Не ожидая ответа, Лола передала чемоданчик Ивану Петровичу и, взяв его под руку, потянула в поток гулящих людей.
— Уединимся. Свернем на Литейный. Там есть укромный уголок перед больницей… Ну, а пока рассказывай о своих амурных похождениях. И, пожалуйста, не отрицай. Я знаю, чем занимается мужчина в командировке. Мужчина средних лет… вдали от супруги…
Как видите, Лола сразу оседлала любимую тему. И ничего не поделаешь. Среди людей обоего пола встречаются немало таких… Я бы сказал — с «петушиной» психологией. Что бы они ни делали, о чем бы не говорили или даже мечтали, — все, в конечном счете, сводится к половой проблеме. Это единственная тема, которая их как-то волнует… Ну что ж! Взаимоотношение полов — тема и в самом деле громадная, я бы даже сказал главная, но любовь, в представлении этих людей, так опошлена и оскотинена, особенно в искусстве, что не случайно табличка: «Детям до шестнадцати лет…» — вывешивается при демонстрации почти каждой кинокартины…
Для того чтобы установить гранитную чашу, куда чугунная змея выпускает воображаемый яд, решетку пришлось вдавить полукругом в садик больницы, а за символической чашей поставить скамейки.
— Смотри, как здесь прелестно! Никогда никто не сидит. Можно совершенно свободно разговаривать, — говорила Лола, усаживаясь на одну из скамеек. — Разве что из-за решетки?.. Садись, Петушок, и внимательно слушай. «Принцессу грез» я оставлю тебе до возвращения, — кивнув головой на чемоданчик, тихо сказала она. — Ты знаешь, что Виктор уехал?
— Слышал. Он заходил к жене.
— Я тоже должна выехать на концерты. В одной бригаде заболела певичка и меня срочно посылают. Так не вовремя!.. Но ничего не поделаешь. Скандалить нельзя! — со вздохом сообщила она, и передала Ивану Петровичу маленький ключик. — Возьми!
— Зачем?
— Это от «Принцессы грез»… Что! Ты не знаешь? — с явным удивлением спросила она.
— Да как вам сказать… я слышал, конечно… но не приходилось… то есть, давно…
Иван Петрович боялся сознаться, что он полный профан и впервые слышит такое поэтически-сказочное название. «Что бы это могло значить? „Принцесса грез“? — думал он. — Скорей всего в чемодане лежит какое-нибудь произведение искусства, а может быть, кондитерские изделия».
— Значит, ты еще не занимался, — решила Лола и, пододвинувшись к Ивану Петровичу, быстро зашептала: — «Принцесса грез» — это бомба замедленного действия. Взрыв ее очень сильный. Внутри есть свободное место, куда можно положить документы, шифры, оружие… или что хочешь. А потом закрыть. Замок закроется автоматически, щелкнет. Открывать можно только этим ключом. Если кто-нибудь попробует открывать «принцессу» без ключа, насильно… Она сработает. Да так сработает, что и сказать невозможно… Слушай дальше. Сбоку есть часы. Вернее, стрелки на футляре и деления по кругу. Этим же ключом можно их завести, а стрелки поставить на то время, когда «принцесса» должна сработать. Ну, а как с часами обращаться, ты и без меня наверно знаешь. Так?
— Ну, конечно… какой может быть разговор, — с трудом выдавил из себя Иван Петрович.
— Тем лучше! Если я вернусь раньше Виктора, то возьму ее назад, — сказала она, и при этом фамильярно похлопала по чемодану.
От такого легкомысленного отношения к «Принцессе грез» у Ивана Петровича захватило дыхание, и он мог только произнести:
— Н-ненадо…
— Я бы ее оставила у себя, — как ни в чем не бывало продолжала Лола, — но знаешь… моя вторая половина последнее время что-то стал косо поглядывать. И всякие такие намеки… Боюсь, что кто-нибудь из наших баб насплетничал, и он возревновал. Глупо, но приходится считаться! Полезет, чего доброго, без меня искать письма любовников… Представляешь, что может получиться! Была квартира… и нет квартиры. Был муж… и нет мужа.
В это время на рядом стоящую скамейку сел мужчина и, нагнувшись, начал зашнуровывать ботинок.
Лола сразу заговорила другим тоном.
— Передай привет вашему Миху! — насмешливо сказала она.
Мысли Ивана Петровича были сосредоточены на чемодане, и он не обратил никакого внимания на человека и не сразу понял, о чем она говорит и какому Миху он должен передать привет.
— Между прочим, он не верит, что я твоя племянница… И не стоит его разубеждать. Слышишь, Петушок? — слегка толкнув его в бок, продолжала она. — Пускай думает, что хочет. Если он и тебе скажет об этом, сделай загадочный вид и ни бе ни ме! Ты это умеешь!
Иван Петрович тупо смотрел на улыбающуюся собеседницу и никак не мог понять, о каком же все-таки Михе она говорит. И только после следующей фразы он, наконец, догадался, что речь идет о юристе управления.
— У этого болвана бывают минуты просветления. Вчера у нас был юридический спор. Если бы ты только слышал! Он мне всерьез пытался доказать, что у нас, как правило, прав тот, у кого больше прав… Да, да! И как он пыхтел и вздувался! Боже мой!.. А я ему доказала, как дважды два четыре, что всегда бывает права женщина… жена или любовница. А ведь такие женщины юридически вообще не имеют никаких прав. Так? Ты с этим согласен?
Иван Петрович невольно вспомнил о своей жене и подумал, что какая-то доля истины в словах Лолы есть.
— Вообще-то да… но это смотря по тому, какая женщина, — начал он.
— Ушел! — остановила его Лола.
— Кто ушел?
— Да вон тот… Ботинок у него развязался. Ну, мне надо топать домой. Завтра утром я уезжаю. Господи! Такое дерьмо на душе, и настроение — хоть вешайся. Ко мне не звони. Вернусь и сама приду на службу. Не провожай. Будь здоров!
С этими словами Лола ласково похлопала Ивана Петровича по щеке и быстро пошла в сторону Невского проспекта.
27. Пропажа
Прохоров остался наедине с чемоданчиком, мирно стоявшим возле его ног. Надо сказать, что «Принцесса грез» произвела на Ивана Петровича очень сильное впечатление. Я даже не знаю, с чем сравнить его чувства?..
Лет пять назад Коля принес домой горсть дроби. Увидев дробь, Надежда Васильевна пришла в панический ужас, и Иван Петрович никак не мог убедить жену, что эти свинцовые шарики совершенно безопасны и не могут взорваться, что бы с ними ни делать. Надежда Васильевна была уверена, что при желании можно из палки выстрелить, а потому и не желала ничего слушать. Успокоилась она только после того, как дробь была спущена в унитаз и, по ее мнению, размокла в воде.
Сейчас Иван Петрович оказался в таком же положении, как и жена, с той только разницей, что некому было убедить его в том, что чемоданчик совершенно безопасен, если его не открывать. Человечество придумало множество самых различных взрывчатых веществ, и большинство из них можно бросать, ударять по ним молотком, пилить, резать, поджигать… и ничего не случится. Они взрываются только в определенных условиях…
Обо всем этом хорошо рассуждать, а попробуйте остаться наедине с пакетом, в котором завернут, скажем, динамит, тол или хотя бы порох, а вы не сапер и даже не охотник и никогда никакого дела со взрывчатыми веществами не имели. Как бы вы стали обращаться с таким пакетом?
Ивану Петровичу было ясно, что «адскую машину», как он мысленно назвал чемодан, нужно как можно скорей передать Угрюмову или Сергею Васильевичу, но время было уже позднее и на работе их, конечно, не найти. Домашнего же телефона он не знал. Значит, передача откладывалась до утра.
Но что же все-таки делать? Нести «Принцессу грез» домой он, конечно, не мог. Жена или Коля захотят посмотреть, что в чемодане… А об этом даже страшно подумать!
Вначале Иван Петрович решил ждать утра возле «адской машины» где-нибудь в саду, в сквере, и делать вид, что ему негде ночевать. Именно эти размышления привели его к другому, более подходящему решению: ведь если ему негде ночевать, значит он приехал в Ленинград не в гости, а в командировку, и свободных номеров в гостинице, как правило, нет или все они забронированы. Для бездомных же, чтобы они не таскались с чемоданами по городу, на вокзалах есть камеры хранения ручного багажа.
Итак, если он сдаст чемодан в камеру хранения, то может вернуться домой и будет спокойно спать до утра.
Я не буду подробно показывать и описывать, как наш герой уверял себя, что с «Принцессой грез» ничего не случится, если обращаться осторожно; как он постепенно приучил себя к мысли, что рано или поздно ему все равно придется взяться за ручку чемодана; как он, наконец, набрался храбрости и, взяв чемодан, понес его так, словно там лежала сотня яиц.
Чтобы его не толкали гуляющие по Невскому, Иван Петрович направился к вокзалу переулками и благополучно добрался до камеры хранения Московского вокзала. Здесь он пережил много неприятных минут. Недавно пришел какой-то поезд дальнего следования и в камере оказалась масса желающих сдать свои чемоданы и узлы. Приехавшие вели себя бесцеремонно. Толкались, цеплялись своим багажом за чемоданы других, и даже не извинялись… Впрочем, извинения Ивану Петровичу были не нужны. Каждый раз после толчка у него на несколько секунд замирало сердце, и он останавливался как вкопанный. Какие уж там извинения! Наконец, он занял очередь в одну из секций, поставил «Принцессу грез» возле ног и немного успокоился. Когда впереди стоявшие двигались, Иван Петрович наклонялся и осторожно переставлял свой смертоносный багаж на шаг вперед.
Может быть, со стороны это все и забавно, но, честное слово, мне искренне жаль Ивана Петровича, над которым так зло подшучивала судьба.
Очередь продвигалась быстро, но когда Иван Петрович переставил «принцессу» в третий раз, возле окна произошло шумное недоразумение. Получив два чемодана и громадный узел, пассажир заявил, что он сдавал еще и корзину. Запарившиеся «хранители» утверждали, что они все выдали. Пассажир возмутился и, призывая в свидетели стоявших в очереди, доказывал, что корзины он не получил, а в квитанции она значилась. Прошло минуты три, пока проверяли квитанцию, искали корзину.
Все это время Иван Петрович с любопытством прислушивался к своеобразному лексикону пассажира. Многие слова, ударения и целые выражения не имели никакого отношения к русскому языку, хотя пассажир несколько раз повторил: «Я же вам русским языком говорю!» и «Что вы, не понимаете русского языка?»