— Мы предлагаем сотрудничество, Аркадий, — сказал он хрипло, почти теряя сознание от волнения. Больше он не смог вымолвить ни слова и прильнул к стаканчику виски, с ужасом слыша, как стучат о него его зубы. Боже мой, какой пассаж! Неужели он трус? Слава богу, что этот английский заморыш сидит в соседней комнате, как мышь под веником!
Военный атташе глянул на фото и смертельно побледнел. Несколько секунд он сидел молча — Ростоу казалось, что он слышал удары его сердца. Затем встал (американец подумал, что если Хват ударит снизу вверх, то придется вставлять новую челюсть), сунул фото в карман и твердым шагом, словно при смене караула, вышел из комнаты. Резко, как в дурном кино, взревел мотор и завизжали колеса. Хват медленно прорывался через автомобильные пробки, собственно, руль сжимал робот, мысли военного атташе были совсем далеко, вспоминался бал в суворовском училище, на котором он впервые увидел Нину, скромную школьницу с легкой походкой и обволакивающими голубыми глазами, ее соломенного цвета волосы, пахнувшие то ли сиренью, то ли геранью. Не может быть! Наверняка это монтаж, умело сделанный мерзкий монтаж! Не внушай себе ерунду, полковник, все это правда, разве ты сам иногда не чувствовал по глазам дога, что он влюблен в твою жену? Разве тебе не было противно, когда она иногда ласкала его пузо? Руки до боли сжимали руль, пиджак и рубашка насквозь промокли от пота…
Смизерс влетел в комнату, дрожа от волнения:
— Поехали к нему! У меня дурное предчувствие!
— Успокойтесь, Дэвид, это обычная работа! — Ростоу уже оправился после потрясений и старался держаться, как Джеймс Бонд после прыжка на парашюте из горящего самолета. — Дайте ему подумать, он оценит ситуацию и согласится. Это азы разведки, никто не соглашается сразу! Дайте ему пережить шок!
— Поехали к нему! — заорал Смизерс. — Немедленно! Я слышал и видел, как вы клали в штаны, хватит играть героя!
— Подумайте об интересах дела! — тоже повысил голос Ростоу. — Надо выждать! Мы же с вами разведчики!
— Мы с вами говно, говно, говно! — Это была истерика. — И наши службы полное говно! Если вы не поедете со мной, я отправлюсь один! — Дэвид буквально вытолкнул Ростоу на улицу и посадил рядом с собою в машину…
А Хват все гнал и гнал, никак не мог добраться до дома, в голове — Нина, дог, казармы, плачущие чехи в Праге, обступившие танки, снова Нина, соломенного цвета пышные волосы, падающие на плечи, пахнувшие… чем? Прекрасные голубые глаза, как они смотрели на дога! Не стал ожидать лифта, забыл о нем, помчался вверх по лестнице, перепрыгивая через ступени. Нина открыла дверь, отшатнулась в ужасе. Постаревший, бледный человек с остекленевшими глазами, он молча бросил ей в лицо фотографии, прошел в комнату, достал из письменного стола револьвер и решительно направился на кухню.
Антон молча глядел на него грустными глазами, словно предчувствуя конец.
— Не надо! — закричала Нина, вцепившись в плечо мужа, но Хват уже выстрелил прямо в грустные глаза, он стрелял и стрелял, пока не разрядил всю обойму, слезы бежали по его лицу. А потом стряхнул Нину с плеча, больно схватил ее за руку, вывел в коридор, выбросил на лестницу, она упала, но тут же вскочила с разбитых колен и заметалась, натыкаясь на стены, побежала вниз по лестнице, пока не ударилась о дверь, выходившую на общий балкон…
Около съежившегося комочка быстро собиралась толпа, появился дворник-араб, он что-то кричал и объяснял. Василий Осоргин вышел из подъезда и застыл. На полной скорости подлетела машина со Смизерсом и Ростоу, они вышли на тротуар, но подходить к трупу не стали. Оглушительно сигналя, подъехала скорая помощь, тело погрузили на носилки, волосы соломенного цвета выбивались из-под простыни и развевались на ветру. Машина рванула, помчалась по улицам, не переставая сигналить.
Дворник-араб уже успел сбегать за тряпками и водой, собрал в кучку мозги, накрыл их газетой, тщательно смыл кровь с асфальта, бормоча что-то под нос. Толпа устала наблюдать и разошлась, солнце быстро высушило асфальт, и он заблестел, словно ничего не произошло, все в мире продолжало жить, как и прежде: пробежал мальчишка, жуя на ходу; пролетел изящный фиакр с хохотавшей европейской парочкой. В банановые листья дунул ветерок, и они нежно зашуршали. Взгляды Ростоу и Осоргина пересеклись, сошлись воедино, разбежались и встретились снова. Американец подошел к резиденту КГБ.
— Какое несчастье! — сказал он, чуть заикаясь от волнения. — Давайте поедем куда-нибудь и выпьем, Базиль!
— Давайте! — сказал Осоргин, и все трое прошли в машину.
День восьмой
Я отдыхал. В каюте одуряюще благоухало маслом «Царица Хатшепсут», говорят, это была красавица фараонша, выдававшая себя за мужика, ходила она с искусственной бородой и приказывала чеканить монеты с ее изображением. Поймал себя на том, что уже скучаю по только что ушедшей Розе, словно она исчезла навсегда или, не дай бог, умерла и я обречен на тоску до гробовой доски. А тут не просто тоска, тут осознание, что ты — лишь затерянный в океане островочек, одинокая пальма в бескрайней пустыне. Я взял со столика Сальвадора Дали и раскрыл его, некоторые абзацы были отчеркнуты карандашом явно рукою Розы. «Пук есть искусство, и, следовательно, как утверждали Лукиан, Гермоген, Квинтилиан и прочие, суть вещь весьма полезная. Так что умение пукнуть кстати и ко времени куда важней, чем об этом принято думать». Или (отчеркнуто красным карандашом!): «В одном приходе некий тип, пользуясь правом феодала, долгое время требовал и, возможно, продолжает требовать и по сей день полтора пука в год от каждого. А египтяне сделали из пука божество, фигуры которого и поныне еще показывают кое-где в кабинетах. Древние из того, с большим или меньшим шумом выходили у них пуки, извлекали предзнаменования относительно ясной или дождливой погоды… Пуки дифтонговые, полувокальные, чистые, с придыханием, средние, немые, или самые вонючие, провинциальные, домашние, девственные, пуки мастеров ратных подвигов, юных дев, замужних дам». Боже ты мой! Не смейся надо мной, милейший Джованни, тебе еще предстоит узнать всю страшную подоплеку этого невинного на вид чтения, представляю, как ты ахнешь и пожалеешь меня, когда узнаешь все.
Раздался стук, по спертому дыханию и колыханию комбинезона за дверью я определил: Марфуша.
— В чем дело? Я же просил не беспокоить меня!
Откровенно говоря, Джованни, я предполагал, что, зафиксировав уход прекрасной Розы, она решила восстановить свои утраченные права. Сочная грудь выпирала из сарафана так, что казалось, сейчас затрещит и лопнет ситец, но лицо несло печать озабоченности и даже сострадания.
— Вы кричали во сне… очень громко…
— Что за чепуха, я давно проснулся и читаю.
— Это было два часа назад или раньше…
Хитрая бестия, придумала эту бодягу и думает, что я поверю. Боялась. Но не меня, а Розы. Возможно, кто-то и кричал, дело обычное в любовных утехах, процесс ведь болезненный.
Я позавтракал и позвонил Батову, заверившему меня, что поиски Гуся проходят успешно и в моей помощи нет никакой необходимости. И чудесно. И пускай. Теплоход стоял на рейде в Макарьево, все мои подопечные, еле-еле продрав очи к завтраку, собирались побродить по этим богоугодным местам.
Но где же Роза? Боже, как я к ней привязался! Интересно, что бы сказал Юрий Владимирович, если бы узнал о том, что я посвятил ее во все тонкости «Голгофы»? Наверняка расстрелял бы дорогой Учитель. Но хватит каяться, думай о работе! Какую же свинью подложить Западу? Как воспримет это народ? Как они втянулись в эту треклятую заграницу. Помнится, как толпами штурмовали «Макдоналдс», самую низкопробную столовку, как неумело рвали зубами тошнотворные бургеры. Нажрались под завязку, но не остановились, устремились на пляжи дешевых Египта и Турции, будто нельзя позагорать на берегу Москва-реки! Как возмутить эту публику? А что если инспирировать передачу всех недр с ископаемыми в руки международных транскорпораций? Или отдать Сахалин? Но не японцам, а китайцам. Нет, всем это уже до фени, некоторые даже возликуют.
В разгар моих мудрствований явилась Роза, одетая в купальник РОЗОВОГО цвета. Боюсь, что кисть моя просто не сможет описать два крохотных лоскутка, прикрывавших ее бюст, и трусики, вздымавшиеся от избытка волос. Оказалось, что с утра она впитывала в себя солнце на бреге матушки Волги, тело ее покраснело так, что в загаре померкли веснушки, темная рыжина выгорела и блестела, словно только что начищенный медный самовар. Когда я поделился с ней мыслью о продаже недр, она лишь развела руками.
— Ты оторвался от народа, Петруша! Веками людям вбивали в головы, что недра принадлежат государству и не имеют к ним никакого отношения, с какой стати возмущаться из-за продажи их на Запад?
— Допустим, ты права. А если инспирировать оккупацию страны НАТО? Это нетрудно сделать — ведь вокруг масса людишек, дети которых женаты или замужем за детьми генералов НАТО или членов западных правительств. Вспомни гнев народный в подобных случаях: Ивана Сусанина, Минина и Пожарского! — я заходил по каюте, словно уже возглавил народное ополчение.
— Твоя наивность, извини меня за грубость, граничит с глупостью. Когда ты прекратишь жить в мире иллюзий? Сусанин вообще был дураком и заблудился сам. Минин и Пожарский не прочь были захватить власть и сами создали бучу.
— Разве наш народ не выступит против иностранцев?
Тут она захохотала, налила в бокал «Синглтона из Очройска», поцеловала меня в лоб и, сбросив купальник, принялась скатывать на бедре сигару. О, эти худые, подвижные бедра! Эти изящные повороты кисти! Хотелось слиться с ней, но он воткнула в рот гигантскую сигару и с наслаждением задымила.
— Существуют, конечно, психи, считающие, что от русских ведет начало все человечество, — продолжала Роза. — Помнишь гипотезы о поселениях руссов в Арктике и Якутии, где в каменном веке якобы было жарко, как на печи. После наступления льдов — уход руссов в другие края. Везде руссы, даже немцы — это племя северных руссов. Ведические книги, культ богов и идолов, затем Владимир, затянувший народ в православие… Ерунда все это! Можно придумать еще сотню таких парадигм. Не будем ходить так далеко, начнем с Петра Великого, были ли после него русские цари? Существовал ли русский двор? Все русские цари либо немцы, либо помесь немца с варягом, как последний император Николай. Правили Россией разные лефорты, бироны, витте, клейнмихели… кто угодно — только не русские. После Октябрьской пришло время евреев от Троцкого и Зиновьева до Кагановича, главные русские, вроде Молотова, женаты были на еврейках. Может, Иосиф Виссарионович был русским? Или Никита, отомстивший России передачей Крыма Украине? Жена Леонида была еврейкой, извини меня, но даже у твоего любимого Юрия Премудрейшого такие уши, что только недотепа примет его за русского… Есть ли русская нация вообще?