— Мы в ЛГУ не обучались! — резко парировала Марфуша, всегда ненавидевшая Розу. — Мне с самого начала все было ясно, они разыгрывали две роли, воздействуя на вашу психику. Неужели вам не казалось подозрительным, что ваша жена (еще один удар!) постоянно трогала вас за правую руку? Это же приемчик любой жуликоватой цыганки! Иногда она зевала, навевая на вас гипноз, моргала глазами, навязывая вам свой биоритм… А как возмущало меня, когда ваша жена (опять!) и ее братец заговаривали вас с двух сторон — так действуют цыганки, перед тем как обчистить. Один раз я застала ее с вашими трусами…
— Это еще что за ерунда?!
— Разве вы не знаете, что заговаривать можно и через вещи — белье, часы, цепочку, волосы, обрезки ногтей! У нее было ваше фото, она колдовала над ним, она слепила вашу крошечную статую из хлебного мякиша и вставляла ей в голову булавки… А трусы она тоже заговаривала, обмакивая их в молоко.
— Ну ладно! Хватит! Что стряслось с Гусем?
— Батов арестовал его и держал все это время в своем особняке под охраной. Гремицкий — это фиктивная фигура, вся операция отвлекла вас от «Голгофы», перенастроила на «Манну». Они добивались полного контроля над вами, они заманили вас в Египет, отрезав от меня и других наших товарищей!
Вот так, Сызарь, несостоявшийся Цезарь! Но была и радость, Джованни: ведь ни один из моих шпионов не оказался предателем! И как единодушно они погрузились в самолет и полетели на выручку своего заблудшего шефа! И, конечно, Марфуша… Не было ей цены, вот какие женщины в русских селениях!
— Извините меня за резкость, Марфуша, я немного погорячился. Но вы молодец и заслуживаете самого высокого поощрения, возможно, даже именного оружия или другого памятного подарка.
— Нам бы с Васей отдельную квартиру… Всю жизнь в коммуналке мыкаемся… — ответствовала скромная героиня, чуть зардевшись.
«Люкс» постепенно наполнялся моими помощниками. Тихо и незаметно — особенность нашей профессии! — вошли Гусь, Сова, Дятел, Грач, Курица, Тетерев, Орел, Сорока, специально перечисляю всех, все они попадут в указ о награждении. Я любил их, я гордился ими, в такие моменты все вокруг кажется прекрасным, и хочется жить и работать, жить и работать на благо.
Разве мир не великолепен?
В Иваново все спят под одним одеялом; в Париже можно шарахнуть ногой по игральному аппарату, и оттуда выпадет сто евро — и это в тот момент, когда карманы и желудок пусты; в Бангкоке девушки заигрывают, запустив в лоб бананом, там кормят острейшей пищей, после которой «рожаешь дракона»; в Гаване можно заказать коктейль «Свободная Куба», зажать между атласными ляжками молодой красотки и помешивать сигарой; в твоей Флоренции, Джованни, можно хорошо пожрать в ресторане и не заплатить — полицию не вызовут, но морду начистят! Ах, как мы не умеем ценить эти мелочи!
За окном висела бархатная ночь, расшитая белыми звездами, цокали копыта жеребцов, несущих фиакры, доносился женский смех, пахло рододендронами, катил свои величавые воды Нил, в саду гремела музыка, Луксор сиял огнями, и только в храме Карнака стояла мертвая тишина. Древние Фивы. Тут она родилась. Роза есть Роза есть Роза. Двери распахнулись, и в номер вошли лакеи в белых ливреях, на подносах они несли яства и напитки, как написал бы ты, великолепный Джованни, «все надлежащее было приготовлено разумным сенешалем, весело пропев одну стампиту и одну или две баллады, все сели за стол по благоусмотрению королевы». Пили и ели, никаких шпионских историй.
Спал я безмятежно, впервые за последние дни обретя истинную нирвану. И он явился. Я знал, что он явится и не оставит меня без мудрого совета. Я тут же вскочил со своего ложа и быстренько натянул штаны.
— Как же вы так влипли, Мисаил? — на нем была белоснежная галобея (как у Розы), в ней он казался еще выше и, как обычно, чуть сутулился.
— Разве вы забыли, как в свое время цэрэушники экспериментировали на своих секретаршах, давали им таблетки, гипнотизировали и заставляли достать пистолет, правда, незаряженный, выстрелить в человека и прочее…
— Но ведь из этого эксперимента ничего не вышло, Юрий Владимирович, они сами отказались от проекта. Кстати, мне не давали никаких таблеток…
— Если не считать амброзии и прочих масел, которыми вас усердно натирали, — усмехнулся он. — Кстати, о прикосновении к правой руке знали еще древние жрецы, это порождает доверие, я сам иногда этим пользовался в беседах с Леонидом. Правая рука представлена в коре головного мозга более, чем четвертью его площади, в правом полушарии, если вы не забыли, сосредоточено все иррациональное, в левом — ум и логика. Как шутят, женщины думают ушами, поэтому нужно говорить им комплименты…
Он светло и ободряюще улыбался.
— Кстати, Мисаил, — продолжал Учитель, — вся зловещность вашей истории вполне закономерна. Знаете ли вы, что все мерзкие воплощения дьявола, вроде ведьм, появились лишь с воцарением капитализма? А у нас? С перестройкой явились Кашпировский, Мавроди, бардаки, голые бабы на сцене, эскорты с любовницами за границу, дурацкие партии, бесконечные социальные опросы, рэп, секты и прочее. Небо и ад, Бог и Сатана есть отражение земной реальности… — он вздохнул и чуть расстегнул галобею, видимо, ему было жарковато. — Вот почему при капитализме, принесшем народам ужасы нищеты, даже во времена зарождения Ренессанса, столь блистательно воспетые любимым Боккаччо, дьявол, властитель ада уже не мог быть веселым шутом, каким он был в Средние века. Вся ваша история с Розой могла произойти лишь с человеком, переживающим дикий капитализм, период первоначального накопления. Добрый милосердный Бог покинул землю. Об этом вам прокричал старик Аввакум! Вы поняли меня?
Учитель присел на козетку, потом вскочил и прошелся по комнате точно таким размеренным шагом, как у себя на Лубянке. Как обычно, он вдумчиво глядел под ноги, лишь иногда вскидывал голову и всматривался в папирусы, словно это были портреты Владимира Ильича и Феликса Эдмундовича. Но мучил меня совершенно другой вопрос: по чьему заданию действовала эта парочка? Западных спецслужб?
— Юрий Владимирович, кто же, по вашему мнению, направил на меня этих двух экстрасенсов?
Он улыбнулся и поправил на носу очки.
— А вы не догадываетесь?
Я только помотал головой.
— Подумайте еще, — он потер руки и хитро улыбнулся. — Это сделал я, мой дорогой Мисаил!
— Не шутите так, Юрий Владимирович! — не поверил я.
— Представьте, что я!
— Значит, вы срывали нашу «Голгофу» своей «Манной»?
Он помолчал, еще раз поправил очки и продолжал.
— Искусство политики предполагает резкие повороты, вы должны относиться к этому философски и не обижаться. Почему наша нация столь долготерпелива? Корни таятся в холодном климате и сортирах во дворе. Терпели столетиями и до ветру на мороз шли неохотно. Выработался ГЕН ТЕРПЕНИЯ. Вот я и подумал, что если сверху засыпать всех «манной», то все как бы смешается, терпеть будет незачем, и эта национальная особенность исчезнет сама собой. Таким образом, это не сорвет, а только стимулирует «Голгофу»…
Он вздохнул и вдруг покраснел. Я понял, что он солгал.
— Исполнителей вроде вас всегда убирают, дорогой Мисаил, — сказал он просто и прямо и улыбнулся. — Вспомните Освальда или Фанни Каплан, которую почти сразу же прикончили. Иосиф последовательно убирал своих ликвидаторов — Менжинского, Ягоду, Ежова… К тому же в «Голгофе» я решил произвести некоторые коррективы, а вы… извините меня… вы же читали документ… слишком догматичны. Я вас очень ценю, вы — честнейший и самый верный мой ученик, но даже на солнце бывают пятна. Вы — блестящий работник, великолепнейший интриган! Как тонко вы придумали орден «За заслуги перед Отечеством» трех степеней, перессорили всех, Гердту — третьей, Ростроповичу — второй, а вот первой непременно дать мерзавцу, не получившему ни второго, ни третьего! Даже Воланд, с которым я недавно пил пиво, признался, что он со своей «осетриной второй свежести» перед вами сущее дитя! Ну, а решение о прозрачности деклараций высших должностных лиц? Это конгениально, Мисаил, пусть народ почитает, какие бабки гребут его руководители! Хотя уверен, что напишет правду только самый бедный, вроде шефа налоговой службы. Боже, а ваша грандиозная мысль поселить президента Бориса и его окружение в одном доме на улице Осенней! А потом их всех — одним махом! Ежов локти кусал бы от зависти! Но нужны коррекции, и я не случайно отселил нашего фаворита ВВ из столицы в Сочи. Возможно, со временем мы перенесем туда столицу.
Он вздохнул. Видимо, жалел меня. Бедный Учитель! Что ж, обычная история. Владимир Неистовый подставил ножку Плеханову и предал анафеме своего друга — меньшевика Мартова. Иосиф Грозный перестрелял своих друзей-большевиков, а заодно и некоторых дальних родственников. Никита Беспокойный измывался над прахом учителя Иосифа, хлопнул коллегу Берию и его выдвиженцев. Леонид Стабильный сверг своего друга и учителя Никиту, Михаил Рулевой развенчал Леонида, который его выдвигал, Борис Властолюбивый возненавидел своего друга Михаила.
Наш ВВ действовал осторожнее, самого Бориса развенчивать не стал, зато пересмотрел его политику. Посадил тщеславного банкира Ходорковского, выгнал своего коллегу премьера Касьянова, заставил убежать Березовского. Что ж, убирать мелких сошек вроде меня — это в порядке вещей. Такова жизнь. И все равно я любил Юрия Владимировича, и не покидала меня мысль, в какую часть неба он попал.
— Юрий Владимирович, что же делать с «Голгофой»? — спросил я прямо. — В конце концов, я готов отойти в сторону ради Дела. Я помню подвиги наших партийцев в тридцать седьмом году, когда они признавались в несуществующих грехах ради сплочения партии. Я готов.
Он присел в кресло и внимательно оглядел фигуры на папирусах, каждую в отдельности. Погода изменилась, за окном, словно хор одичавших кошек, завывал налетевший хамсин.
— М-да, план у нас был яркий, выразительный. Как писал Монтень, «Красноречие в Древнем Риме никогда не достигало таких вершин, как во времена упадка». А вообще я только сейчас понял, что наша система была вовсе не так плоха, просто мы все стали жертвами буржуазной пропаганды и поверили, что необходимы и платные образование и медицина, и обязательно 25 % за квартплату и коммунальные услуги, как на так называемом цивилизованном Западе. Нас обольстила свобода, мы растеряли приводные ремни, попали в болото анархии. Впрочем, какая свобода?! Попробуйте в частных СМИ развить идею национализации без всяких компенсаций!