Георг Сильвестр родился семимесячным и за деликатное телосложение получил домашнее прозвище «Путти» (от «лилипут»), которым потом подписывал инскрипты членам семьи. Будущий литератор буквально с колыбели рос среди рукописей, гранок, газет, журналов, писем. Он рано начал говорить, читать и писать и полюбил декламировать прочитанное, особенно стихи и монологи из пьес. Путти побаивался строгого отца, который с младенчества воспитывал в нем самостоятельность, и нежно любил мать и теток, баловавших его. Особенное влияние на мальчика оказала тетя Эрна, которая писала пьесы (одна из них – о знаменитой Эдвине) и стихи, выпущенные в 1900 году отдельной книгой. Гостя у нее, десятилетний Путти задумал серию очерков о великих людях, «желая оставить миру мнение Джорджа Сильвестра Вирека о тех, кто – пока – более знаменит чем он сам», как иронически заметил его первый биограф Элмер Герц. Первый этюд был посвящен Наполеону. Перечитав его 30 лет спустя, автор написал на первой странице: «Просмотрено, прочитано, одобрено».
Посчитав, что в Германии у него больше нет перспектив, Луи Фирек в ноябре 1896 года переехал в США, где сочетал журналистскую и редакторскую работу с лекционной и общественной, что давало скромный, но стабильный доход (только в Нью-Йорке на рубеже веков выходило семь ежедневных политических газет на немецком языке). Через год за мужем последовала Лаура с сыновьями Георгом и маленьким Эдвином, скончавшимся несколько месяцев спустя. Георг посвятил памяти брата «Картины из жизни маленького Эдди» (1900). Луи Фирек большую часть времени проводил на службе или в разъездах, порой занимавших недели. Поэтому Джордж Сильвестр еще школьником не только читал корректуры и вел служебную корреспонденцию, но и писал вместо отца – обычно под его именем – сначала заметки и новости, потом полноценные статьи, не уступавшие сочинениям экс-депутата рейхстага. Постепенно он начал печататься под своим именем – в основном на литературные темы. Первым выступлением в печати стало патриотическое стихотворение по случаю войны США с Испанией, опубликованное 12 мая 1898 года на первой полосе нью-йоркской газеты «Das Morgen Journal», принадлежавшей концерну Хёрста. «Еще так молодо, но уже так поэтично», – гласило примечание редактора.
Вирек осознал себя писателем в годы обучения в Городском колледже Нью-Йорка (1902–1906). Тяга к словесности была у него в крови, но литературная ориентация оказалась неожиданной – по крайней мере для родителей. Думаю, они все-таки не читали его повесть «Элеонора, или Автобиография вырожденки», написанную в 16 лет и оставшуюся неизданной. Посвященный Эмилю Золя как автору «Нана» манускрипт на немецком языке содержал описание всех известных сочинителю – на тот момент из книг – форм разврата, через которые последовательно проходит героиня, чуждающаяся лишь «нормального» секса. В колледже он приобщился к «тайнам пола», но общение с жрицами продажной любви вызвало у него «смесь жалости и отвращения».
Секс и поэзия – две стихии захватили юношу, искавшего поэзии в сексе и секса в поэзии. Его кумирами стали Эдгар По, Шарль Бодлер, Оскар Уайльд и Алджернон Чарлз Суинбёрн – классический декадентский набор. По их стихам Вирек изучал английский язык (Бодлера читал в переводе) и поэтическое мастерство, хотя сам пока слагал стихи только по-немецки. «Уайльд великолепен, – занес он в дневник. – Я восхищаюсь им, нет, обожаю его. Он так утонченно нездоров, так изящно ужасен. Я люблю всё ужасное и порочное. Я люблю великолепие упадка, всю красоту разложения. Я ненавижу всепроникающие, холодные, леденящие лучи солнца. День – это омерзение, скука, проза. Ночь – красота, любовь, великолепие, поэзия, вино, похоть, насилие, грех и блаженство. Я люблю Ночь». Прямо суинбёрновская «древняя матерь священной луны», но кто молод не бывал…
Вынужденный осваивать английский язык с нуля, Вирек учился плохо. Одноклассники посмеивались над его склонностью к франтовству и заботой о безукоризненности пробора, над позерством и невинным «гениальничаньем», но любили как приветливого, веселого и верного товарища. Педагоги ценили литературные способности юноши: «Однажды мне засчитали экзамен, на котором я, кажется, даже не присутствовал, за то, что я написал презрительный сонет об этом предмете». Отвечая на вопрос о трех крупнейших фигурах в английской литературе, Джордж Сильвестр назвал Шекспира, Суинбёрна и себя. Учитель английского языка и литературы Алексис Кольман, прославившийся благодаря переводу пьесы Мориса Метерлинка «Монна Ванна», почтительно поклонился и поблагодарил ученика за похвальную скромность: себя тот назвал последним. «Я был участником всех изданий колледжа, – вспоминал Вирек. – Передовица в “College Mercury”, протестовавшая против исключения “Стихов и баллад” Суинбёрна из нашей библиотеки, была перепечатана в газетах и чуть не стоила мне исключения». «Школьное начальство задумалось, не лучше ли вообще избавиться от защитника Суинбёрна, – рассказывал Герц с его слов. – Вирек с трудом избежал участи мученика, пострадавшего за декадентскую поэзию».
Большую роль в становлении Вирека-литератора сыграли два старших друга, хотя и чуждых декадентству, – молодые поэты и филологи Уильям Эллери Леонард и Людвиг Льюисон, поочередно живших в семье Фиреков. Льюисон участвовал в подлинном литературном дебюте Вирека – издании в 1904 году сборника «Стихотворения» («Gedichte») на немецком языке: помог отобрать и отредактировать тексты, а типографские расходы друзья разделили пополам. В книжечку вошли 16 стихотворений и английское эссе Людвига, который охарактеризовал автора как «поэта, сформировавшегося в литературной традиции одного языка (английского. – В. М.) и творящего на другом», как «единственного настоящего германо-американского поэта» и даже как «феномен, не имеющий аналогов».
Несмотря на изначальную ограниченность аудитории, успех книжечки, которую Вирек рассылал поэтам, филологам, критикам, в газеты и журналы, превзошел ожидания (в приложении к следующей книге он привел 25 хвалебных отзывов). «Я оказался очень большой лягушкой в очень маленьком пруду», – с юмором вспоминал Джордж Сильвестр, признав, что его «ювенилии» «снискали похвалы, совершенно непропорциональные своим достоинствам» даже среди тех, кто не знал поэта лично. «Некоторые стихотворения по-юношески экстравагантны, но в них видны чувство ритма и значимости слов. <…> Во всех стихах слышен настойчивый крик страсти, не всегда деликатно выраженной, что выдает молодость автора», – писала 12 ноября 1904 года «New York Times». Сборник вызвал отклик и в Германии – думаю, не без помощи папы Фирека. «Koelner Tageblatt» назвала автора «поэтом чувственной страсти и красоты, германо-американским Катуллом». Ведущий модернистский журнал «Literarisches Echo» – один из образцов для московских «Весов», появившихся в том же году, – обратил внимание на «исключительные достижения в эротической поэзии».
20 февраля 1906 года в Америку для чтения лекций приехал «немецкий Мольер» – знаменитый драматург Людвиг Фульда. Как только гость появился в Нью-Йорке, Вирек взял у него большое интервью, которое несколько дней спустя напечатала «New York Times» – успех для молодого литератора даже с поправкой на то, что вместо полной подписи под ним стояли инициалы. Драматург шутя прозвал вундеркинда-декадента «маленьким чудовищем» и предложил ему подготовить «настоящую» книгу, взявшись найти издателя в Германии. Так появился сборник «Ниневия и другие стихотворения» («Nineveh und andere Gedichte», 1906), «изобразивший Манхэттен в апокалиптических символах», автор которого «видит глазом художника и запечатлевает пером поэта такие непоэтичные вещи, как небоскребы, подземку и лифты». Так писала оценившая книгу американская пресса, но для Европы подобные откровения были пройденным этапом. Появись она десятью-двенадцатью годами раньше, исход мог бы оказаться другим…
«Ниневия» Вирека на немецком языке (Лейпциг, 1906). Собрание В. Э. Молодякова
«Ниневия» на английском языке (Нью-Йорк, 1907). Собрание В. Э. Молодякова
Осознав, что великим немецким поэтом ему не сделаться – а на меньшее он не соглашался, – Вирек в 22 года перешел на английский язык. «Было время, когда я колебался между двумя литературами, – писал он без ложной скромности в 1910 году. – Я советовался с друзьями по обе стороны океана, и они в конце концов согласились, что Америка, будучи беднее Европы, больше нуждается во мне. Я решил стать американским классиком. Я добровольно оставил общество Бодлера и Гейне ради Лонгфелло и Уитмена».
Первая книга Вирека на английском языке «Игра в любви» («A Game at Love», 1906) увидела свет при содействии известного литературного, театрального и художественного критика Джеймса Хьюнекера – «американского Колумба, открывшего Европу», как выразился один из его учеников. «Никто в Америке, – писал о нем Льюисон, – не был готов критически отозваться на Стендаля и Ницше, на Родена и Дега, на Брамса или Рихарда Штрауса, на Стриндберга или Гауптмана. Сначала их надо было узнать, рассказать о них, сформировать представление. Сначала кто-то должен был создать, хотя бы среди немногих, атмосферу, в которой можно почувствовать их силу. Именно это сделал Хьюнекер. <…> Через неустанное писательство и, в поздние годы, через личное влияние на молодых критиков он больше, чем кто бы то ни было, содействовал изменению культурного климата. <…> Если в Америке существовало меньшинство, понимавшее направление движения человеческой культуры, эта группа в значительной мере была творением Хьюнекера».
Издатели один за другим отвергали «пьесы для чтения», напоминавшие то Шницлера, то Метерлинка. Наконец, мэтр пристроил рукопись в нью-йоркскую фирму «Brentano’s», глава которой заметил: «По-моему, она с гнильцой, но Хьюнекер сказал, что это хорошо, и, думаю, мы должны ее напечатать». Вскоре счастливый автор держал в руках тонкий томик в твердом красном переплете с золотым тиснением и посвящением Хьюнекеру. Дебют в американской литературе состоялся.