии Панчо Вильи и боя быков. Многие страницы посвящены тому, что действительно интересовало автора: значение и чудесные свойства драгоценных камней, действие наркотиков, древние пророчества, жестокий культ Астарты в разных обличьях (одно из них – героиня романа Лотте ван Несс), ритуальное детоубийство во славу богов, оборотни-тигры. О таких вещах он писал подробно и со знанием дела, в результате чего книга получилась затянутой и перегруженной деталями. Если искать аналогии, можно вспомнить «Творимую легенду», а у Брауна немало общего с Триродовым. Немецкий перевод трилогии Федора Сологуба вышел в 1913 году в том же мюнхенском издательстве Георга Мюллера, которое выпустило большинство книг Эверса. Ханс Хейнц мог прочитать или хотя бы просмотреть роман русского собрата… а мог и не обратить на него внимания.
После успеха «Альрауне» Эверс активнее пробовал себя в новых жанрах. Вместе с поэтом Марком Анри переводил на немецкий французские народные песни и оперные либретто, писал предисловия к многочисленным переводам – от Боккаччо и Казановы до Уайльда и Вилье де Лиль Адана, редактировал книжную серию «Галерея фантастов», стал киносценаристом и кинопрокатчиком, оценив возможности нового искусства. Фильм Стеллана Рюе «Пражский студент» (1913) по сценарию Эверса, смешавшего мотивы По и Гофмана с романтикой старой Праги, которую снимали на натуре, критики считают первым настоящим фильмом ужасов; позже были сделаны три ремейка («Альрауне» экранизирован пять раз). «В кино Эверс решал те же вопросы, что и в литературе, и мотивы разрабатывал те же, заимствуя ли у кого-то либо создавая сам, – отметил Евгений Перемышлев. – <…> Фильм открыл Прагу с ее улицами, с ее домами и легендами. Чтобы что-то видеть – надо уметь смотреть. И увидел этот город, почувствовал его таинственность именно Эверс. Он открыл ту страну, которую впоследствии станут описывать так странно, так тщательно. Но чуть позднее. Только через два года будет написан Г. Майринком “Голем”, хотя Майринк и живет в Праге, хотя изучает уже оккультные науки. И еще чуть позднее появятся фильмы самого Пауля Вегенера (исполнитель одной из главных ролей в «Пражском студенте». – В. М.) о Големе. Потом, потом. Всё будет позже»[357]