— Помогай. Да не суетись ты, воин!.. — прикрикнула на него Ульяна, перевязывая Грохотова.
19. По следу
Отделение Маслова с тревогой прислушивалось к доносившейся перестрелке. Когда затакал пулемет, Левин сказал командиру:
— Товарищ командир, слышите? Бой идет. Стреляют.
— Стреляют, — невозмутимо отозвался Маслов.
— Может быть, и нам туда махнуть?
— А приказание лейтенанта кто выполнять будет? Или отпустить этого Орлова на все четыре стороны? — отозвался командир.
Баркан бежала недолго. Левую ногу жал правый ботинок. У опушки леса на дороге она остановилась; ощупью нашла пенек и села переобуться.
Раздался громкий лай, и собака, которую держал пограничник, подбежала к Баркан. Не успела геолог сообразить, что случилось, как в лицо ей ударил свет фонаря и послышался приветливый возглас:
— A-а, товарищ профессорша! Вы чего тут делаете с ружьем?
Баркан при виде пограничника растерялась от счастья.
— Я очень рада… Вы так кстати… — произнесла она, задыхаясь от волнения.
Она торопливо рассказала о страшной встрече, о раненом пограничнике, фамилии которого не знала, и, наконец, о побеге нарушителя.
— Куда он побежал? — спросил ее Маслов.
— Туда… по полям… — Баркан показала рукой направление.
— Понимаю… А ну-ка, наперерез… Пешком, говорите, побежал?
— Пешком… лошадь закапризничала.
— Понимаю. Это наша Румба. За мной! — скомандовал Маслов. — Мазепа, вперед!
Пограничники подлезли под проволоку, которой были огорожены поля, и скрылись в темноте.
Баркан, глядя им вслед, почувствовала, как с плеч у нее свалилась громадная тяжесть.
Она переобулась, встала и огляделась. Юбка была порвана. «Это когда я перелезала через изгородь», — подумала Баркан. Только сейчас она поняла, в какой страшней переделке пришлось ей быть. «Ну, а если бы я его догнала? Что бы я сделала? Он задушил бы меня, как воробья».
Постояв некоторое время на дороге, Баркан подняла берданку, круто повернулась и зашагала к деревне. Постепенно она начала успокаиваться. Все, что произошло с ней недавно, казалось ей чем-то ненастоящим. Не то она видела это в театре, не то во сне, не то где-то читала. Увидев первые дома, Баркан остановилась в недоумении. Ведь это же и есть Кулики. Значит, девочка ее обманула. Странно, как она раньше знакомых мест не узнала. Ну, конечно, пришли они к деревне с другого конца.
Проходя по деревне, Баркан увидела группы людей, они стояли у домов и о чем-то оживленно беседовали. Вот и ее дом. Раиса Семеновна вошла в комнату, зажгла лампочку. Хозяев дома не было. Она снова вышла на улицу.
— Товарищи, не видали Анны Петровны Демьяновой или Любы, ее дочери? — спросила Баркан, подойдя к колхозникам, стоявшим у соседнего дома.
— Нет.
— А что у вас случилось?
— Слышишь, стреляют? Бой на границе идет, — ответил тот же голос.
— Бой? — переспросила Баркан.
— Тревога-а! — раздался крик в конце деревни.
Люди засуетились и бросились по домам. По улице бежал молодой парень, крича во весь голос:
— Тревога-а! Собираться у лавки. Тревога!
Баркан не знала, где находится лавка, но пошла за обгонявшими ее людьми. Крестьяне с ружьями выбегали из домов, на ходу застегивали пальто и подпоясывались. Хлюпая по грязи, проскакали несколько верховых.
Лужайка, на которой сейчас собирались колхозники, находилась около кооператива, посредине деревни. Здесь же стояла давно закрытая церковь, — ее должны были переделывать под дом культуры, а колокольню уже сейчас приспособили под парашютную вышку.
Баркан, стоя на лужайке, с удивлением слушала военную команду:
— Первый взвод, сюда!
— Связисты, стройся!
— Второй взвод, становись!.. Принять влево.
Баркан увидела, как темные группы людей выстраивались в правильные квадраты.
— По четыре становись!
— Товарищ командир, противогазы раздавать?
— Нет, на телегу положите, — ответил густой бас.
«Совсем как в армии», — подумала Баркан. Правда, здесь все несколько шумливей и суматошней, чем на заставе. Среди мужчин в строю было много женщин. Баркан захотелось стать в ряды.
— Смирно! В походную колонну… направляющий первый взвод, — командовал бас. — Рота, шаго-ом марш!
Группы зашевелились. Сначала они потоптались на месте, затем постепенно вытянулись в длинную колонну. Какая-то женщина затянула песню, но на нее разом прикрикнули несколько человек.
— Отставить песню! Смотреть под ноги! Не разговаривать! — крикнул бас с такой силой, точно он командовал полком.
Баркан некоторое время шагала рядом, но, поравнявшись со своим домом, остановилась. Вряд ли она может быть полезна в боевой обстановке: стрелять она не умеет, перевязывать тоже. И Баркан решила пойти в дом, где ее задержали, узнать, как там дела.
Издали доносилась стрельба. Стреляли редко. Помолчат, помолчат и вдруг торопливо защелкают, точно заспорят. Иногда в общий спор выстрелов ввязывался пулемет.
Баркан поймала себя на том, что выстрелы больше не пугали ее. Что это? Привыкла она, или притупились чувства от пережитого?
В доме она нашла одну Ульяну. Ипатыч и Грохотов уехали на заставу. Женщина очень волновалась. До сих пор не было дочери. Хотя Грохотов и успокаивал ее, сказав, что, наверное, Катюшка при встрече с бандитом соскочила с телеги и убежала обратно на заставу, но ведь это была только догадка. Раиса Семеновна осталась ждать возвращения Катюшки и деда.
20. Бой
Обстановка на границе складывалась не в пользу пограничников.
Двое часовых и пулеметное отделение против семнадцати нарушителей, вооруженных маузерами и гранатами, днем были бы силой, а сейчас вести бой мешала темнота.
Пулемет Яковенко работал без отказа, но стрелять приходилось наощупь, по направлению.
Мушка и прорезь прицела у пулемета и у винтовок сливались с темнотой.
— Лежат? — шептал помощник пулеметчика.
— Лежат… чтоб им повылазило… — ответил Яковенко, не спуская глаз с силуэта возвышенности. — Ползком будут перебираться… Эх, не упустить бы…
Яковенко совсем забыл про опасность, его охватил азарт охотника, и, не обращая внимания на свистящие пули, он поминутно выглядывал из-за щита.
— Расползлись… бисово отродье… — ворчал пулеметчик.
— Яковенко, а чего они ждут?
— А кто их знает.
— Они подкрепления ждут.
— Не-е… откуда подкрепление?
— А вдруг это война? Вдруг за ними армия идет?
— По болоту-то?
— Ну по болоту батальон вполне пройдет, со щитами…
— Пускай пойдут, — будем биться.
Внезапно Яковенко отпустил ручки пулемета и ткнулся головой в дерн.
— Ты что? Яковенко!.. Слышь!.. Ранили?..
Яковенко молчал. Помощник затормошил его…
— Пусти… — И помощник потянулся к пулемету.
— Не-е… голова закружилась трошки, — сквозь зубы сказал Яковенко, отстраняя помощника.
— Ранили?
— Не… так. Готовь новую ленту. Много в этой осталось?
— Штук двадцать.
— Сейчас мы их потратим… вон ползет… Куда, куда?.. — шептал он и пропустил оставшуюся ленту. Фигура кубарем скатилась вниз. Яковенко быстро перезарядил пулемет и стал напряженно ждать. Шея у него онемела, голову повернуть было больно…
«Контузили», — подумал пулеметчик.
…Гришин лежал около дерева и изредка стрелял. Он быстро понял обстановку. Слева пулемет отрезал нарушителям путь к отступлению, а его задача не дать перебежать высоту, которая могла бы прикрыть нарушителей от пулемета. Шагах в десяти лежал Симонов.
— Гришин, Гришин, — послышался сзади шепот командира пулеметного отделения.
— Я.
— Патроны есть?
— Есть.
— Так и держи, только после двух-трех выстрелов место меняй. Понял? Я пойду к пулемету, чего-то они в его сторону ползут. Держись крепче, браток. Не выпустим, все равно… Так место-то меняй обязательно.
— Есть.
Впереди показалось подозрительное черное пятно. Гришин выстрелил, перезарядил и снова выстрелил. Приподнялся, нагнулся и, прячась за деревья, побежал вправо…
— Симонов, меняй место, — бросил он на ходу своему подчаску.
Пробежав шагов пятьдесят, Гришин наскочил на пень и устроился за ним. Место оказалось еще удобнее. Охраняемая высота четко вырисовывалась на фоне тумана. Совсем близко от него лег Симонов.
— Гришин, — тихо окликнул он товарища, — здесь даже видней…
Но не успел пограничник ответить, как недалеко от них ахнул взрыв. Они повернули головы и поняли, что граната была предназначена для них.
«Вот зачем нужно менять место», — подумал Гришин.
Когда у врага отрезаны все пути и надежды на спасение почти нет, в такие моменты враг лезет напролом, забывая обо всем на свете. Это понимал Жуков и чувствовал, что такая минута наступает. «Они бросятся в атаку на Яковенко и закидают его гранатами», — думал он, перебегая на новое место. Нарушители стреляли часто и беспорядочно. То тут, то там вспыхивали огоньки выстрелов. Сил засады враги не знали, но предполагали, что пограничников значительно больше. Пограничники часто меняли места, и стрельба велась из многих точек, это сбило нарушителей с толку. Добежав до пулемета, Жуков скомандовал:
— Яковенко, переменить позицию. Живо!..
Он взялся за хобот пулеметного станка и потянул его.
— Не разряжай. Влево иди… влево…
Яковенко подхватил пулемет на руки.
Помощник вытащил из коробки часть ленты и побежал рядом.
Жуков метнулся в сторону и лег.
— Стой! — крикнул он что было силы.
Выстрелы замолкли.
— Сдавайтесь! — также громко предложил Жуков. Наступила тишина. Но вот из темноты заговорил кто-то густым басом на чистом русском языке:
— Где мы находимся?
— В Советском Союзе, — крикнул Жуков. — Сдавайтесь, а не то хуже будет.
Снова молчание.
— Мы заблудились, — прервал тишину бас. — Предлагаем прекратить стрельбу и дать возможность нам вернуться назад.
— Это вы дяде расскажите. Сдавайтесь!