Повесть «Дела давно минувших дней» — приключенческая и остросатирическая, сюжет развивается и в мирное, и в послевоенное время. По стилю написания напоминает манеру Ярослава Гашека в его романе «Похождение бравого солдата Швейка». Повесть была у редактора и готовилась к изданию в Лениздате, но не успела выйти из-за неожиданной смерти автора, а вскоре умер и редактор…
Е. Г. Недорубова
Одна ночь
1. Голос в лесу
Мужчина среднего роста, в русских сапогах, в поношенном костюме вышел на поляну и огляделся. Лучи заходящего солнца, пробиваясь длинными полосами в просветы облаков, скользили по желтым листьям, устилавшим землю. Мужчина посмотрел на часы. Без двадцати шесть. Он подошел к пеньку, осторожно поставил чемоданчик на землю и сел. Зацепив между корнями каблук, медленно стянул сапог, не торопясь перемотал портянку и так же не спеша надел сапог. Все движения человека были нарочито замедленны, — казалось, что этой медлительностью он хотел успокоить себя. Когда он стаскивал второй сапог, из-за кустов за его спиной раздался окрик:
— Руки вверх!
Мужчина вздрогнул. Рука потянулась к карману.
— Стреляю… — предупредил уверенный, спокойный голос.
Мужчина поднял руки. Все стало понятно. Вот что значил шорох, который он слышал в лесу десять минут тому назад…
— Снимите пиджак! Не оглядываться, иначе буду стрелять, — приказал голос.
Стоявший на полянке снял пиджак. Под пиджаком, на ремне, оказался маузер, дуло его было заправлено в брюки.
— Бросьте на землю! Вывернуть левый карман брюк!
Из кармана на землю упал браунинг.
— Теперь правый!
Посыпались мелкие вещи: ножик, расческа, спички.
— Снимите ремень и маузер.
Расстегивая ремень, задержанный чувствовал локтем оружие. Одно мгновение, и маузер оказался бы в руке… но куда стрелять? В кусты?.. наугад? — слишком рискованно. Ему казалось, что у правого уха он ощущает холодок направленного на него дула винтовки. «Спрятаться не успеть» — мелькнуло в голове.
— Бросьте оружие на землю.
Маузер упал, звякнув о пряжку ремня.
— Руки вверх! Десять шагов вперед!
Мужчина захромал. Наполовину снятый сапог мешал идти.
— Ложитесь… на землю ложитесь. Быстро!
Сырость сразу остудила колени и локти.
Из-за кустов вышел пограничник. Без винтовки. Не спуская глаз с нарушителя, он подошел к вещам, взял револьверы, чемоданчик и, пятясь, ушел в кусты. Нарушитель лежал не шевелясь.
Щелкнул предохранитель. Задержанный дрожал. Сырость просачивалась сквозь шерстяную фуфайку и пронизывала до костей.
— Здесь мокро, — не выдержал он.
— Сейчас. Можно встать.
На поляну из-за кустов вылетел пиджак.
— Наденьте. И сапог наденьте.
Нарушитель поднялся. Надевая пиджак, ощупал карманы, — они были пусты. Постояв несколько мгновений молча, он заковылял к пеньку.
— Можно сесть? — спросил он, вглядываясь в кусты.
— Можно. Поторопитесь только.
Но человек не торопился. Он разулся, перемотал портянку и медленно начал натягивать сапог.
— Сколько вам заплатят за меня? — спросил он.
— А сколько вы стоите? — насмешливо откликнулся голос.
— Ломаный грош, — с горечью ответил задержанный.
— Значит, мне и заплатят ломаный грош.
Нарушитель принялся собирать вещи.
— Вы пограничник?
Ответа не было.
— Вы пограничник. Я вижу… я сразу понял.
За кустами молчали. Наконец все вещи были собраны. Задержанный, опустившись на пень, дрожал мелкой, нервной дрожью.
— Вы готовы? — снова послышался голос.
— Да.
— Встать!
Задержанный не двигался. Он рассматривал кольцо на указательном пальце. Кольцо было с большим черным камнем.
— Встать! — повторили приказание.
— Подождите, товарищ, — заговорил нарушитель, обращаясь к кустам. — Вы знаете деревню Кулики? Там колхоз… Я прошу вас, выслушайте меня. Там есть семья Звягиных… Третий дом от церкви. В этом доме умирает старуха. Это моя мать. Вчера я получил письмо и решился на такой шаг. У меня не было другого выхода. Ну, да, я перешел границу… я виноват… Я готов нести наказание, но я вас прошу… Пойдемте в колхоз. Это же недалеко. Может быть, мать еще жива, — я повидаю ее перед смертью.
У говорившего на глазах были слезы. Он говорил отрывисто, сильно волнуясь.
— Прекратите разговоры.
— Я вас умоляю… — Нарушитель стал на колени. — Умоляю, пойдемте в деревню. Что вам стоит? Умоляю, товарищ… Возьмите себе деньги… В бумажнике их много… Я никому не скажу… А потом делайте, что хотите.
— Встаньте…
— Я не враг… Поверьте, я не враг. Судьба закинула меня на ту сторону… Сжальтесь… Ведь я не сопротивлялся… Я был послушен… Я все делал. Неужели перед смертью я не повидаю мать? Деревня же совсем близко… Вот кольцо… Посмотрите… — Он протянул руку с кольцом.
— Я сказал — встать! — холодно прервал голос.
Человек съежился, как от удара. Встал, опустил голову.
— Идите вперед. Предупреждаю, не вздумайте бежать. Стреляю я неплохо.
Нарушитель зашагал. За ним, на расстоянии десяти — пятнадцати шагов, шел Грохотов, боец Н-ской заставы, держа наготове отобранный маузер.
Все это произошло совершенно неожиданно. Грохотов с группой товарищей кончили срок своей службы и по существу уже демобилизовались. Оставалось получить документы и проститься. За время службы на заставе Грохотов познакомился с Валей Никитиной, местной колхозницей. Они полюбили друг друга и за месяц до бессрочного отпуска записались в загсе. Это событие на заставе отпраздновали весело и шумно. Сегодня Грохотов пошел за своей женой. Завтра они вместе уезжали на его родину. До деревни Кулики, в которой жила Валя, Грохотов пошел через лес, ему хотелось в последний раз посмотреть на знакомые места, где расположен четвертый пост, где он знал каждый кустик, каждую ложбину, где много раз приходилось ходить, лежать с винтовкой — и днем и ночью.
Проходя мимо болота, Грохотов заметил человека и стал за ним следить. Болото считалось непроходимым, пост находился в стороне. Здесь граница делала крутой поворот, и поэтому сообщить о нарушителе постовому, не возбудив подозрения перебежчика, было невозможно.
Нарушитель благополучно перешел границу. Положение осложнялось тем, что у Грохотова не было оружия. Как быть? Много планов мелькало в голове у Грохотова, пока он шел следом за нарушителем, но все они были ненадежны. Между тем перебежчик уходил все дальше и дальше. Медлить было нельзя, и Грохотов решился его задержать. Хитрость удалась, и теперь пограничник шел с маузером в руке, глядя нарушителю в затылок.
2. На заставе
В канцелярии заставы собрались демобилизованные пограничники. Они ожидали документов. За столом сидел старшина и подбирал бумаги, полученные из штаба.
— Яковенко, тебе до Киева? — спросил старшина высокого пограничника-пулеметчика. И, не дожидаясь отпета, продолжал:
— Хороший город, старинный. Еще когда истории не было, а Киев, говорят, стоял. Вот бы куда поехать. Приеду и гости к тебе, Яковенко.
— Приезжай, — усмехнулся Яковенко, переглянувшись с бойцами.
Он знал, что старшина обещал навестить всех, с кем служил, но если бы он попробовал выполнить свои обещания и объехать хотя бы половину друзей, ему не хватило бы жизни.
— Оставался бы, Яковенко, в армии; в полкшколу бы пошел, — сказал писарь Лебедев, до этого сидевший молча в углу, у телефона.
— Не можу… мать дожидает, — серьезно ответил пулеметчик.
— Да, да, мать, — сказал старшина. — Знаю, кто тебя поджидает. Карточку видел. А про Киев мне Пильченко сказывал. Боевой был пограничник. В тридцать пятом демобилизовался. Теперь в колхозе председателем.
— Лейтенант идет, — предупредил боец, сидевший у окна.
Все привычным движением поправили гимнастерки.
В канцелярию вошел начальник заставы.
— Встать! Смирно! — скомандовал старшина и, подойдя к начальнику, доложил: — Товарищ лейтенант, документы получили… вот подбираю.
— Здравствуйте, товарищи! — обернулся к бойцам лейтенант.
Дружное «здрась» было ответом.
— Вольно!
— Вольно! — принял команду старшина и передал ее остальным.
— Садитесь. Ну, что слышно, товарищ Лебедев?
— Нового ничего, товарищ лейтенант. От коменданта звонили, спрашивали, не слышно ли у нас чего. Я доложил, что все спокойно.
— Ох, не нравится мне это «спокойно», — вздохнул лейтенант, садясь за стол.
— Вот документы. Подпишите, — сказал старшина.
Лейтенант взял аттестаты. Подписывая их, он поочередно вызывал бойцов и передавал им бумаги.
— Лукин! Получайте. Я вас, может быть, не увижу. Едете утром?
— В шесть часов машина на станцию идет, — доложил старшина.
— Ну, до свидания, — лейтенант крепко пожал руку Лукина. — Вечером буду занят, на вечеринку вряд ли успею. Очень мне не хочется вас отпускать. Но что делать? Вы свое, что по закону полагается, отслужили. Нас не забывайте. Пишите.
— Обязательно.
— Выписку из приказа о награждении получили?
— Получил. Сняться бы всем, товарищ лейтенант… На память…
— Сняться? Ну, что же, можно будет и сняться. Подумаем, как это сделать. Кто на очереди? Васильев?
— Я! — откликнулся маленький связист и четко подошел к столу.
— Получайте. Вы мне что-то хотели сказать?
— Очень Мазепу жалко, товарищ лейтенант. Не знаю, как я без него… Хотел просить вас, если от него щенки будут, нельзя ли мне одного, похожего. Я бы из него первоклассную собаку сделал.
— Это можно, — улыбнулся лейтенант. — Вот у Леди скоро будут щенки. А как же мы его вам перешлем?
— Я бы сам приехал, — обрадовался Васильев.
— Хорошо. Напишу… Так, значит, мы с вами скоро увидимся.
Лейтенант пожал руку Васильева и снова взялся за перо.
— Яковенко!
К столу подошел высокого роста пограничник.
— Ну, Яковенко, бувай здоров. Пулемет ваш в надежных руках. Чистили его сегодня?