.
Мировая война застала Эверса в США, где ему пришлось задержаться на шесть лет. «Нью-Йорк – это самый романтичный во всем мире город – здесь все еще темнейшие Средние века! – восклицал он устами своего героя в «Вампире». – Но что его делает таким омерзительным и что лишает его патины Ренессанса, так это то, что он весь накрыт приторным масляным соусом англо-саксонского лицемерия». Подружившись с Джорджем Виреком, который позже назвал Ханса Хейнца «экзотичным, садистичным, сатаничным и мило-человечным», писатель занялся пропагандой, выступал с речами, печатался в «The Fatherland» и газетах, выпустил сборник «Немецкие военные песни» («Deutsche Kriegslieder», 1914). В феврале – марте 1915 года приятелям пришлось давать показания по делу о фальшивом американском паспорте для Ричарда Стеглера, он же Рихард Штеглер, резервиста германской армии, который хотел вернуться на родину без риска попасть в руки англичан. По словам Вирека, Штеглер явился к нему с просьбой помочь в получении документа, но «я выразил изумление, как он может просить меня, американского гражданина, заниматься подобными вещами». Он отправил визитера к Эверсу, который «интересуется своеобразными людьми с точки зрения психологии», но тот заподозрил провокацию и выпроводил незваного гостя. Ханс Хейнц мог иметь отношение к «паспортному бизнесу», хотя вряд ли был так плотно вовлечен в него, как Франк Браун. Но чем круче вымысел, тем лучше продается роман.
Писатель не забывал своих издателей в Берлине и Мюнхене. К регулярно допечатывавшимся прежним книгам прибавились новые, порой включавшие давние тексты, «Распятый Тангейзер и другие гротески» («Der gekreuzigte Tannhäuser und andere Grotesken», 1916) и «Мои похороны и другие необычайные истории» («Mein Begräbnis und andere seltsame Geshichten», 1917). Неистощимая фантазия Эверса генерировала новые сюжеты, но рассказы казались сделанными по одному лекалу, написанными по инерции, коль скоро есть спрос. В гротесках сильнее зазвучали сатирические мотивы, как в истории еще 1910 года про «страшно знаменитого писателя», в котором можно узнать самого автора. «В доме у писателя, в огромном зале, двенадцать барышень сидели за двенадцатью большими пишущими машинками. Они стучали весь день, двенадцать часов подряд, до восьми часов вечера, до тех пор, пока на смену им не приходили другие двенадцать барышень и продолжали стучать всю ночь напролет. А писатель всегда сидел в этой стукотне у своего письменного стола и диктовал двенадцати барышням двенадцать своих сочинений. А сам он писал в это время тринадцатое» («Свободный брак»).
В апреле 1917 года США объявили войну Германии, но лишь в июле 1918 года Эверс был интернирован как «вражеский подданный». Домой он вернулся только через два года, после того как президент Уоррен Гардинг заключил мирный договор с Германией. В ноябре 1921 года Эверс отметил юбилей, к которому были приурочены издание «цитатника» его высказываний на разные темы и биографии, написанной Крюгером-Вёльфом. «С принятием всего чудесного, необъясненного и необъяснимого, с верой в побеждающую и очевидную силу мысли как источника всей жизни, – восклицал агиограф, – Ханс Хейнц Эверс не только вновь обрел потерянную страну детских сказок и старинных мифов, но сделал ее более красивой, богатой, широкой – просто безграничной, как сам мир!»[358] За этим последовали очередные «необычайные истории» «Кошмар» («Nachtmahr», 1922), окончание шиллеровского «Духовидца» («Der Geisterseher», 1922), очерки «По семи морям» («Von sieben Meeren», 1927), романы: «Муравьи» («Ameisen», 1925) – описание муравейника как человеческого общества (с возможностью обратного сравнения); «Найденыш» («Fundvogel», 1928; русский перевод – «Превращенная в мужчину», 1995) – об операции по перемене пола; «Пражский студент» («Der Student von Prag», 1930) – переделка сценария, иллюстрированная кадрами из фильма. А дальше случилось то, что повлияло на оставшуюся жизнь и посмертную репутацию писателя.
Инскрипт Ханса Хейнца Эверса Джорджу Сильвестру Виреку на авантитуле неизвестной книги. 22 февраля 1922 г. Собрание В. Э. Молодякова
Высокомерно презиравший политическую «возню», Эверс в 1920-е годы увлекся ею. Реалии веймарской Германии, доведшей либерально-буржуазную «умеренность и аккуратность» до карикатуры, внушали ему еще большее отвращение, чем реалии имперско-буржуазного Второго рейха Гогенцоллернов. Он вступил в крайне правую Немецкую национальную народную партию и нашел героев эпохи в бойцах фрайкор – добровольческих корпусов, возникших после Первой мировой войны, в условиях хаоса и разложения. Фрайкор подавляли выступления левых радикалов, коммунистов и сепаратистов: на их счету убийства Карла Либкнехта и Розы Люксембург в Берлине, разгром Баварской советской республики и выступлений силезских поляков. Многие из них стали нацистами, некоторые – антинацистами. Бойцам фрайкор Эверс посвятил роман «Всадник в немецкой ночи» («Reiter in deutscher Nacht», 1932). Ничего не могу сказать о нем – не читал.
Затем Ханс Хейнц написал и выпустил книгу, которую вспоминают так же часто, как «Альрауне», – «Хорст Вессель. Немецкая судьба» («Horst Wessel. Ein deutsches Schicksal», 1932). К декадентству она, как и предыдущая, не имеет отношения, но обойти ее нельзя. Это «житие» молодого берлинского нациста, штурмфюрера СА Хорста Весселя, убитого в начале 1930 года коммунистами. «3 ноября 1931 года Эверса (в день шестидесятилетия! – В. М.) пригласили к Адольфу Гитлеру. В ходе встречи Гитлер попросил Эверса создать образ немецкого героя, способного воодушевить молодежь, и тот согласился написать книгу. Обратившись к прессе последних лет, он нашел Хорста Весселя»[359]. Источником, очевидно, послужила газета «Angriff», которую издавал гауляйтер Берлина и глава нацистской пропаганды Йозеф Геббельс, лично знавший Весселя. Он сделал из юноши мученика движения, затем национального героя, в честь которого в Третьем рейхе называли улицы и площади, и превратил сочиненную им песню «Знамена выше!» в гимн партии. Заказная книга не отличалась литературными достоинствами и была бы забыта, если бы не заказчик. После прихода нацистов к власти Эверс написал по ней сценарий. Фильм сняли, но Геббельс остался недоволен и велел переименовать его в «Ханс Вестмар. Один из многих», превратив героическую историю в типичную.
Нацисты запретили за «безнравственность» все книги Эверса, кроме «Всадника в немецкой ночи» и «Хорста Весселя», да и те не переиздавались после 1934 года: ликвидация верхушки СА во время «ночи длинных ножей» 30 июня 1934 года сделала героику штурмовых отрядов и фрайкор неактуальной. Писателю грозило не только забвение, но и бедность. Выручали старые друзья, вроде Вирека, порой присылавшие деньги. В 1941 году, когда Эверсу исполнилось 70 лет, власти разрешили издать его новый роман «Превращения Килиана Менкеса. История одного странного события» («Kilian Menkes Veränderung. Geschichte eines seltsamen Geschehens»), а двумя годами позже сборник рассказов «Самые красивые руки в мире» («Die schönsten Hände der Welt», 1943), которого он уже не увидел. Этих рассказов я тоже не читал.
Ханс Хейнц Эверс умер в Берлине 12 июня 1943 года в возрасте семидесяти одного года. 15 октября его прах был захоронен на Северном кладбище Дюссельдорфа. После войны автора «Хорста Весселя» вспоминали неохотно. Но времена меняются, и автору «Альрауне» забвение не грозит.
Джордж Сильвестр Вирек. «Стальные сны и каменные мысли»{168}
«Он был самоуверенным и непослушным “золотым мальчиком”. Сумасброд для глупцов, гений для интеллектуалов. Яркий и загадочно очаровывающий, зловещий (поза!), смелый в речах и в стихах, он был прирожденным иконоборцем и одновременно, в основе своей, классицистом, благодаря невероятным познаниям в области истории и искусства. Он бурлил остроумием на собраниях и в разговорах тет-а-тет. Его память была невероятной, обаяние разливалось на окружающих. Он обладал редким даром озарять всех, кого встречал. Его творческая энергия была заразительной, воображение – великолепным. Он был невысок, с золотыми волосами, одновременно задумчив и агрессивен, нежен и безжалостен, исключительно честен и притом уклончив, романтик и реалист. Он пылал внутренним огнем бесспорного гения. Став однажды другом, он оставался им навсегда. Одержимый эротикой, его ум был ненасытен, хотя он отличался – и отличается до сих пор – робостью и мягкостью юной девушки». Таким вспоминала поэтесса Бланш Уэгстафф своего друга Джорджа Вирека в канун его семидесятилетия, обращаясь на полвека назад.
Единственный настоящий американский декадент Джордж Сильвестр Вирек был немцем и при рождении 31 декабря 1884 года звался Георг Сильвестр Фирек{169}. Первое имя он получил в честь своего крестного – принца Георга Прусского, второе в честь «Сильвестрова вечера», кануна Нового года, потому что родился за несколько часов до него. Сам он предпочитал второе имя.
Почему принц из дома Гогенцоллернов крестил сына депутата рейхстага от социал-демократической партии Луи Фирека и его двоюродной сестры Лауры? Потому что Луи Фирек, отец будущего декадента, был рожден популярной актрисой Эдвиной Фирек вне брака, а его отцом был сам прусский король Вильгельм I Гогенцоллерн, позднее первый император Германии. Посаженым отцом на свадьбе Луи и Лауры в Лондоне в 1881 году был Фридрих Энгельс. Фамилия «Фирек» часто фигурирует в переписке основоположников коммунизма, иногда для конспирации замененная на нарисованный квадрат (по-немецки viereck – четырехугольник).
«Августейшее» происхождение не признавалось и не обсуждалось, но не являлось тайной (Маркс и Энгельс подтрунивали над «папашей» их соратника) и не служило «охранной грамотой». В 1886 году Луи Фирек был арестован вместе с группой социал-демократов, лишен депутатского мандата и приговорен к девяти месяцам тюремного заключения. Годом позже он был исключен из партии как «соглашатель» и, отойдя от политической деятельности, занялся журналистикой.