Криков не было. Не было сражения. Шёл дождь.
Была ночь.
Поражённая Барбара смотрела по сторонам, замечая всё новые детали, не вписывавшиеся в головоломку. Мягко сияя в лунном свете, здания выглядели иначе: тут купол, а там плоская крыша там, где она помнила сломанный пилястр. В частности, она заметила, что одного крыла стоящего рядом Музея не было. Каждая плитка тротуара, каждая колонна, каждая крыша и статуя казались ей новее. Как будто... как будто...
Барбара опёрлась руками на ближайшую стену, чтобы не упасть. ...Как будто она переместилась в прошлое.
Но как? Насколько она знала, ТАРДИС всё ещё засыпана камнями в руднике. Были ли в Александрии другие такие же путешественники во времени, как Доктор? Или же Сьюзан каким-то образом...
Небо вспыхнула ярким светом.
Барбара от неожиданности чуть не вскрикнула. Что-то взорвалось?
И тут пришёл звук, он ударил по ней, ударил по стенам зданий.
Звуковой удар.
Это был космический корабль... и он падал.
Прикрывая глаза от света, Барбара посмотрела куда он направляется: на север. К гавани. К морю.
Там были ответы.
Когда корабль обрушился в море, освещённые луной тучи ярко вспыхнули.
День посреди ночи.
Она побежала на свет.
Когда Доктор оставил Барбару в дворцовых садах, он бродил по улицам города несколько часов, пока, наконец, не свернул на Канопик. Оттуда он скоро дошёл до библиотеки.
Он медленно поднялся по широким ступеням и прошёл по коридору в главный читальный зал. Колонны подпирали расписной потолок. По бокам от проходов в другие залы стояли статуи. Пол был покрыт мраморными плитами. Полки со свитками висели на всех стенах до высоты балкона второго этажа.
Доктор зашёл в зал. И стал свидетелем спора.
— У этого свитка нет классификации, Эратосфен. Он не должен лежать на полке. Как мне его вписать в своё расписание чтения, если у него нет классификации?
Это говорил худой суетливый мужчина, чья тога нескладно висела на худых плечах. Он нагнулся через стол к низкому упитанному мужчине, словно указывая на него своим длинным носом.
— Вы, как директор, обязаны следить за тем, чтобы все свитки были правильно индексированы и размещены на полках. А это просто недопустимо.
Эратосфен вышел из-за стола, и, вяло улыбнувшись, посмотрел на долговязого недовольного посетителя:
— Мой дорогой Аристофан, ваша привычка проводить своё время за чтением и перечитыванием свитков в том порядке, в котором они стоят на полке, мне настолько же хорошо знакома, насколько и непонятна. Я, как директор, отвечаю за поддержание статуса библиотеки, а не за расстановку свитков на полках в удобном для вас порядке.
Аристофан фыркнул. Доктор тихонько захихикал. Давно уже у него не было возможности посмеяться. Подойдя к полкам, он взял один из свитков, уселся на кушетке для чтения, и приготовился насладиться намечающейся ссорой.
— Если бы вы тратили меньше времени на попытки доказать, что Земля круглая, а больше внимания уделяли выполнению своих обязанностей...
— Если бы вы хоть раз уделили время тому, чтобы подумать о чём-нибудь, вы бы поняли, что мир сферический, а не...
— Если бы вы тратили столько же денег на содержание каталога, сколько платите некоему нубийскому рабу, чтобы тот сходил в Сирию и измерил длину тени от палки...
— Если бы вы хоть немного представляли, какими знаниями я мог бы обогатить...
— Была бы у вас в голове хотя бы половина мозга...
— Был бы у вас вообще хоть какой-то мозг...
Учёные резко замолчали, услышав, что кто-то хихикает. Звук, похоже, доносился от человека, сидевшего со свитком на одном из дальних диванчиков для чтения. Они посмотрели друг на друга, затем на человека.
Поняв, что спор прекратился, Доктор немного опустил свой свиток, чтобы посмотреть на спорщиков. Двое учёных стояли прямо перед ним и не сводили с него глаз.
— О, кхм... да. Кхм, — Доктор прокашлялся, и его улыбка быстро улетучилась. — Короче говоря, я... подумал, а нет ли у вас случайно... каких-нибудь религиозных трудов?
Эратосфен сказал:
— В этом зале находятся книги по химии, биологии, ботанике, астрономии, мои работы по математике и, — он бросил взгляд на Аристофана, — географии.
Аристофан фыркнул:
— Если вы сможете их найти.
Доктор смотрел то на одного учёного, то на другого, не в силах сдержать улыбку.
— Аристофан, — сказал он, — и Эратосфен, — он покачал головой. — Скажите, а вы в курсе, что между вашими жизнями прошло больше трёх веков?
Аристофан снова фыркнул. Доктор не мог не признать, что фыркать тот умел.
Эратосфен посмотрел на Доктора:
— Если вы имеете в виду то, что до моего рождения ещё триста пятьдесят лет, то, разумеется, мы знаем это. Как ещё мы, по вашему, могли бы разговаривать, кроме как воспользовавшись порталами для путешествия во времени, установленными в библиотеке Ракотисом? — он бросил взгляд на Аристофана. — Почему еще, по-вашему, жизнь директора библиотеки и математика настолько погрязла в примитивной каталогизации свитков, что для него стало невозможным закончить своё самое важное исследование?
— И, наверное, нет смысла говорить о том, что наличие путешествий во времени делает ваше самое важное исследование бессмысленным.
Аристофан протянул свиток:
— Вот, можете взять этот. Я не смогу его прочесть до тех пор, пока он не будет должным образом каталогизирован.
— Ха! — Эратосфен потянулся за свитком, но Доктор своей худой рукой успел выхватить его раньше.
Когда он заглянул в него, всё веселье на его лице мигом исчезло.
— «Древний Боготворящий Закон...» — он отпустил конец свитка и тот свернулся. — Эта рукопись никогда не должна попасть на полки, — прошептал он. — Никто не должен её прочесть. Вы понимаете? Никто.
Эратосфен моргнул. Даже Аристофан не фыркнул на слова Доктора.
— Возможно, уже слишком поздно... — Доктор помахал свитком. — Эту копию сделали ваши ученики? Мне нужен оригинал.
— Оригинал выдан на руки, — Эратосфен на секунду задумался, — Аристотелю.
Доктор замер:
— Где я могу найти Аристотеля?
— Не знаю. Он может быть в любой временной зоне, в которую можно попасть при помощи порталов библиотеки. В любом случае, копия у вас есть, так что вряд ли это важно. Думаю, вам будет интересно поговорить с Ракотисом. Обсудить архитектуру библиотеки во времени.
— Да, да, это действительно нужно сделать, но в данный момент это придётся отложить, — Доктор засунул свиток в карман своего пиджака. — Мне жизненно важно найти книгу, с которой был списан этот свиток... от этого может зависеть история!
— Всё это, конечно, очень хорошо, но... — Эратосфена перебили доносившиеся с улицы крики.
А затем топот бегущих ног. Звон мечей. Крик. Они обернулись.
В дверях стоял Птолемей, одной рукой он еле держал меч, из другой руки текла кровь.
— Где Ракотис? — потребовал он. — Он должен помочь отразить армию Пердикки, иначе мы все погибнем, и Египет будет проигран!
Аристофан схватил Доктора за плечо и потащил его к ближайшему выходу.
— Если у вас есть хоть капля благоразумия, идите за мной! — прошипел он. — Если кто-то и может найти эту вашу книгу, то это я... Но не стоя здесь в ожидании пока нас изрубят на куски!
Доктор колебался:
— Барбара, моя спутница, — причитал он. — Я не могу бросить её посреди войны.
Аристофан сказал:
— Что для вас важнее, Барбара или книга?
Разочарованно вздохнув, Доктор пошёл вслед за учёным из библиотеки... в другое время.
Она схватилась за борт деревянного парусного судна и смотрела на залитое солнцем Средиземное море. Северный ветер мешал дышать и сдувал волосы ей на лицо. Она снова закрепила волосы золотой заколкой, которую ей дал Птолемей. Он стоял рядом с ней у перил, человек, которого она очень уважала за его образованность, ум, и умение сострадать. Она посмотрела на него, но его взгляд был прикован к флоту военных кораблей, который транспортировал водолазный колокол Ракотиса к затонувшему звездолёту.
Ракотис был уже внутри колокола, а с ним и Александр, настоявший на том, чтобы сопровождать его, несмотря на все возражения пришельца. Несколько кораблей были соединены вместе и использовались в качестве плавучей платформы для замысловатого устройства из латуни и дерева, которое, по заверениям Ракотиса, будет подавать в колокол воздух во время погружения к затонувшему звездолёту, и обеспечит их благополучное возвращение на поверхность. Другие корабли плавали наготове, некоторые из них были оборудованы устройствами под названием «лебёдки», с помощью которых звездолёт можно будет отбуксировать на мелководье, если он подлежит восстановлению.
Птолемей кусал губы, глядя на то, сколько боевых кораблей связали в неуклюжую, похожую на плот массу.
— Морское безумие. Вот, что это такое, — бормотал он.
— Но оно работает, — сказала Барбара. — С этим вы не можете поспорить.
— Я могу спорить с чем угодно, — капризно ответил Птолемей.
Она легко коснулась его руки:
— В чём дело?
Птолемей нахмурился: водолазный колокол качнулся, и занял своё место между кораблями.
— Мой друг, которому принадлежит большая часть цивилизованного мира, собрался сделать нечто чрезвычайно глупое, чтобы доказать, что он умный.
Барбара вздохнула:
— Я так и думала.
— Ракотис сказал, что есть опасность... утечка времени, он сказал... но Александр такой упрямый. Он превратил операцию по подъёму корабля в какой-то цирк! Иногда мне кажется, что он не заслуживает...
Барбара прижала палец к его губам:
— Если вы это скажете, вы об этом потом пожалеете, — тихо сказала она. — И у стен есть уши.
Птолемей непонимающе посмотрел на неё:
— Разве что там, откуда вы родом.