Яковенко замялся. Он стеснялся своей любви к «максиму». С первого дня, как только получил эту машину, он привязался к ней. В этом большом человеке, который пришел в армию почти неграмотным, проснулась нежная любовь к технике. Не раз, и здорово, попадало от него товарищам по отделению, когда они без ведома наводчика брали пулемет для занятий. Над этой любовью подтрунивали, шутя называли пулемет «женой», но Яковенко уважали. И было за что. Пулемет Яковенко пропускал всю ленту без единой задержки. Он опрокидывал все теории об объективных причинах задержек и стрелял без отказа.
— Целое утро занимался пулеметом, товарищ лейтенант, — сказал старшина. — Прощался.
— Трошки обтер, — усмехнулся пулеметчик и вернулся на свое место.
— Грохотов! Где Грохотов?
— Он до колхоза побежал, товарищ лейтенант, — пояснил старшина. — За жинкой. Политрук разрешил ей здесь ночевать, чтоб завтра на машину поспеть.
— Да-а… Грохотов вас всех перегнал. В армии побывал и жениться успел…
Лейтенанта перебил телефонный звонок.
— Комсомольск слушает, — взял трубку писарь. — Здесь. Вас, товарищ лейтенант.
Лейтенант подошел к телефону.
— Слушаю. Я. Что? На моем участке? Болото же непроходимое… Да. До сегодняшнего дня считалось. Есть проверить.
Лейтенант повесил трубку. Бойцы насторожились.
— Старшина, лошадь.
— Которую, товарищ лейтенант? Ваша Красотка хромает.
— Седлайте Румбу.
Старшина на ходу пробормотал «есть» и выскочил из комнаты.
— Кто у нас на четвертом посту?
— Гришин, — ответил писарь.
Лейтенант быстро подписал оставшиеся аттестаты, пожал руку трем пограничникам, с которыми еще не успел проститься и вышел из канцелярии.
— Вот какие дела-то, — буркнул писарь. — Неделю ждали. Не дождались ли случаем?
Всю эту неделю на заставе жили тревожно. В комендатуре имелись сведения, что границу собирается перейти группа диверсантов. Правда, ждали их совсем на другом участке.
3. Раиса Семеновна Баркан
Ездовой держал в руках повод и похлопывал лошадь по блестящей шее.
— Румба, не балуй… но… но…
Во двор вошел политрук с большим свертком газет под мышкой. Он подошел к лошади, погладил ее по верхней губе.
— Кому оседлал? — спросил он ездового.
— Начальнику.
На ходу застегивая шинель, вышел на крыльцо лейтенант. За ним шел дежурный.
— Подготовить пулемет.
— Есть подготовить пулемет, — ответил дежурный.
— Я на участок, — закидывая повод, сказал лейтенант политруку. — Сегодня границу на тройной замок, покрепче.
— Гостей ждем?
— Да, если только уже не здесь. Ждали их на участке Семенова, а они как будто сюда. Говорят, один через болото пошел.
— Оно же непроходимое? — удивился политрук.
— До сих пор таким считалось. Я скоро вернусь. Трр, Румба, трр.
Лошадь иноходью, закидывая ногу за ногу, пошла в открытые ездовым ворота.
За воротами лейтенант придержал Румбу и огляделся.
Застава находилась на высоте, командующей над всей местностью. Слева виднелись поля, справа внизу начинался кустарник, переходящий в лес. В кустарнике спряталась дорога, идущая вдоль границы.
— Трр, Румба, трр…
Лейтенант направил лошадь по тропке к дороге.
Румба, лошадь хозчасти, общая любимица заставы, замотала головой и взяла с места частой рысью. Лошадь родилась на заставе и получила здесь совершенно особую выучку. Она знала все слова, которыми обыкновенно разговаривают с лошадьми, но красноармейцы обучили ее понимать их смысл наоборот. Когда говорили «тпру» и «трр», она двигалась вперед, на свист и понукание — останавливалась. Румба была нестроевой лошадью, но часто ходила и под седлом, заменяя заболевших лошадей.
Выехав на дорогу, лейтенант увидел двух женщин. Впереди шла высокая, худая, вооруженная большими роговыми очками, — в ней лейтенант узнал геолога — Раису Семеновну Баркан. Она работала в этих местах над картой геологических отложений. На заставе знали ее все. После того как она прочитала лекцию о «происхождении земли», которая очень понравилась бойцам, красноармейцы прозвали ее «профессоршей».
Раису Семеновну конвоировала мрачно шагавшая за ней крупная, уже немолодая колхозница. В руках у нее был мешок. Этим мешком каждый раз, когда Баркан оборачивалась, она грозно на нее махала.
Увидя начальника, женщины прибавили шаг.
— Вот, начальник, получай! Третьего нарушителя за лето! — крикнула колхозница.
Лейтенант слез с лошади и поздоровался с Баркан.
— Здравствуйте, Раиса Семеновна, что случилось?
— Спросите ее, — ответила геолог, протирая очки.
Колхозница растерянно глядела то на лейтенанта, то на задержанную.
— Стало быть, зря? Тьфу! — сердито плюнула она в сторону. — Чего же ты молчала?
— Я молчала? Вы слышите, товарищ Злобин? Я молчала! Я всю дорогу твердила, пропуск вам показывала, упрямая вы женщина.
— Не обижайтесь, Раиса Семеновна, — улыбнулся лейтенант. — Она права. Вид у вас, как бы это сказать… подозрительный для наших мест.
— И конечно, — обрадовалась колхозница. — Откуда я знаю, кто ты такая есть? Я тебя сроду не видывала. Стоит на полях, бумаги разглядывает, пишет чего-то. А может — ты карты какие тайные делаешь?! Может, ты шпионка какая? У тебя же на лбу-то не написано.
— Я шпионка? — пожала плечами геолог.
— А что? Здесь граница, матушка… Опять же, фамилию спрашиваю, а она на смех говорит: Беркан.
— Баркан, — поправил лейтенант.
— Ну ли Баркан. Ну что это за фамилия, товарищ начальник? Баркан! Я сроду такой фамилии не слыхивала.
— Правильно, правильно, — одобрил лейтенант возмущенную колхозницу.
— Вот, значит, и получайте, если правильно.
— Спасибо, дорогая. Ее мы отпустим, потому что она человек известный, разрешение имеет. А только, голубушка, в таком деле осторожней надо. Нарушители ходят с оружием, — предупредил лейтенант.
— Э-э… меня не проведешь. Я старый воробей. Ты у нее спроси, начальник: успела бы она стрельнуть?
— В общем, спасибо.
— Не на чем. А уж была бы ты нарушительница, прописали бы, — погрозила колхозница в сторону Баркан и зашагала по дороге обратно.
— Вы не должны обижаться, Раиса Семеновна, — заговорил лейтенант, — я вас предупреждал. Здесь граница. Здесь каждый незнакомый человек на подозрении. Особенно сейчас.
— Но, — недоумевала геолог, — я не понимаю… Я допускаю, что произошла ошибка, но вы ее благодарили. За что? За ошибку?
— Иначе нельзя. Такие ошибки чрезвычайно редки. Местные колхозники — наши лучшие и ближайшие помощники. За лето их колхоз задержал двух очень важных нарушителей границы. Не забудьте, к тому же, что, задерживая вас, она рисковала жизнью.
— Жизнью? — еще больше удивилась Баркан.
— Да, жизнью. Станьте на ее место. Допустите, что вы встретите нарушителя, а это может случиться…
— Нет, нет… этого я никак не могу допустить, — испуганно запротестовала Баркан.
— Что бы вы сделали? Допустите все-таки этот случай…
— Я бы?.. Убежала!
Лейтенант засмеялся.
— Вот видите… Вы бы убежали, а она нет.
— Но ведь я…
— Но ведь она не знала, что вы честный труженик, — перебил начальник.
— Да, конечно. Но это все-таки ужасно. Я работаю, ничего не подозреваю; вдруг меня кто-то мешком накрывает. А я… Ну, я сознаюсь, я труслива немного от природы… Не всем же быть героями… Обшарила меня всю. Конечно, со стороны это, может быть, и смешно…
— Ничего, ничего. Вы проще да эти вещи смотрите.
— Чего уж тут проще. Я теперь так напугана.
— Вы меня извините, Раиса Семеновна, я тороплюсь, — влезая на лошадь, сказал лейтенант. — Где вы теперь остановились?
— В Кульках, или, как их, Куликах… Я только вчера переехала туда.
— Кулики отсюда близко. Знаете, что я вам предложу. У вас еще много работы?
— Дня на три.
— Перебирайтесь к нам на заставу. Варвара Кузьминична будет рада. Помните ее? Ну, доктор наш. Полная такая. Она живет одна в квартире, вы для нее были бы находка. А чтоб не повторилось подобного случая, я вам найду провожатого.
— Н-не знаю… я ничего устроилась, — нерешительно отклонила предложение Баркан.
— Политрук обрадуется. Сагитируем вас еще одну лекцию прочитать.
— Пожалуй. А только удобно ли это?
— Вполне удобно. Шагайте прямо на заставу.
— Нет, что вы… У меня вещи в деревне остались. Кое-что еще надо успеть засветло сделать. Я лучше вечером найму лошадь и перееду.
— Значит, я не прощаюсь, увидимся. У нас, кстати, вечеринка сегодня. Демобилизованных провожаем.
Лейтенант откозырял геологу и скрылся в кустарнике. Баркан постояла с минуту, раздумывая над предложением, и, видимо, окончательно решив, пошла по дороге в деревню. Посмотрела на часы, — начало седьмого, надо было торопиться… «Дойду до деревни, соберу вещи, найму подводу, по пути заеду на почту, отправлю материалы, и затем на заставу», — планировала геолог. Но как дойти до Кульков? Баркан остановилась, оглядывая дорогу.
За поворотом показались люди. Геолог направилась к ним. Сейчас ей было даже смешно вспомнить, как ее арестовала колхозница. «Какая смелая и энергичная женщина, — думала Баркан. — Какая сильная, до сих пор еще дают себя знать ее могучие объятия. А ведь, кажется, она меня боялась немного… Честное слово, боялась. Рассказать мужу, что я страх нагоняла на таких смелых людей, — не поверит. Что такое? — Баркан замедлила шаг. — Кто это идет?»
Впереди, опустив голову, словно разглядывая дорогу, шел немолодой человек в русских сапогах и в старом костюме. За ним пограничник с револьвером в руках. «Неужели нарушитель! Настоящий нарушитель!» — подумала геолог.
Шедший впереди, проходя мимо Баркан, даже не поднял головы. Пограничник взглянул, узнал и приветливо кивнул головой.
«Так вот он, диверсант, шпион, — думала Баркан. — Наружность самая обыкновенная! — Она посмотрела на себя и невольно усмехнулась: — Я в своих очках и в этом костюме — куда подозрительней… Да еще планы какие-то снимаю! Нет, напрасно я так обиделась на колхозницу».