— Я сегодня очень занят… — сыграл Григорий Петрович.
Но посол настаивал, подчеркивая важность дела, и Григорий Петрович уступил, назначив рандеву на три часа дня, и к этому времени переместился в кабинет в здании Совета министров. Все было ясно: посол попросит замять дело, Беседин разыграет сомнения, отметит сложности, уступит, намекнет, что можно уладить, если посол… Вот тут самое главное! Важно не спугнуть птичку, у которой завяз коготок, обставить все мягко, по-дружески.
Начал Кемаль, как обычно, с любезностей и заверений в вечной дружбе, затем приступил к делу.
— Дорогой Григорий, вчера у меня было свидание с одной женщиной… Не буду скрывать от вас, что это балерина, которая вчера была на даче у Дмитрия. Ночью вдруг явился муж, — и Кемаль честно, не особенно вдаваясь в детали, изложил все драматические события ночи.
— Очень неприятное дело… — нахмурился Беседин. — Особенно, если он подаст в суд.
— Это не самое главное, я готов заплатить большие деньги в качестве компенсации, — сказал посол. — Я люблю Марию и готов на многое. Не могли бы вы на нее воздействовать?
— Каким образом? — искренне удивился Беседин.
— Я готов взять ее на постоянное содержание. Снять квартиру.
— Не вызовет ли это скандала в турецком МИДе? — насторожился Беседин.
Оказалось, что руководство МИДа Турции сплошь состоит из родственников Кемаля, и вообще у МИДа много дел, чтобы заниматься такими мелочами.
— Как будет реагировать ваша жена? — продолжал Беседин.
— Не беспокойтесь, дорогой Григорий. Традиции гарема у нас, слава Аллаху, остались. Если вы мне поможете, то получите очень большой бакшиш, уверяю вас, я не поскуплюсь!
Беседин вдруг почувствовал слабость, он прошел в контрразведке через огонь, воду и медные трубы, но о взятке, тем более от презренного иноземца, он даже подумать не мог! Более того, как истинный коммунист, злато и частную собственность он презирал, а полученные государственные блага считал заслуженными. Странное дело! На компромате ломали и неподкупных англичан, и наивных американцев, подкладывая и женщин, и мужчин, а тут все наоборот…
— Я не поскуплюсь… — повторил посол, по-своему расценив молчание собеседника.
— Это невозможно, Кемаль, — ответил он сухо. — Тут я не смогу вам помочь.
— Но я вас хорошо отблагодарю, — не унимался посол.
— Это невозможно, Кемаль, — Беседин уже закипал от гнева — подумать только: предлагать взятку вождю контрразведки, прославившейся своими горячим сердцем, холодной головой и чистыми руками.
— Тогда маленькая просьба. Мне сообщили, что за мной наблюдал КГБ. Могу ли я получить фотографию в постели с Марией? Мне очень дорого это воспоминание.
— Сомневаюсь, что за вами наблюдали, — сказал Беседин твердо, это уже выходило за все рамки. — И вообще какое отношение я имею к КГБ?
Расстались трогательно, обнялись, коснулись друг друга щеками.
В кабинет на Лубянке, где сидела в ожидании вся команда, вкатилась разъяренная шаровая молния.
— Кретины… дебилы! — пыхтел Беседин отрывисто. — Прежде чем работать, надо изучить национальный характер! Не мерить всех на свой аршин, дураки, елки-палки, ненавижу этих турецких раздолбаев! Помнится, в Стамбуле толпятся они у окон бардака, где шлюхи трясут буферами и черт знает чем, толпятся, но не заходят: дорого для этих жлобов! А у самих руки в карманах штанов и счастливые лица! Мало им своих гаремов!
— Что же они делают? — осторожно спросил неиспорченный Коршунов.
— А вы не понимаете, ети вашу мать?! Учиться надо, товарищи, как завещал Ильич! Изучать национальные быт и нравы, их специфику, а не водку дуть в подворотнях!
Больше вопросов не последовало.
День девятый
Лианы царапали мне лицо и грудь, ноги вязли во мху, и казалось, что вот-вот меня затянет болото, иногда я проваливался с головой, захлебывался, тонул, бешено разгребал руками ил и снова уходил вниз. Неожиданно горло обвил светло-желтого цвета питон, я пытался оторвать его руками, но он не поддавался. Но самое страшное, уважаемый Джованни, что все, даже питон, состояли из НЕГО, да-да, из экскрементов! Из того самого продукта, который можно встретить в моей стране на каждом углу: и в подъезде прямо у двери, и у скамейки во дворе, и на фонтане, не говоря о бескрайних полях, лесах и брегах. И тут началось самое ужасное: тропический ливень, самые настоящие лавины дерьма, сбивавшие с ног и катившие меня вперед и вперед, пока я не упал. «Молния, молния!» — услышал я и почувствовал, что кто-то трясет меня за плечо. Я раскрыл глаза и увидел Батова, неизвестно каким образом проникшего в запертую каюту. Сон сняло как рукой.
— Что случилось?
— Нашли твоего Гуся и Гремицкого!
— Они здесь?
— Нет, их засекли в нижегородском аэропорту.
— ?
— Они вылетели в Египет… в Хургаду! Это курортное местечко на Красном море.
— Что за чепуха?
Впрочем, я мгновенно успокоился, с Гусем ничего не случилось, собственно, так я и предполагал.
— О чем «молния»? (Сначала я решил, что речь идет о природном явлении, но теперь понял: это шифровка.)
— Центр приказывает мне лететь к ним и довести дело до конца… все-таки было подозрение на диверсию…
— Но это плод твоего воображения!
— Такое впечатление, что ты никогда не работал в нашей организации. Пусть это и плод, но начато расследование, по всем правилам его нельзя оставлять на середине.
Тут он был совершенно прав: любое оперативное дело, пусть даже самое пустячное, во время размотки обрастало деталями, словно снежный ком, ставилось на контроль в Центре. Оно жило само по себе, не имея никакого отношения к реальности. Роза уже проснулась и закурила сигару, которую скатала еще ночью, после нашего возвращения из салона.
— Ты возьмешь меня с собой? — спросил она у брата.
— Конечно.
Горький дым кольцами вился вокруг ее медно-рыжей головы, создавая соболиного цвета нимб.
— Поезжай со мной, — она дотронулась до моей правой руки, — очень тебя прошу. Ведь я там родилась, совсем недалеко от Карнакского храма. Под знаком Розы и Креста.
При чем тут братство Розы и Креста? При чем тут розенкрейцеры, к которым, Джованни, принадлежал твой друг Данте Алигьери, запечатлевший в Песнях Рая тройной поцелуй принца Розового Креста, пеликана, белые одежды и три теологические добродетели масонских капитулов — Вера, Надежда, Любовь. Ах, эти начитанные ленинградки, обожают навесить лапши на уши!
— Когда самолет?
— Завтра утром.
— Прекрасно! Я лечу.
Они ушли, а я обдумывал свой сон, все более склоняясь к операции, которую уже закодировал как «Манна небесная». Собственно, она совершенно не противоречила акциям по обострению отношений с Западом и выруливала на прямое возвращение к коммунизму путем честных и свободных выборов. Операция выглядела не так сложно, как показалось мне впервые: «манны» требовалось не слишком много: ведь глупо ориентироваться на все необъятные пространства России, реальнее сосредоточиться на столице и на Петербурге, родине президента. Правда, встал вопрос: а удивится ли население? Ведь вокруг городов гнили целые залежи отбросов и другого дерьма, мусор высился горами, вокруг дымили целые болота «манны», и еще не спившиеся граждане использовали ее для удобрений. Правда, существовал один нюанс: от времени «манна» теряла запах и вкус, засыхала и при сбросе на землю могла не произвести никакого впечатления на народ. Мало ли что падает с неба? Требовалась свежая «манна» и в приличных количествах. По негласным правилам нынешнего государства, требовался соцопрос. Наладив свое шифровальное устройство, я установил связь с несколькими ценными агентами и обсудил с ними «Манну небесную».
ИСТОЧНИКИ ИЗ ДУМЫ: операция вызовет в Думе положительную реакцию. Несомненна поддержка либеральных демократов, обожающих все экстраординарное и яркое, они вместе с коммунистами сразу же припишут акцию проискам НАТО. В стане несистемной оппозиции (ее по какой-то странной причине прозвали «либералами»), скорее всего, произойдет раскол, одна часть (чистоплюи) сочтет неприемлемым даже обсуждение такого позорного феномена, другая — самое глупое крыло — увидит в происходящем кару небесную за то, что народ столько десятилетий терпел большевиков.
ИСТОЧНИКИ ИЗ МИНИСТЕРСТВА ОБОРОНЫ: армия вместе с ЕР и президентом осудит действия НАТО, угрожающего России, всегда поддержит президента! Самыми радостными для меня были СООБЩЕНИЯ АГЕНТУРЫ ИЗ МЭРИЙ МОСКВЫ И ПЕТЕРБУРГА: они брали на себя обязательство организовать сбор свежей «манны» у граждан и на спецгрузовиках доставить к назначенным местам, где ее перегрузят в самолеты. Таким образом, «манна» не теряла своих первозданных свойств и сохраняла полный букет. По предложениям мэрий, одновременно с расчисткой «манны» будут развернуты строительство новых зданий, модернизация дорог, появятся новые стадионы и катки, скамейки на центральных улицах для стариков, активизируется реставрация старинных зданий (известно, что строительство — лучший способ стремительного обогащения). Все депеши искрились стихами вроде: «Встали шахты, машины, заводы, Рукоплещут ему города. С нами Путя на долгие годы. И не снимут его никогда».
Я вышел на палубу в превосходнейшем настроении, кажется, благодаря Розе появился выход из тупика, в который зашла «Голгофа». Неожиданно явилась Марфуша с томиком «Декамерона» в руке и, несколько нервничая, протянула мне книгу.
— Ваша жена забыла ее в шезлонге.
— Жена? — удивился я.
— Я уж не знаю… — замялась Марфуша, и я понял, что она просто считала неприличным назвать Розу знакомой, подружкой или кем-то еще, нравы нашей провинции чисты, как пение соловья!
Раскрыв твой, Джованни, блестящий «Декамерон» (это был первый том, издание «Academia», Ленинград, 1927 год, предисловие критика П.С. Когана. Помнишь у Маяка? «Чтобы врассыпную разбежался Коган, встречных калеча пиками усов»), я обнаружил в нем листок с текстом от руки, он касался зомби, оживленных и управляемых трупов, воспроизвожу его в оригинале: