Декоративно-прикладное искусство. Понятия. Этапы развития. Учебное пособие для вузов — страница 28 из 62

Единой теории, рассматривающей особенности развития изображений в славянском искусстве, не существует. Из работ, раскрывающих общую картину изобразительной истории в русском искусстве, выделяются труды В. М. Василенко, Г. К. Вагнера. Определенные сведения можно почерпнуть из работ З. А. Абрамовой, Б. А. Рыбакова, А. Равдоникаса, В. С. Городцова, Л. А. Динцес, В. Я. Пропп, И. М. Денисовой, дающих представление о некоторых взаимосвязях системы изображений с особенностями их семантики и функционирования на различных этапах истории человечества, что закономерно приводит к вопросу об эволюции изобразительной системы.

Началом образных отражений, предшествующих изобразительному искусству, принято считать период палеолита. В изобразительной системе матриархата не существует развитых сюжетных конструкций, и комплекс данного периода может определяться исходя из крупных символических понятий прародительницы. Мифы, повествующие о строении мира, относят к этапу неолита, обладают структурностью пространства по вертикали и горизонтали: рождение земли из яйца, создание ее с помощью птицы-демиурга. С данными композициями контаминируют тотемные изображения – еще один круг символов, который не только был самодостаточным, но и лег в основу поздних композиций, а возможно, предшествовал кругу объектов, возникающих при развитых отношениях собственности (вотивные бляхи, атрибутика костюма, украшения конской упряжи). Импульс христианства, способствовал своеобразию русско-византийских изображений, которые в народном искусстве получили удивительно красивую интерпретацию. В системе средневековых отношений в России в условиях развития товарного обмена формировалась сначала метафорическая, а затем и сюжетная, жанровая основа декора, которая объединяла конфессиональные и светские вкусы и предпочтения в народной среде XVIII–XIX вв. и в среде высшего сословия. Лубок – народное жанровое произведение родился как заказ на сюжетно-повествовательные потребности на стыке с профессиональным изобразительным искусством и отразил стремление к жанровому художественному мышлению.

В широком смысле сюжетная основа изобразительности в русском искусстве имеет связь с былинной повествовательностью. Эпос вспахивает почву сюжетного сознания, в которое крупными зернами падают и прорастают христианские предания. Лубок стал своеобразной формой управления поведением в народной жизни. Не только морализация, но и неадаптивность народного сознания, юмор его по отношению к нарушениям норм общественной морали, едкость общего настроя к фискальным проявлениям усердного чиновничества являются тонкой реакцией, представленной в лубочных картинках.

Архаические материальные источники на территории России ученые выделяют на основе фатьяновско-балановского комплекса. Его считают общим для славяно-балтогерманского единства, распространенного на территории от Рейна до Волги. В Европе источники по славянским материалам разнообразны и охватывают широкие хронологические рамки. Сложная конструктивно-технологическая основа жилищ и производственных помещений выделена в сравнительно позднем круге памятников. Примером служат устойчивые приемы строительства в г. Бискупине в Польше около 700 г. до н. э.: стоечно-балочная конструкция, разнообразные приемы возведения стен и одно-, двух-, четырехскатных крыш (по В. Л. Глазычеву).

Период киевской домонгольской Руси представлен высокими образцами архитектуры русских городов. Многочисленные памятники в новгородских раскопах свидетельствуют о развитых приемах возведения домов и производственных сооружений, высокой технике прикладных искусств и ремесел Х—XIII вв. н. э. Инструментарий русских зодчих, выделенный археологами, сложился достаточно давно и имел большое влияние на народы, живущие с русскими чересполосно.

Из письменных свидетельств о жизни русских в Среднем Поволжье убедительными выглядят дневники Ибн-Фадлана – секретаря посольства Багдадского Халифа Джафара аль-Муктадира. В 921–922 гг. он совершил путешествие к царю волжских Булгар Алмушу и составил подробный отчет о своем путешествии. В отчете имеются сведения о том, что в булгарское время на территории современной Татарии «русские имели крепкие просторные жилища». Основой суждений о заселении этого края русскими являются методы археологии, этимологии, филологии. В связи с распространением русской культуры в Приуралье археологами высказывается точка зрения о двух потоках: стихийном с XII–XIII вв. и целенаправленном в XVI–XVII вв. (Л. Д. Макаров). В конце XIV в. Пермь Вычегодская вошла в состав Русского государства. Между 1401 и 1409 гг. на территории современного Чердынского района Пермской области был построен первый в Верхнем Прикамье русский укрепленный городок – Анфалов.

В центральных архивах хранится немало документов о появлении большого числа русских в Поволжско-Приуральском регионе после 1552 г. Со второй половины XVI в. в Приуралье начинают распространяться монастыри, что привело к возникновение Вятской и Великопермской епархий, ставшими духовными доминантами на окраинах России этого времени. На территорию Удмуртии русские перемещаются позднее, что связано со строительством заводов в XVIII столетии. С этого времени отмечают интенсивное развитие промышленной, гражданской архитектуры.

В меньшей степени русский компонент представлен в Башкирии. Но и здесь опосредованное влияние русских через татар и, в ряде случаев непосредственное воздействие русской культуры при строительстве крепостей (засечных черт), срубных поселений весьма ощутимо.

Исследователи отмечают, что освоение территорий южной степной зоны в XV–XIX вв. представляет собой двухсторонний процесс, включающий заселение с образованием укреплений, казачьих поселений на Дону, Тереке, Ставрополье, Кубани в системе граничных линий и под их прикрытием и постоянное продвижение с севера на юг в XV – начале XIX в. Для этого использовались ключевые районы и опорные места с точки зрения стратегии овладения территорией. Граничные линии во многом определили места основания городов и сельских поселений, коммуникационные пути, в основном, в широтном направлении. Важнейшей коммуникацией, связавшей север и юг, стал Главный Почтовый тракт «Санкт-Петербург – Тифлис», а основными формами территориально-пространственной организации казачьих сельских поселений становятся станицы в Донском и Терском войсках, курени в Кубанском и Черноморском войсках (с 1840-х годов – станицы), и повсеместно – хутора и зимовники (Г. В. Есаулов). Широкое распространение русских в связи с заселением Сибири, Забайкалья, Дальнего Востока обусловило единство российской культуры.

Встречные технологические потоки способствовали выработке рациональных конструктивных решений и уклада местной жизни, о чем говорят множественность строительных вариантов домов, богатейший арсенал их декоративной отделки. Разнообразие способов крепления углов, наращивания бревен, «волевое» обращение с материалом соседствуют с продуманным естественно-природным его освоением, например, в опорных столбах конструкций «курьи лапы», развилок деревьев.

Нельзя не отметить искусство освоения ландшафта, имеющее ярко выраженную пространственную образность и пластичность. Это не только множество зелени и непременные деревья при усадьбе (часто обычные лесные), где идея Дерева жизни как важный космический символ выражает духовную культурную норму, но и удивительная согласованность с рельефом местности. Сельскохозяйственный и ремесленный характер труда, этническая целостность, сознание людей определяли и характер поселения. Доминирующими образными символами-центрами в дохристианское время являлись священные рощи и капища, после принятия христианства – церковь, храм, часовня. В некоторых урочищах таким центром был святой ключ или место явления чудотворных икон. Кладбище тоже было одним из символов духовной связи поколений. Его дихотомической пространственной противоположностью являлись места проведения праздников.

В причудливом сочетании крестьянской и городской манеры резчиков, как эстетическом отпечатке вкусов селян и горожан: крестьян, ремесленников, мещан, простого люда, купцов, промышленников, градоначальников и их сегодняшних наследников, отпечатались образы архаического и современного искусства. Своеобразной вершиной зодчества на рубеже XIX—ХХ вв. стали постройки в русском стиле, и близком к нему модерна (см. цв. ил. 9, в). Профессиональная проектная основа, как правило, тесно связана с творчеством народных мастеров. Декор изделий из дерева, получивший своеобразную интерпретацию в каменном строительстве, выражен в строгой манере классицизма. Русское каменное «узорочье» в известной мере проявляются в эклектике XIX в.

Народная архитектура очень изобретательна по отношению к климатическим условиям: монументальны жилые сельские северорусские комплексы – это дом-двор; южнее – дом-ограда (дом с отполком), дом-открытый двор; далее – однорядная связь, двурядная связь, г-образный и п-образный дома, разбросанная усадьба.

Разнообразие композиционной планировки народной городской архитектуры показывает спектр стилевых различий, которые, возникнув в разных архитектурно-художественных концепциях, сблизились и составили образ городского дома. Наполненное особой поэтикой, причудливой плоскоорнаментальной, прорезной и накладной пластикой, контрастирующими эффектами декора и стен, городское зодчество удивляет оригинальностью украшений, мастерством художника-творца.

Пластическая выразительность, свободный, незамкнутый характер построек, скульптурность внешнего вида домов, оригинальность отражают свойства стиля, венчающее проективно-образное сознание народных зодчих.

Интерес к искусству других народов, приятие достижений разных наций означают открытость русского художника, его способность адаптироваться к любой национальной или географической среде, служат обогащению его собственной сущности. Поэтому фарфоровая пластика гарднеровского завода не походила на саксонскую фарфоровую скульптурку. Древнерусскую иконопись, имеющую много общего с византийской, никогда не спутаешь с болгарской, а иностранные архитекторы, приглашенные для работы в России, попадали под влияние ее культуры и архитектуры и не только преображали русские города, но и сами духовно преображались.