— Не Раиса ли Семеновна опять? — соображая, сказал лейтенант.
— Ага! Раиса Семеновна, какая-то Беркан. Она вам записку послала. — Катюшка достала записку и протянула ее начальнику. — Вот, дяденька, записка. Она маленько мокрая. Я бежала, за корень зацепилась и растянулась. Фонарь только поломала, а так, больше ничего.
Лейтенант взял скомканную записку. Она была написана химическим карандашом, и буквы расплылись. В дверь постучали.
— Войдите.
Вошел Грохотов. Лицо у него раскраснелось от пляски.
— По вашему приказанию явился, товарищ лейтенант.
— Сейчас.
— Катюшка! — удивился Грохотов. — Ты зачем?
— Андрюша, я нарушительницу задержала, — обрадовалась девочка.
Лейтенант удивленно посмотрел на сияющее лицо Кати.
— Вы знаете девочку, товарищ Грохотов?
— Родня. Сестра моей жены, — ответил боец.
— Тем лучше. Запрягайте вашу любимицу Румбу и поезжайте в Кулики. Там задержали Баркан, Раису Семеновну. Заберите ее пожитки и привезите сюда. Старика похвалите.
— Есть, — откозырял пограничник. — Можно идти?
— Подождите. Девочка пусть идет в ленинский уголок, а вы еще мне нужны. Товарищ Лебедев, проводите девочку к сестре.
Писарь подошел к Кате и, обняв ее за плечи, повел по коридору.
— Шагай, шагай, герой!
Катя поняла, что произошла ошибка. Разочарованная, шла она рядом с Лебедевым и горько вздыхала о погибшей славе.
— Значит, мы зря ее поймали? — спросила она, чуть не плача.
— Не зря… Ты молодец, и дед молодец. Так и надо, — успокаивал пограничник девочку.
В ленинском уголке Катя увидела сестру, и обида окончательно забылась.
Выслушав подробный доклад Грохотова о задержании диверсанта, или Николая Сергеевича Орлова, как значилось в отобранных документах, лейтенант решил вопросить нарушителя. Он вызвал дежурного конвоира и приказал:
— Товарищ Назаров, арестованного давайте сюда, сими станьте у дверей, с той стороны.
— Есть! — Конвоир вышел.
Лейтенант переложил свой наган из кобуры в карман. Чемодан и отобранные документы отодвинул на край стола. На средину стола положил стопку чистой бумаги, поверху отобранный маузер и браунинг. Оглядев стол, он подошел к окну. На дворе было совсем темно. В стекле окна, как в зеркале, отражалась вся комната. Открылась дверь, и в канцелярию вошел пожилой человек. Добродушный Назаров постоял в дверях, глядя на спину начальника, и, видимо, поняв, что это прием, вышел из комнаты, закрыв за собой дверь. Орлов стоял, опустив голову. Лейтенант надеялся, что нарушитель, увидев оружие, выдаст себя каким-нибудь неосторожным движением, и тогда будет легче строить допрос. Подождав секунд десять, лейтенант оглянулся и подошел к столу.
— Кажется, Орлов, Николай Семенович?
— Сергеевич… — поправил арестованный.
— Разве Сергеевич? — Лейтенант посмотрел в паспорт. — Да, Сергеевич… Садитесь.
Орлов нехотя подошел к стулу и сел.
— Допрашивать будете?
— Немного побеседуем… долго не задержу. Мне сообщили, что вы по личному делу сюда перешли?
— По личному.
— Мать при смерти?
Орлов молчал.
— Что же вы молчите? Так это или не так?
В ожидании ответа лейтенант разглядывал пропуск с фотографической карточкой, сличая ее с сидевшим.
— Откуда у вас пропуск?
— С завода.
— Вижу, что с завода. Как он к вам попал?
— Работал раньше.
— Когда?
— В тридцатом году.
— Значит, раньше вы жили в Советском Союзе?
— Да.
— У вас советское гражданство?
Орлов усмехнулся.
— Зачем вы такие вопросы задаете, молодой человек?
— Если вы не хотите отвечать, я могу вообще прекратить нашу беседу.
— Спрашивайте, — после некоторого раздумья сказал Орлов.
— Вам приходилось и раньше переходить границу?
— Приходилось.
— Где? В каком месте?
— Это вас не касается.
Наглый тон нарушителя задел самолюбие лейтенанта. «Обрезать? — мелькнуло в голове. — А, впрочем, нет… не надо».
Молодость лейтенанта была хорошей маскировкой, поэтому он решил не разбивать этого презрительно-высокомерного отношения к себе. Именно на этом можно поймать врага в ловушку и заставить его проговориться.
— Зачем вы переходили? — с деланой наивностью продолжал допрос лейтенант.
— С товаром.
— Сейчас тоже с товаром перешли?
— Да.
— Браунинг, маузер?
— Тоже продавать собирался.
— Продавать? — удивился лейтенант. — Кому же?
— Любителям оружия… коллекционерам.
Лейтенант хладнокровно выслушивал издевательские ответы Орлова. Придвинув к себе чемодан, он достал флакон, встряхнул его, поднес к глазам и посмотрел на свет.
— Как называется эта жидкость?
— Угадайте.
— Иприт?
— Нет.
— Что-нибудь хлорное?
— Не угадаете, молодой человек. Пробовали вы когда-нибудь ананасы в шампанском? А? Пробовали?
— Нет, не приходилось.
— Не спрашивайте и меня об этом, — резко сказал Орлов.
— Кто же знает? Что здесь?
— Дайте в лабораторию… там определят.
— Кому же вы собирались продать эту жидкость?
— Собираюсь, — поправил Орлов.
— Даже собираетесь? Кому?
— Наркомату обороны.
— Понимаю. Ваше изобретение?
— Не важно.
— Ваша настоящая фамилия? — продолжал беседу начальник.
— Орлов.
— Другой… более настоящей нет?
— Нет.
— Давно вы носите эту фамилию?
— Со дня рождения.
Лейтенант встал и прошелся по комнате. Из ленинского уголка послышалась песня. Пели хором. Орлов насторожился.
— Где вы живете постоянно? — спросил лейтенант.
— Там, где хорошо!
— Где же хорошо?
— Справьтесь у Маркса… у него, кажется, все сказано, — нагло заявил задержанный.
— В партии вы состояли?
— В какой?
— В коммунистической.
Орлов подумал и, подчеркивая каждое слово, точно диктуя, ответил:
— С ложечки кормят детей, а мне уже за сорок, молодой человек.
10. На вечеринке
В ленинском уголке песню перебил хохот. В комнату вошел Яковенко в штатском костюме. Необычный вид пулеметчика рассмешил бойцов.
Старшина, руководивший вечеринкой, немедленно откликнулся.
— Внимание! Тише, тише!.. Следующий номер нашей боевой программы — демобилизованный товарищ Яковенко в собственном костюме. Прошу обратить внимание на утюжку.
— Корова жевала! — крикнул кто-то, напрасно стараясь перекрыть громкий смех.
— Трошки помялось, — обдергивая костюм, оправдывался Яковенко.
— Не узнать! Нипочем не узнать! — смеялись кругом.
Политрук тихонько подозвал писаря.
— Лебедев! Пошарьте-ка нам чего-нибудь по радио.
— Ну, Катюшка, поедем, — сказал, входя в комнату, Грохотов.
Катюшка совсем забыла о доме, о том, что дома ее ждет дед, охраняющий Баркан. Валя накинула на голову Кати сползший платок, обняла и крепко поцеловала сестру.
— Ну, прощай! Учись хорошо. Не балуй, смотри. Писать мне будешь?
— Буду. А куда?
— Адрес я напишу, как устроимся. За телкой смотри. Матери помогай…
Сестры зашептали друг другу прощальные слова. Грохотов взял за руку Катюшку.
— Идем, идем. Я сразу же и назад, Валя. Лукин тебе тюфяк даст, когда разойдутся.
— Я подожду тебя, Андрюша.
— Ну, жди.
Валя видела в окно, как они сели на телегу, как выехали за ворота и сразу пропали в темноте. Все ее мысли были там, в деревне, куда сейчас едет Катюшка… Размышления Вали прервал голос политрука:
— Вот, Лукин еще не рассказывал нам о своих планах.
— Правильно. Лукин, твоя очередь. Говори, Лукин.
Лукина вытолкнули на середину. Гости и бойцы сели на скамейки, расставленные вдоль стен.
— Рассказывайте, Лукин, не стесняйтесь, — подбодрил политрук смутившегося бойца.
Лукин привычным движением руки поправил складки гимнастерки и нехотя начал:
— Что ж говорить?.. Вы же всё про меня знаете. Я, значит, на Урал поеду… Ну, значит, что… работать буду.
— Семью заведешь, — в тон ему подсказал старшина.
— Без этого нельзя.
— Винтовку завтра же забудете? — спросил политрук. — Или уже забыли?
Лукин переждал смех и серьезно ответил:
— Винтовку, товарищ политрук, забыть невозможно. Если я с винтовкой, ко мне уважение другое… Я на практике это испытал.
— Сколько у вас задержаний-то было?
— Восемь.
— И все уважали?
— Беспрекословно. Один даже на ноги не мог подняться, после того как попробовал не уважать.
— Правильно. А Грохотов сегодня тринадцатого задержал, — продолжал разговор политрук. — Вы с ним, кажется, друзья. Перегнал он вас.
— Он счастливый… Ему в жизни везет.
— Зато Грохотов женщин не задерживал, — вмешался в разговор старшина. — А Лукин двух поймал.
— Как женщин не задерживал? — притворно удивился политрук. — Задержал одну.
— Кого?
— А вот она прячется, — разыскивая глазами Валю, сказал политрук.
— Эта не в счет.
В это время Лебедев набрел на какую-то веселую музыку, включил громкоговоритель и прибавил накала.
— А вот и музыка. Ну, плясуны, выходи!
— Старшина! Просим старшину! — закричал Киселев.
Бойцы поддержали и дружно захлопали в ладоши.
— Просим…
— Старшина, покажи пример!
— Академическую.
Старшина не стал отказываться, вышел на середину комнаты и обвел глазами присутствующих девушек.
— Ну, что ж… Кто со мной? С чужой женой, что ли? Валя, выходите. Грохотов не обидится.
Старшина за руку тащил Валю. Щеки ее горели от шутки политрука. Ломаться и упрашивать себя она не заставила и, подбоченившись, вышла в круг.
Все знали, что старшина в пляске был большим мастером выкидывать всякие «коленца», и поэтому бойцы насторожились. Девушки были уверены, что и Валя в грязь лицом не ударит. Перемигиваясь, они стали прихлопывать в ладоши. На случай, если подведет радио и музыка кончится в разгаре пляски, была балалайка, которую предусмотрительно взял Васильев, лучший музыкант заставы.