Гармониста, к сожалению, не было. Он стоял на четвертом посту, а в руках у него, как пояснил в начале вечеринки старшина, была другая музыка.
11. Ошибка лейтенанта
Начальник заставы был почти уверен, что сидевший перед ним перебежчик — враг народа, год назад бежавший из этих мест, спасаясь от разоблачений. На днях был получен секретный пакет из штаба, в котором упоминалось о нем.
Лейтенант сел к столу и, глядя в упор на разведчика, сказал:
— Мы не понимаем друг друга. Вы играете в прятки, как страус.
— О страусах я слышал в детстве.
— Вы играете в прятки, — продолжал начальник заставы, — но я не следователь. Я военный человек. Вы, как мне думается, тоже военный. Это наш первый и последний разговор. Мне нужно выяснить два вопроса.
— Так ставьте их прямо, — угрюмо сказал Орлов.
— Хорошо. Откуда вы знаете проход через болото? И какое количество людей сегодня ночью мы задержим или перестреляем?
Орлов не дрогнул. После некоторого молчания он пожал плечами.
— Прохода через болото уже нет.
— Договаривайте.
— Его нет, потому что я глупо открыл его вам.
— Верно, — подтвердил лейтенант.
— А, значит, вопросом, откуда я знаю об этом проходе, пускай интересуется следователь. Скажите, который теперь час.
— Отвечайте на второй вопрос.
— Второй вопрос? Ах, о людях… Это ошибка. Никто за мной не идет. Никаких людей я не знаю. Я работаю в одиночку.
— Кустарь-одиночка, — улыбнулся лейтенант.
Враг проговорился. «Никто за мной не идет» — эта фраза сказала очень много. Если б люди за ним не шли, он бы не мог так формулировать ее. Лейтенант не случайно поставил вопрос о проходе через болото рядом с вопросом о людях. Значит, люди, которых сегодня ждут, пойдут по его следам через болото. Сейчас можно говорить более откровенно.
— Вы знаете такое положение, что недооценка сил противника грозит провалом всей операции?
Орлов прищурившись посмотрел на лейтенанта, но ничего не увидел. Лампа, стоявшая на столе, бросала свет на арестованного и оставляла начальника в тени.
— Знаю.
— Вы недооцениваете.
— Да, иначе я не сидел бы здесь.
— Отвечайте на второй вопрос.
— Никаких людей за мной нет, вы ошибаетесь, — резко сказал Орлов.
Лейтенанту было ясно, что враг вышел из равновесия, и он решил проверить.
— Нет, не ошибаюсь, Райский, — уверенно сказал он.
Орлов побледнел, и глаза забегали по сторонам. Он опустил голову. Лейтенант с чувством большого удовлетворения следил за ним. Сведения советской разведки были абсолютно правильны.
Нарушитель посмотрел на кольцо, поправил его и стал разглядывать грязные пальцы.
— Ну, что ж, Райский так Райский, — сказал он наконец и глубоко вздохнул.
— Значит, начистоту?
— Давайте начистоту.
Лейтенант взял ручку. Положил маузер и браунинг на чемодан и приготовился писать.
— Почему там поют? — с раздражением спросил Райский, прислушиваясь.
— Вечеринка. Я начинаю писать.
— Подождите. Прежде чем ответить на ваши вопросы кто, где и почему… я прошу вас… Я замерз и продрог… Можно мне стакан горячего чаю?
— Товарищ Назаров! — крикнул лейтенант.
Вошел конвоир.
— Принесите-ка нам два стакана горячего чаю. Есть хотите? — спросил он сидевшего.
Райский кивнул головой.
— И чего-нибудь закусить, — добавил начальник.
Назаров повторил приказание и, повернувшись, ушел.
Лейтенант склонился к бумаге, попав в полосу света.
— Чему вы улыбаетесь? — спросил Райский.
— Я вспомнил один случай, — кажется, на северной границе, — когда задержанный также попросил стакан горячего чаю и выплеснул его в лицо начальнику заставы.
— Зачем он это сделал?
— Выскочил в окно и убежал.
— Дурак! Его, конечно, поймали?
— Ровно через десять минут.
— Окна были расположены так же?
— У нас на заставе еще не было случая побега за двадцать лет.
— Это может случиться каждый раз. Чем вы застрахованы?
— В общем, ничем, конечно, — согласился лейтенант. — На то мы и пограничники. Действующая армия, фронт.
— Я, молодой человек, на всех фронтах побывал. На фронте всего не предусмотришь. Слепой случай. Вот, например, сейчас. Конвоир ушел. Мы с вами один на один. У меня в распоряжении добрых пять минут. Почему бы не рискнуть? Вот вы и за наган хватаетесь. Испугались, молодой человек? А куда я побегу? Нет… моя карьера, видно, кончилась. Обидно!.. А в общем наплевать! Надоело все… Надоело бороться… Старость. Самое противное в наши дни — это то, что не знаешь, где друга искать. Большевики перепутали всё. Откуда вы знаете мою фамилию?
Лейтенант молчал.
— Я вам расскажу один случай… Но сколько же сейчас времени?
Лейтенант посмотрел на часы.
— Начало десятого.
— И так темно! Осень. Ах, осень, осень… Да, так случай… Вот это кольцо. Вы, конечно, человек, не верящий ни в бога, ни в черта… Ну, а я смотрю на мир иначе… Посмотрите внимательно на камень… Можно увидеть изображение. Снять кольцо я не могу, к сожалению… Вросло. Посмотрите.
Лейтенант насторожился.
Вдруг Райский стремительно протянул через стол руку к лицу лейтенанта.
— Видите?
Начальник не успел отодвинуться, бандит повернул на кольце крошечный рычажок. Камень отскочил. Маленькая вспышка. Газ окутал лицо, стеснил дыхание лейтенанта. Лейтенант выхватил наган, но выстрелить не успел и повалился на стол. Затем медленно сполз на пол.
Райский сразу после вспышки закрыл нос и рот рукавом, отскочил в сторону и запер двери на задвижку. Прислушался. Все было тихо. Сняв с вешалки шинель лейтенанта, он помахал ею над столом, разгоняя газ. Затем быстро надел шинель и фуражку, спрятал маузер и браунинг в карман шинели, попытался взять наган из рук лейтенанта, но тот судорожно сжал его. Тогда нарушитель вынул маузер и ударил лейтенанта по затылку рукояткой.
— Н-да! Недооценка сил противника грозит многими неприятностями, молодой человек, — пробормотал бандит и, захватив свой чемодан, выскочил в окно.
12. Тревога
На кухне готовили ужин.
В углу на толстом полене сидел Потапов, дежуривший сегодня по кухне, и тянул какую-то бесконечно длинную песню. Слева от него стоял мешок, справа большой жбан с водой, в который он бросал вычищенную картошку. Эта работа не входила в обязанности дежурного, но Потапов, по доброте своей, отпустил наряд на вечеринку, а сам добровольно занялся картошкой.
Повара за плитой не было видно, но слышался хруст разрезаемых им вилков капусты. Повар, по прозвищу «Крокет», был не в духе. Только что приходила на кухню Варвара Кузьминична, врач заставы.
— Ну, до чего придира, до чего придира… Сам черт на нее не угодит, — ворчал Крокет. — Ты мясо принимал? — крикнул он дежурному.
— Ну, принимал, — отозвался Потапов.
— А чего молчал? Оно же свежее?
— С ней лучше не спорить. Она так… для пущей важности ругается.
— «Для пущей важности»… — передразнил повар. — В другой раз я потребую акт составить… Очень мне нужно, на самом деле… Если бракует, пускай бракует всерьез… — решил Крокет и успокоился.
Такое решение повар принимал каждый день после визита Варвары Кузьминичны, но дальше разговора дело не шло. Потапов знал, что и повар и врач в душе очень хорошо относились друг к другу, но по службе им приходилось ругаться. Варвара Кузьминична придирчиво относилась ко всему, что касалось еды: к чистоте, к продуктам, к питательности и разнообразию блюд. Повара это раздражало, он сам не менее ее был заинтересован в хорошей кухне и ко всякому замечанию относился как к личной обиде. Сегодня Варвара Кузьминична вздумала понюхать мясо и спросить, свежее ли оно. Было на что обидеться!
Между прочим, своей должностью и прозвищем «Крокет» повар был обязан тоже врачу. Два года тому назад, когда он пришел на заставу, на врачебном осмотре выяснилось, что раньше он работал заведующим рабочей столовой. Варвара Кузьминична, недовольная постановкой дела на кухне, доложила об этом начальнику заставы и настояла, чтобы новичка назначили поваром. Она же купила ему толстенную поваренную книгу. В книге было много замысловатых блюд, но почему-то для первого раза повар выбрал «картофельные крокеты». Бойцы заставы, узнав об этом, прозвали его «Крокет», тем более, что кушанье получилось неважное и никогда больше не готовилось.
Войдя в кухню, Назаров по запаху определил, что к ужину готовились свежие щи, а на второе, надо полагать, будет гуляш, раз дежурный чистит картошку.
Передав дежурному распоряжение начальника, конвоир стал ждать, пока тот нальет в чайник чаю, нарежет хлеба, а в котелок положит что-нибудь закусить.
Получив котелок и чайник, Назаров вернулся в канцелярию. Дверь оказалась запертой. Назаров постучал. Никто не откликался. Поставив котелок и чайник на пол, конвоир постучал сильней. Прислушался. Около самой двери раздался хриплый стон. Затем он услышал, как кто-то возится около задвижки. Наконец задвижка щелкнула, и дверь открылась.
Лейтенант стоял на коленях около двери и держался рукой за скобу. Назаров подхватил его под мышки и поднял.
— Товарищ начальник… чего это… где он?
Лейтенант, обняв бойца за шею, с трудом дошел до кровати писаря.
— Тревогу… — хрипло сказал он.
Назаров выскочил из канцелярии.
В самый разгар русской пляски под фокстрот в ленинский уголок ворвался Назаров и во весь голос закричал:
— Тревога-а!
На мгновение все застыли, затем красноармейцы бросились к дверям. Не успел Назаров подбежать к политруку, как в комнате уже не осталось ни одного человека в красноармейской форме.
— Товарищ политрук, нарушитель бежал… Лейтенант в канцелярии на полу был… — уже в коридоре докладывал Наваров.
Девушки сбились в кучу и перешептывались.
По коридору застучали сапогами бежавшие бойцы.
— Первое отделение, станови-ись! — раздалась команда.
— Живей, живей!.. Кто там еще копается!