Не говорите: "множество грехов остается таким же, независимо от того, прощается грех или нет, поскольку прощение ничего ни отнимает, ни прибавляет". Лучше ответьте на вопрос: "Разве тот, кто без любви отвергает прощение, не увеличивает множество грехов – только тем, что это его непрощение становится еще одним грехом, что тем не менее верно и должно быть учтено?" Но сейчас мы не будем заострять на этом внимание. Разве нет тайной связи между грехом и прощением? Когда грех не прощается, он требует наказания, он взывает к людям или к Богу о наказании, но когда грех взывает о наказании, он выглядит совсем иначе, гораздо больше, чем когда тот самый же грех прощен. Неужели это только обман зрения? Нет, это действительно так. Это, используя довольно несовершенный пример, не обман зрения, что рана, которая выглядит так ужасно, после того, как доктор промыл ее и обработал, выглядит менее ужасно, хотя это та же самая рана. Что же тогда делает тот, кто оказывается от прощения? Он умножает грех, он заставляет его казаться еще большим. И далее, прощение отнимает жизнь у греха, но отрицание прощения питает грех. Поэтому даже если не появился никакой новый грех, если сохраняется тот же старый грех, множество грехов на самом деле увеличивается. Когда грех сохраняется, действительно возникает новый грех, ибо грех умножается через грех, то, что грех сохраняется – на самом деле новый грех. И этот новый грех вы могли бы предотвратить, с любовью прощая, снимая старый грех, как поступает любящий, который скрывает множество грехов.
Любовь покрывает множество грехов, ибо любовь препятствует появлению греха на свет, душит его при рождении.
Даже если в отношении того или иного предприятия, работы, которую человек хочет выполнить, у него все готово, нужно дождаться еще одного момента – повода. То же и с грехом: когда он есть в человеке, он ждет повода проявить себя.
Повод может быть самый разный. Писание говорит, то грех берет повод от заповеди или от запрета. Сам факт того, что что-то заповедано или запрещено, становится поводом, а не повод породил грех, ибо повод никогда ничего не производит. Повод – это посредник, брокер, просто помогающий в обороте, он служит поводом только тому, что уже было принесено, что в ином смысле уже существовало именно как возможность. Заповедь, запрет искушает именно желанием ограничить зло, и если грех берет повод, он берет его, потому что запрет и есть повод. Так что повод – это как бы ничто, нечто стремительное, проходящее между грехом и запретом, в определенном смысле он принадлежит обоим, тогда как в другом смысле он как бы не существовал, хотя опять же ничто из существующего не возникло без повода.
Заповедь, запрет – это повод. В еще более печальном смысле грех в других – повод, который порождает грех в каждом, кто соприкасается с ним. О, как часто достаточно необдуманного, бессмысленного, небрежного слова, чтобы дать повод для греха! Как часто от легкомысленного взгляда увеличивалось множество грехов! Не говоря уже о том, что человек живет в повседневной обстановке, где он не видит и не слышит ничего, кроме греха и нечестия, какой богатый повод для греха в нем, какой легкий переход между тем, чтобы давать повод и получать повод! Когда грех в человеке окружен грехом, разве не похоже, что он как будто в своей стихии? Подпитываемый постоянным поводом, он процветает и растет (если можно говорить о процветании в связи со злом), он становится все более и более злобным, он приобретает все более и более определенную форму (если в связи со злом можно говорить о приобретении формы, поскольку зло – это ложь и обман, а значит, не имеющее формы), он укрепляется все более и более даже несмотря на то, что его жизнь парит над бездной, то есть не имеет точки опоры.
Однако все, что является поводом, способствует, поскольку это повод для греха, увеличению множество грехов.
Но есть одна среда, которая совершенно не дает и не явлется поводом для греха – это любовь. Когда грех в человеке окружен любовью, он вне ее стихии; он подобен осажденному городу, у которого оборвана всякая связь с его собственным народом, он подобен человеку, пристрастившемуся к пьянству, когда его посадили на скудный паек, он теряет силу, тщетно ожидая случая опъянеть. Что ж, правда, возможно (ибо не может порочный человек отклониться от своей порочности!), что грех может сделать любовь поводом для негодования, может взбунтоваться против нее. Однако грех не может долго противостоять любви, это его преимущество обычно бывает вначале, также как пьяница еще в первые дни, до того, как успело подействовать лечение, бушует всей силой своей слабости. И потом, если бы действительно и нашелся такой человек, что даже любовь могла бы сдаться – нет, любовь никогда не сдается, но человек, который постоянно живет без любви, пользуется поводом для греха: только потому, что есть один неисправимый, не следует, что мало исцеленных. Тогда по-прежнему точно и абсолютно верно, что любовь покрыает множество грехов.
О, властям так часто приходится изобретать очень хитроумные средства для содержания преступника в заключениии, и врач часто проявляет огромную изобретательность в разработке принудительных мер сдерживания безумного человека, но в отношении греха никакая среда не является столь принудительной, но никакая принудительна среда не явлется и столь спасительной, как любовь. Как часто тлеющий в человеке гнев только и ждал повода, как часто он угасал, потому что любовь не давала повода! Как часто погибала злая страсть, которая в похотливом предчувствии любопытства сидела на страже, выискивая повод, как часто она погибала при рождении, потому что любовь не давала ей никакого повода и с любовью следила, чтобы не могло быть никакого повода! Как часто она освобождала душу от той обиды, в котором так уверена и так подготовлена, притом даже настроена на то, чтобы находить все новые и новые поводы для обиды на мир, на людей, на Бога, на все; как часто она находила облегчение в смягчении, потому что любовь не давала вообще никакого повода для обиды! Как часто таяло этот тщеславный и дерзкий ум, считающий себя оскорбленным и непонятым, тем самым пользовался случаем стать еще более тщеславным, ища только нового повода доказать свою правоту – потому что любовь, столь успокаивающая, столь сглаживающая, не давала никакого повода для болезненного тщеславия! Как часто он возвращался к задуманному, чтобы лишь посмотреть, не удастся ли ему найти оправдывающий его повод, и как часто он не возвращался, потому что любовь просто не давала повода для оправдания – для оправдания зла! О сколько преступлений предотвращено, сколько злых намерений побеждено, сколько отчаянных решений предано забвению, сколько греховных помыслов остановлено на пути претворения их в поступки, сколько опрометчивых слов было вовремя пресечено, потому что любовь не дала повода!
Горе человеку, от которого исходит преступление, блажен верующий, который, отказываясь предоставить повод, покрывает множество грехов.
Глава 6 Любовь пребывает
«А теперь пребывает… любовь». (1Кор.13:13)
Да, слава Господу, любовь пребывает! Чего бы мир ни лишил вас, даже самого драгоценного, что бы ни постигло вас в жизни, как бы вам не пришлось страдать за своё стремление к добру, и если люди равнодушно отвернулись от вас, или как враги встали против вас, если никто не признаёт вас или ему стыдно признаться, что он вам обязан, если даже ваш лучший друг отрёкся от вас – но если вы в каком-либо вашем стремлении, в каком-либо вашем поступке, в каком-либо вашем слове воистину были вдохновлены любовью – тогда утешайтесь, ибо любовь пребывает. То, что вы знаете о любви, напоминается вам в утешение, о, это блаженнее, чем любые достижения человека, блаженнее даже, чем подчинение вам духов, блаженеее, чем когда о вас помнит любовь. То, что вы знаете о любви, напоминается вам в утешение – что ни настоящее, ни будущее, ни ангелы, ни бесы, ни, слава Богу, даже тревожные мысли вашего собственного беспокойного ума, не смогут отнять у вас, ни самые бурные и трудные моменты вашей жизни, ни в её последний момент, ибо любовь пребывает!
И если уныние сначала сделает вас слабым, так что вы потеряете желание желать, чтобы потом снова сделать вас сильным, увы, как это делает уныние, сильным вопреки унынию; если уныние желает опустошить вас, превратить всю жизнь в однообразное и бессмысленное повторение, то вы смотрите на всё, но так равнодушно; вы видите, как снова зеленеют поля и леса, видите, как снова движется в воздухе и воде разнообразная жизнь, вы снова слышите хор певчих птиц, снова и снова видите повсюду занятых различными делами людей – и вы точно знаете, что Бог существует, но вам кажется, как будто Он замкнулся в Себе, словно Он далеко на небесах, так бесконечно далеко от всей этой обыденности, ради которой вряд ли стоит жить; когда уныние будет преследовать вас всю вашу жизнь, тогда вы всё же знаете, но так неуверенно, что Христос существовал, но с другой стороны, с ужасающей ясностью вы понимаете, что это было восемнадцать столетий назад, поэтому Он кажется бесконечно далёким от всей этой обыденности, ради которой вряд ли стоит жить – о, тогда вспомните о том, что любовь пребывает! Ибо если любовь пребывает, то совершенно определённо можно сказать, что она в будущем, если вам нужно именно это утешение, и что она в настоящем, если вам нужно именно это утешение! Противопоставьте всем ужасам будущего это утешение – любовь пребывает; противопоставьте всем тревогам и слабостям настоящего это утешение – любовь пребывает. О, какое утешение для обитателя пустыни – с уверенностью знать, что есть источник воды, и как бы далеко он ни отправился, всегда будет источник воды: какой источник будет так потерян, какая смерть повлечет за собой столько страданий, если бы не было любви, и не было бы вечно!
Вот, это очень назидательная мысль, что любовь пребывает. Когда мы говорим так, то мы говорим о любви, поддерживающей всё существование, о любви Бога. Если бы она прекратилась хоть на мгновение, хоть на один миг, тогда всё придет в замешательство. Но она не прекращается, и поэтому, как бы всё ни было для вас запутано – любовь пребывает! Итак, мы говорим о любви Бога, об её свойстве пребывать.