Около полуночи мы поехали к Мэтью в общагу; там было тихо, почти все уже спали. Я сразу затащила его в постель, и у нас был незащищенный секс — если это вообще можно назвать сексом, поскольку все получилось по-дурацки. Дело в том, что он занимался этим впервые и был сильно перевозбужден. А меня тешила только одна мысль — я представляла себе, как вскоре изменится выражение его глупого лица. Все мужики твари и заслуживают то, что получают. Он сразу же уснул, а я тихонько выбралась из его объятий и смоталась оттуда около часу ночи.
И отправилась прямиком к Велисетте. Она первым делом съездила мне в челюсть, помяла попинала хорошенько, потом пошуровала у меня в обоих отверстиях здоровенной штуковиной — резиновым членом без смазки, так что я в итоге имела вполне плачевный вид. В таком вот видя, шатаясь, явилась в Центр помощи жертвам изнасилования. Там изобразила рыдающую чуть ли не потерявшую рассудок от надругательства девственницу, и они отвезли меня в полицейское отделение, где я заявила, что подверглась насилию. Не прошло и часа, как полиция нагрянула к нему домой и вытащила из постели.
— Да вы животное, вы просто чудовище! — сказала ему судья на слушаниях. (Адвокат у него был паршивенький.) — Эта милая, тихая, серьезная и набожная девушка наивно доверилась вам и зашла в ваш дом, и вот теперь она изуродована, травмирована и боится даже выходить на улицу. Вы искалечили ей жизнь.
В зале суда присутствовали его родители и сестры. Уж не знаю, как они вынесли, когда его выводили под конвоем. Он даже не посмотрел в их сторону.
— И какой срок ему определили? — холодно поинтересовалась Судья.
— Восемь лет, — ответила Дикторша с победным видом, явно гордясь собой.
— А вы сколько получили? — спросила Трофейная Жена.
— Двенадцать тысяч фунтов, — ответила Дикторша с нотками восторга в голосе. — Я хорошо постаралась.
Мы все угрюмо молчали.
— Но мне не пришлось долго жить с этим, — сказала она наконец. — И ему тоже. Месяца через три он повесился у себя в камере.
Наше молчание сделалось еще более мрачным.
— Эти деньги я использовала с толком, — как ни в чем не бывало продолжала она. — Образование в наше время вещь не дешевая. Я отучилась три года на «истории искусства», потом еще год на «телерадиовещании», получила распределение на Би-би-си, а все остальное в прошлом.
Она взглянула на свои вульгарные дорогущие часы.
— Ну вот, я опоздала! А ведь я никогда не опаздываю. Это вы задержали меня, потому что перебивали.
Но как вы отважились рассказать нам все это? — удивилась Хирургиня. — По-моему, не слишком благоразумно, вам не кажется?
— Ой, даже и не знаю! — вздохнула она. — И зачем я только вам открылась?! Вдруг меня теперь уволят? Просто мне хотелось с кем-то поделиться. Знаете, как страшно, когда у тебя нет друзей, когда тебя держит взаперти собственный отец!
И ее рука с дорогущими часиками, которую она все это время старательно держала над водой (кто их знает, какие они там водонепроницаемые, хоть и дорогие?), вдруг безразлично окунулась в воду. Лицо скукожилось, и Дикторша разрыдалась.
— Мне не нужен такой отец! Мне нужна только моя мать! — крикнула она сквозь слезы, выпрыгнула из бассейна и пулей вылетела из комнаты.
Минут через двадцать из вестибюля донесся шум словесной перепалки — по-видимому, она сцепилась с Беверли, — а потом по реву ее дурацкой спортивной машинки мы поняли, что она укатила из «Касл-спа». Но могу сказать точно — никто из нас не жалел об ее отъезде.
Глава 16
Все подобралось один к одному — и застрявший где-то муж, и сорвавшийся семейный праздник, и рухнувший потолок в ванной. Возможно, это и было причиной охватившей меня тоски, а история Дикторши стала последней каплей, порядком меня расстроив.
Майра сказала, что может раздобыть разрешение на расследование — хотя бы ради того, чтобы снять грязное пятно с имени юноши. Даже Дикторша, может статься, выступит с признанием. Только кто, в сущности; останется в выигрыше, если разворошить прошлое? А еще не исключено, что она просто фантазерка. Тут я возразила ей, что история очень смахивает на правду, и Майра со мною согласилась. Всегда считалось нормой, что мужчина может причинить боль женщине, а не наоборот, а теперь вот выяснилось, что улица оказалась с двусторонним движением.
Но я на этом не успокоилась, меня снова мучили разные мысли. И как это вообще можно много дней подряд жить без мобильного телефона? Естественно, если нет вышки, нет и связи. Откуда она возьмется? Я даже могла понять, почему леди Кэролайн отказывалась установить эту вышку, мне так или иначе была ясна эта ее приверженность к старому образу жизни. У меня имелись друзья, до сих пор предпочитавшие писать письма от руки, что меня прямо-таки умиляло. Да, чужие каракули попробуй разбери, зато вся эта новая техника вечно создает проблемы. Далее дорогущий спутниковый телефон Майры, как она сама жаловалась, вечно глючит и теряет связь, И как они вообще работают, эти спутниковые телефоны? Вот уж чего не знаю, того не знаю. То ли провайдеры арендуют спутниковые каналы у военных, то ли используют собственные космические аппараты. И нуждаются ли тогда спутники в наземных компьютерах или просто вращаются вокруг Земли без какой бы то ни было поддержки и срока?
— А может, китайцы твой спутник сбили? — предположила я. — Они на такое способны, когда сердятся. Или не только твой, но и другие. И болтаются теперь в космосе их обломки, а вы сидите без связи. — Я, конечно, шутила.
— Очень даже возможно, — мрачно заметила Майра, — Знаю я этих китайцев. Мердок женат на китаянке.
Когда мы шли к себе переодеваться — Беверли разнесла по номерам все чистенькое, из стирки, — я поинтересовалась у Майры, не повезло ли ей с ноутбуком больше, чем мне. Порадовать меня ей было нечем — соединения с Интернетом по-прежнему не было. Но она предложила мне еще раз попытать счастья с ее телефоном — вдруг космические роботы наладили все-таки некую таинственную связь и спутниковое чудо опять заработало. Мы пошли к ней в комнату, где меня, лелеявшую надежду докричаться до Джулиана и пожелать ему счастливого Рождества и спокойной ночи, опять поджидала неудача. Я озадачилась не на шутку. А вдруг и вправду спутник, через который я пыталась связаться с мужем, сбили китайцы? Или суматранский грипп оказался не сказкой и миллионы людей теперь обречены на смерть? И всех их смертельно поразила зараза, таящаяся в изюме, которым нашпигованы рождественские пудинги? Уж детишки-то точно пожрали все лакомства, хотя бы ради содержащегося в них вкусненького ликера. А может, вся эта паника поднялась понапрасну? Тогда как же быть с запиской на дверях отделения гидротерапии? Сказано же — «Ушли по домам». Это что же такое получится? Если все усядутся дома возле телевизора, то телевизионная сетка просто не выдержит — я где-то читала об этом. Двухчасового сбоя электричества в нашем маленьком городке, помнится, хватило, чтобы кассовые аппараты перестали работать и торговля остановилась. А вдруг компьютеры всего мира одновременно вырубились? Такое вполне могло случиться, например, по милости подростков-хакеров, вступивших в массовый сговор. А вдруг все эти перечисленные мною вещи произошли одновременно? Что же тогда будет с западной цивилизацией? Ведь я могу больше не увидеть Джулиана. В полном расстройстве я шумно плюхнулась на кровать.
— Что это с тобой? — спросила Майра. — Ты вся побелела.
Когда я объяснила ей, она рассмеялась:
— Ой, да ладно тебе фантазировать! Типичная истерия по поводу конца света. Подвержены ей женщины, неуверенные в личной жизни. Так что можно даже перефразировать — боязнь не конца света, а конца супружества.
В общем, мы поменялись ролями. Сначала я уличила ее в том, что она отнеслась к истории Зельды как несчастная в любви женщина. Теперь же она постановила, что я смотрю на мир как женщина, неуверенная в личной жизни, охваченная смутными страхами. И страхи эти наверняка вызваны рассказом Шиммер. Разве я не зарабатываю больше мужа? Намного больше!
— А когда у тебя началась эта трясучка? — поинтересовалась Майра. — Ты прокрути назад, вспомни, с какого момента.
Я задумалась и поняла.
— В машине по дороге на вокзал. Когда Джулиан сказал мне по телефону, что раз я не собираюсь быть дома на Рождество, то и он может остаться в Вичите.
— Да уж, это многое доказывает, — усмехнулась Майра.
— Но я с тех пор не могу дозвониться до Джулиана! Если ты подозреваешь, что против тебя устроен заговор, это совсем не означает, что заговора на самом деле нет!
— Послушай, — сказала Майра. — У них там и правда жуткие снежные заносы. Все линии связи оборваны. Lex Parsimoniae.[6] Оккамова бритва.[7] То есть не надо усложнять и сочинять какие-то дикие версии. Это не конец света, а просто маленькая проблема с местной связью.
— Мне кажется, мы говорим об одном и том же, — заметила я. — Нет никакого внешнего мира, а есть только сумма опыта одних и сумма эмоциональной реакции других.
— Да, до какой-то степени это так, — согласилась Майра. — Но только если ты женщина. Обращать внимание на новости — значит отвлекаться. Вот почему леди Кэролайн пытается оградить от этого своих клиентов. Какая, в сущности, разница, где сейчас находится твой Джулиан? Главное, что он не торчит у тебя перед носом. Я тоже примерно представляю себе, где сейчас Алистер. Дома, и это главное. В этот вот самый момент он, возможно, дрыхнет в постельке со своей женой или, хуже того, трахается с ней под рождественской елочкой, отправив детишек спать пораньше. И выбрал он это сам. И как я, по-твоему, должна себя при этом чувствовать? Мне, знаешь ли, с большим трудом удается сконцентрироваться на том, что происходит здесь и сейчас.
Ее слова я могла бы с легкостью опровергнуть. До сих пор я как-то всерьез не задумывалась над тем, что Джулиан может воспользоваться нашей разлукой для супружеской измены. Тут даже лучше выразиться яснее — чтобы потрахаться с кем-то другим. А это, как ни крути, самый настоящий конец света.