– Стой, ты куда?! – крикнул Олег, высовывая лишь одну голову из машины.
– Просто хочу увидеть его поближе… Там есть звонок на воротах, не знаешь?
– Стой! Зоя, прошу тебя, не надо!
Он был бледный, смертельно напуганный. Я сжалилась над ним и вернулась в машину.
– Ты чего испугался, пистолет же здесь.
– Ты какая-то безбашенная.
– Повторяю: если хочешь, я прямо сейчас возьму вот этот пистолет, войду в дом и пристрелю его. Для тебя. Чтобы ты наконец успокоился и жил нормально, не думая о нем.
Я знала, что, предлагая ему убить Егора, я ничем не рискую – он все равно никогда не согласится.
И мы вернулись домой, приготовили закуски, накрыли стол и ровно в полночь встретили Новый год.
Время от времени Олег выходил на балкон и с кем-то разговаривал по телефону, должно быть, принимал поздравления или поздравлял сам кого-то с Новым годом.
Вот только мне никто не позвонил. И не позвонит уже. Никогда.
Мы поели, посмотрели телевизор и легли спать. Я была в постели, когда Олег постучался в мою комнату (он сам спал в зале на диване) и сказал в темноту:
– Зоя, прошу тебя. Забудь про то, где мы сегодня были… Хорошо? Глупости все это… прошлое… Сам не знаю, что на меня нашло. Выставил себя полным идиотом.
Я пообещала.
– С Новым годом, Олег. Спасибо тебе за все. Ты – мой спаситель.
– С Новым годом, Зойка. А ты – мое спасение. Мы вырулим, вот увидишь. И все у нас будет хорошо.
Я и не сомневалась.
10. Июнь 2024 г.
Пока ехали в машине до кафе, где решено было перекусить, Женя не проронила ни слова. Ната поглядывала на нее с озабоченным видом, но не задала ни одного вопроса. Чувствовала, что подруга вся на нервах.
И только на свежем воздухе за столиком, заказав пасту и кофе, а заодно и ледяной лимонад, Женя, утолив жажду, выпалила с горечью:
– Ты даже не представляешь себе, моя дорогая, с какой дурой рядом ты сидишь.
– Чего это не представляю? Очень даже хорошо знаю тебя. И никакая ты не дура. Что, выставили за дверь?
– Нет, никто меня не выставлял. И подруге Масленниковой, Ларисе этой, я честно призналась, кто я такая и зачем навещала вдову. Да и вообще, много полезного узнала о семье Масленниковых, я тебе потом все расскажу. Дело не в этом. Ты представляешь, я забыла задать им главный вопрос: знал ли Игорь остальных убитых – Корнетова, Тронникова и Февралева?
– Да уж… – вздохнула Наташа, перемешивая горячую пасту и наматывая ее на вилку. – Но ничего, потом спросишь.
– Когда? Вернуться и спросить?
– Ну, во-первых, было бы глупо, если бы ты, представившись вдове психологом, озвучила бы фамилии остальных жертв. Вдову это наверняка бы насторожило.
– А ведь во время разговора был такой момент, когда она сказала как раз о том, что их теперь вместе с ней четверо… Она имела в виду трех вдов убитых мужчин. И я так увлеклась своей ролью психолога, что вместо того, чтобы как-то аккуратно вставить фамилии мужчин с тем, чтобы она услышала их, начала отговаривать ее от встречи с женщинами…
– То есть вошла в роль.
– И не говори…
– Так один Масленников и был женат. Двое других – не женаты, и Февралев разведен, его жена и дочь где-то за границей.
– В Испании, – задумчиво проговорила Женя. – Знаешь, Наташа, когда я только соприкасаюсь с кем-то, вхожу в контакт, то у меня такое ощущение, словно я вошла в холодную воду. Аж дух захватывает. И порой начинаю нести такую околесицу, и страшно становится от того, что меня в любой момент могут разоблачить.
– Это нормально. Ты же действуешь неофициально, у тебя нет абсолютно никаких полномочий. Ты, по сути, нарушаешь закон, опрашивая людей, которые могут быть связаны с настоящим преступлением.
– Почему это?
– Да потому, что ты можешь своим вмешательством их спугнуть. Но самое главное, ты рискуешь сама. Своей жизнью даже. Откуда тебе знать, кто этот человек, которому ты втираешься в доверие и начинаешь выпытывать у него информацию. Может, он и есть самый настоящий убийца и может понять, что ты не просто посторонняя, типа, мимо проходила… Когда ты нащупываешь след, когда чувствуешь, что вот он, совсем рядом, когда догадалась уже, что видишь перед собой того, кого все ищут и уже сбились с ног, то у тебя же глаза начинают гореть, тебя колотит всю от азарта… от удовольствия, что ты разгадала загадку. И преступник может понять это и избавиться от тебя, понимаешь?
– Понимаю. Просто мне чаще всего кажется, что все, чем я занимаюсь, несерьезно и что преступник где-то там, далеко… Если я буду думать, что он может быть совсем рядом, то и я испугаюсь…
– В том-то и дело, что ты ничего не боишься. Слишком легкомысленно подходишь к делу.
– Ну, ты прямо как мой Борис, завела шарманку…
– Можешь обижаться на меня, конечно, но я посоветую тебе быть осторожнее, это во-первых. А во-вторых, тебе надо готовиться к подобным разговорам, встречам. Ты неподготовленная и такая вся из себя спонтанная, веселая, легкомысленная… Тебя могут просчитать и поймать на крючок, с которого ты не слезешь…
– Наташа, да что с тобой?
– Пока тебя не было, мне звонил Петр. Он сказал, что недавно разговаривал с Борисом и что тот согласен на развод…
– В смысле? – Женя почувствовала, как волна нервной дрожи прокатилась по телу, в ушах зазвенело. И весь сегодняшний день, ее бестолковые разговоры с Масленниковой и ее подругой вдруг показались ей такими ничтожными и, главное, стыдными, что она и вовсе упала духом. – Он хочет со мной развестись? – Она копила в себе ярость, чтобы взвиться и выпалить, что, мол, она уже давно готова в такому повороту событий, как вдруг услышала:
– Ты не так поняла или же это я неправильно выразилась. Борис думает, что ты разлюбила его и что это ты хочешь развод. А он, напротив, любит тебя и думать боится о разводе. Но сказал Петру, что, если ты на самом деле так несчастна с ним и хочешь свободы, что ж, он отпустит тебя…
– Наташа… Какой развод? С чего он взял? Это же только мы с тобой могли говорить об этом, я могла вспылить…
– Если ты помнишь, то я, напротив, советовала тебе ни в коем случае не разводиться и просто жить так, как хочется, но под крылом мужа…
– Ну тогда и разговора никакого нет. Все! – Женя стиснула ладони, хлопнула ими скользящим движением, словно стряхивая невидимые крошки, хотя на самом деле это были ее страхи. – Чтобы не думать обо всем этом, может быть, навестим старшего брата Виталия Корнетова? Ребров сказал, что Роман Корнетов единственный близкий человек журналиста. Нам просто необходимо с ним поговорить.
– Да, разумеется. Но только не забывай, что с ним, вполне возможно, уже поговорили и все, что необходимо для следствия, он как бы уже рассказал. Вот и подумай, кем ты представишься, как вы познакомитесь, словом, начни хотя бы с этого Корнетова планировать свои допросы-вопросы.
– Ну хорошо… Подумаю.
И в эту минуту она вдруг поняла, что в голове у нее гуляет ветер, теплый майский ветер, надувающий полосатый красно-белый тент летней террасы.
И ведь отказаться уже невозможно. Ей не было дела до того, что подумал бы в этом случае о ней Ребров, скажем, или Борис, Наташа.
Ее ужасала мысль, что в случае ее отказа от участия в расследовании в ней разочаруется Павел Журавлев. И тогда она не сможет видеть его так часто, как ей бы этого хотелось и что было бы возможно в случае, если бы она помогала им.
Почему так? Почему она так робеет перед этим Журавлевым? Почему у нее сильнее бьется сердце, когда она просто слышит его имя? И почти теряет сознание, когда видит его, слышит его голос. Что это за чувство такое ненормальное?
Вот с Борисом такого никогда не было. Она пыталась вспомнить, как начинались их отношения, какие чувства испытала она в тот день, когда он, еще недавно жесткий и вечно подтрунивавший над ней хозяин дома, где она была домработницей, вдруг схватил и поцеловал ее. Признался в том, что неравнодушен к ней с первого дня их знакомства. Конечно, это ее потрясло, ошарашило, и от прикосновения к нему ее словно ударило током. И она завелась, возбудилась, отозвалась на его страсть…
Но с Павлом все по-другому. Он был настолько нежным, ласковым, что от одного даже воспоминания о нем она становилась счастливее. И вот как все это совместить – ее пробуждающиеся чувства к Павлу и стыд перед мужем?
– Мы сейчас домой? – Наташа прервала поток ее мыслей. – Ты отдохнешь, подготовишься, подумаешь, как подъехать к этому цветочному королю…
– К кому-кому?
– Роман Корнетов, насколько я поняла, занимается цветочным бизнесом.
– Ясно. Наташа, я понимаю, к подобным визитам надо готовиться и все обдумать, но, с другой стороны, не хочется терять время. Мы же в Москве! Приеду, встречусь с ним, представлюсь, к примеру, фотохудожницей, которой надо подобрать цветы для букета…
– Не пройдет, Женя. Ты думаешь, что он сидит в цветочной лавке и продает цветы? Да у него наверняка где-то офис или же он работает дома. Если уж хочешь сегодня с ним встретиться, то для начала надо бы с ним созвониться, благо номер у нас есть. Ты слышишь меня? Тебе надо позвонить и договориться о встрече.
– Да… Сейчас найду номер и позвоню.
– Так ты придумала, кем представишься?
– Раз он, я имею в виду самого Виталия Корнетова, был не женат, то представлюсь его знакомой. Скажу, что могу помочь найти убийцу, что у меня есть кое-какие соображения и факты… Что мне просто не терпится проверить, тот это человек, которого я подозреваю, или нет. И он клюнет, вот увидишь!
– Я бы клюнула, это точно. Что ж, вперед, звони!
И Женя позвонила. А поскольку волновалась во время разговора, заикалась и не могла подобрать вовремя нужные слова, то Роман Корнетов мог запросто воспринять это как реакцию девушки на смерть приятеля.
– Да, хорошо, я поняла. Записываю адрес… – И Женя вслух произнесла адрес офиса, чтобы Наташа успела записать. – До встречи.