Скажите же тогда, не правда ли, что умалчивая о пороках своего ближнего, любящий скрывает множество грехов, тогда как рассказывая о них, он увеличивает их.
Любящий скрывает множество грехов снисходительным объяснением.
Всегда есть объяснение тому, что нечто есть то, что оно есть. В основе ситуации лежат факт или факты, но объяснение нарушает равновесие. Каждое событие, каждое слово, каждый поступок, словом, все, может быть истолковано по-разному, и как ложно говорится, что по одежке встречают, так истинно можно сказать, что объяснение превращает объект объяснения в то, что он есть. Что касается слов другого человека, поступков, образов мыслей и так далее, то такой уверенности нет, так что принятие их действительно означает выбирать. Поэтому интерпретация, объяснение именно потому, что возможны различные объяснения – это выбор. Но если это выбор, то всегда в моей власти, если я любящий, выбрать самое мягкое объяснение. Но когда это мягкое или снисходительное объяснение объясняет то, что другие легкомысленно, опрометчиво, грубо, жестокосердно, завистливо, злобно, словом, без любви, как само собой разумеюшееся объясняют как вину, когда смягчаюшее объяснение объясняет это по-другому, тогда оно снимает то одну, то другую вину и тем самым уменьшает, или покрывает множество грехов.
О, если бы люди правильно понимали, как прекрасно они могли бы использовать свое воображение, свою сообразительность, свою изобретательность, свою способность увязывать, используя их всевозможными способами, чтобы найти смягчающее объяснение, тогда они все больше и больше вкушали бы одно из самых прекрасных радостей жизни, оно стало бы для них страстным удовольствием и потребностью, которое заставило бы их забыть обо всем остальном.
Разве мы не видим этого в других отношениях, например, как охотник с каждым годом становится все более и более страстно преданным охоте. Мы не одобряем его выбор, мы говорим не об этом, мы говорим только о том, что он с каждым годом все более и более страстно посвящает себя этому занятию. И почему он это делает? Потому что с каждым годом он накапливает опыт, становится все изобретательнее, преодолевает все новые и новые трудности, так что он, старый опытный охотник, теперь знает тропы, которые больше никто не знает, умеет выследить дичь там, где не может никто другой, теперь у него есть знаки, которые никто другой не понимает, теперь он изобрел более хитрый метод установки ловушки, так что он вполне уверен, что ему всегда удастся хорошо поохотиться, даже когда все остальные терпят неудачу.
Мы считаем тяжелым, но с другой стороны приятным и увлекательным делом – быть служителем правосудия, расследывающим вину и преступления. Мы поражаемся такому знанию человеческого сердца, что они знают все, даже самые изощренные отговорки и выдумки, как они помнят из года в год все, даже самые незначительные обстоятельства только для того, чтобы получить ключ к разгадке; как только при одном взгляде на обстоятельства они могут как бы заклинать их, чтобы они предоставили доказательства против виновных; как для их внимания не может быть ничего слишком малого, поскольку это поможет им понять преступление. Мы восхищаемся, когда такой служитель правосудия добивается успеха, вытерпев того, кого он называет действительно закоренелым и отъявленным лицемером, наконец удается сорватть с него маску и открыть его вину. О, разве не столь же приятно, столь же увлекательно, терпя то, что называется редким неподобающим поведением, открыть, что на самом деле это было нечто совершенно иное, нечто благонамеренное! Пусть назначенный государством судья, пусть служитель правосудия трудится над выявлением вины и преступления: остальные из нас не призваны быть ни судьей, ни служителем правосудия, но напротив, мы призваны Богом любить, то есть с помощью смягчающего объяснения покрывать множество грехов. Представьте такого любящего, от природы наделенного величайшими способностями, которым мог бы позавидовать любой судья, но все эти способности используются с усердием и старанием, которые сделали бы честь судье, в служении любви, чтобы тренироваться в искусстве, практиковать искусство – это искусство интерпретации, которое смягчающим объяснением скрывает множество грехов. Предствавьте его богатый, его благословенный опыт в самом благородном смысле, каким знанием человеческого сердца он обладает, сколько он видел замечательных и трогательных случаев, в которых, какими бы сложными они не казались, ему все-таки удавалось обнаружить хорошее или даже лучшее, потому что он долго, долго держал суждение в неопределенности до тех пор, пока вполне определенно не выявилось небольшое обстоятельство, которое привело его к разгадке, как быстро и смело, сосредоточив все свое внимание на совершенно ином аспекте вопроса, ему удалось обнаружить то, что он искал; как он, тщательно изучив обстоятельства жизни человека, получив самые точные сведения о его состоянии, он в конце концов восторжествовал в своем объяснении! Итак, он "напал на след", "ему удалось найти то, что искал", "он восторжествовал в своем объяснении" – увы, не странно ли, что когда эти слова читаются вне их контекста, почти каждый человек невольно связывает их с раскрытием преступления – мы все гораздо более склонны думать об открытии зла, чем об открытии добра. Итак, государство назначает судей и служителей правосудия для обнаружения и наказания зла. Что касается остального, мы создаем сообщества ради благой цели – чтобы облегчить бедность, воспитать сирот, спасти падших, но в дополнение к этим достойным начинаниям, получить с помощью снисходительного объяснения лишь малую, пусть даже очень малую власть над множеством грехов – для этого не создано ни одного сообщества!
Однако сейчас мы не будем говорить о том, как любящий при помощи снисходительного объяснения скрывает множество грехов, поскольку в двух предыдущих размышлениях мы рассматривали, что любовь всему верит и всего надеется. Но с любовью всему верить и с любовью всего надеяться – два основных приема, которые любовь, этот мягкий истолкователь, использует для снисходительного объяснения, скрывающего множество грехов.
Любовь покрывает множество грехов прощением.
Молчание на самом деле ничего не убирает от множества пресловутых грехов, снисходительное объяснение удаляет некоторую часть из множества грехов, показывая, что то или иное на самом деле не было грехом, прощение удаляет то, что все же нельзя отрицать как грех. Так любовь всеми силами стремится сокрыть множество грехов, но прощение – путь превосходнейший.
Выше мы вспомнили выражение "многообразие творения", давайте снова возьмем его для иллюстрации. Когда мы говорим, что ученый исследователь открывает множество чего-либо, тогда как по сравнению с ним невежественный, также говорящий о многообразии творения, конечно, знает очень мало, то значит, невежды не знают, что существует то или иное, но оно существует несмотря ни на что, оно не отнимается природой из-за их невежества, только в их невежестве оно для них не существует. Иное дело – отношение прощения грехов ко множеству грехов – прощение снимает прощенный грех.
Это чудесная мысль, а значит, и мысль веры, ибо вера держится за невидимое. Я верю, что видимое произошло из невидимого: я вижу мир, но не вижу невидимое, я в это верю. Но так же и в отношении "прощение-грех" есть отношение веры, на которое, однако, редко обращают внимание. Что здесь невидимое? Невидимое – в том, что прощение удаляет то, что все же существует; невидимое – в том, что то, что видно, все же не видно, ибо если оно видно, оно очевидно невидимо, так что его не видно. Любящий видит грех, который он прощает, но он верит, что прощение удаляет его. Этого нельзя увидеть, но грех увидеть можно, а с другой стороны, если бы грех нельзя было увидеть, то его нельзя было бы и простить. Как через веру человек верит невидимому в видимом, так и любящий через прощение верит в то, что видимое удалено. И то, и другое – вера. Блажен верующий, он верит в то, чего нельзя увидеть, блажен любящий, он верит в то, что он все же можно видеть, удалено.
О. кто может поверить этому? Любящий. Но почему прощение встречается так редко? Не потому ли, что вера в силу прощения так мала и так редка? Даже лучший человек, который ни в коем случае не желает держать обиду или злобу и далек от непрощения, часто говорит: "Я бы охотно простил его, но я не вижу, чем это может помочь". О, это совсем не видно! Но если вы сами когда-нибудь нуждались в прощении, вы знаете, на что способно такое прощение: почему же тогда вы говорите о прощении так неохотно и так недобро? Ибо действительно есть что-то недоброе в словах: "я не вижу, как мое прощение может помочь ему". Мы не говорим, будто человек должен стать более самодовольным, имея власть простить другого человека, вовсе нет. Это тоже было бы недоброе: поистине есть путь прощения, который заметно увеличивает вину вместо того, чтобы уменьшать ее. Только любовь может – я знаю, это похоже на шутку; но скажем так, только любовь очень изобретательна благодаря своему прощению в устранении греха. Когда меня удручает мысль о прощении (что я медленно прощаю, или что способность прощать дает мне чувство собственной значимости), то никакого чуда не происходит. Но когда прощает любовь, тогда происходит чудо веры (а всякое чудо есть чудо веры, что же удивительного в том, что вместе с верой исчезли и чудеса!) – то, что видно, через прощение – не видно.
Это стирается, это прощается и забывается, или, как Священное Писание говорит о Божьем прощении – Он бросает грехи за Свой хребет. Но о том, что забыто, человек не остается в неведении, ибо человек пребывает в неведении только о том, чего он не знает и никогда не знал; о том, что человек забыл, он знал. Забвение в этом высшем смысле противоположно не воспоминанию, а надежде, ибо надежда – в размышлении давать существование, забвение – это в размышлении отнять существование у того, что все же существует, стереть его. Писание учит, что вера держится за невидимое, но оно также говорит, что вера есть осуществление ожидаемого, а это значит, что то, на что надеются, есть как бы невидимое, что не существующему, наоборот, надежда через размышление дает существование. Забвение, совершаемое Богом в отношении греха, протовоположно творению; ибо творение – это рождение из ничего, забвение – возвращение в ничто. То, что скрыто от моих глаз, я никогда не видел, но то, что скрыто за моей спиной, я видел. И именно так прощает любящий: он прощает, забывает, стирает грех, с любовью он поворачивается к тому, кого прощает, но когда он поворачивается к нему, он не видит того, что у него за спиной. Так легко понять, что нельзя увидеть лежащее за спиной, как и то, что это выражение по праву является изобретением любви, но, с другой стороны, возможно, так трудно стать любящим, который через прощение прячет вину другого за его спину. Людям, как правило, легко возложить вину, даже за убийство, на совесть другого человека, но через прощение спрятать его вину за его спиной – это трудно. Но не для любящего, ибо он скрывает множество грехов.