) с местными студентами. Прознав об этом, Пьер сбросил неверную жену в колодец[837].
Во всех подобных случаях обманутые и оскорбленные мужья достаточно легко получали королевское прощение. Типичным можно назвать обоснование для помилования, данное в письме на имя уже упоминавшегося горшечника из Руана:
Учитывая все вышесказанное и то, каким образом была совершена эта [измена], являющаяся оскорблением для чувств мужчины, которого касается данное дело[838].
Практика самосуда, таким образом, оказывалась в делах об адюльтере совершенно нормальным явлением как для простых обывателей, так и – что еще важнее – для представителей судебной власти.
На этом фоне поведение Бридуля де Мезьера выглядит тем более странно. Зачем он обратился в Парижский парламент? Почему не побоялся сделать измену своей жены достоянием гласности? Какие цели он преследовал? Почему сам не убил или как-то иначе не наказал Жанну де Брем, если знал, что в любом случае без особого труда получит королевское помилование?
Чтобы понять необъяснимые, на первый взгляд, мотивы поведения нашего героя, стоит обратить внимание на подробности жизни его супруги. Жанна, как нам уже известно, в первый раз вышла замуж за Гийома де Капелля, человека знатного и богатого. В регистрах гражданских дел Парижского парламента сохранилась целая серия документов, где упоминается его имя. Из них мы узнаем, что Гийом был старшим сыном Этьена де Капелля и некой Беатрикс, которая, овдовев, сочеталась вторым браком с Жильбером де Недоншелем[839]. Земли Жильбера, как и владения его пасынка, располагались недалеко от Амьена, а потому все спорные вопросы о наследстве решались в том же суде королевского бальи, где спустя совсем небольшое время допрашивали Жанну де Брем. Особо продолжительным стало разбирательство, в котором Гийом и его отчим объединили усилия и выступили против родственницы последнего, Жанны де Недоншель, пытаясь вернуть себе в узуфрукт некое земельное владение Вавран (Wavrans). Данный процесс длился по меньшей мере с 26 января 1342 г. по 10 февраля 1345 г.[840] Именно под этой датой в регистрах гражданских дел и упоминалось в последний раз имя Гийома де Капелля. Весной 1346 г. его уже не было в живых.
Если же обратиться к материалам уголовного следствия, то мы узнаем, что Гийом де Капелль был убит группой заговорщиков, во главе которых стоял Жан де Кондет, впоследствии арестованный, признанный виновным и казненный в том же 1346 г. Причины, побудившие его расправиться с Гийомом, в материале дела не уточнялись, но судьи полагали, что в преступлении могла быть замешана Жанна де Брем. Точной информации, по всей вероятности, у них не имелось – иначе молодая вдова сразу оказалась бы за решеткой. Однако вполне допустимо предположить, что слухи о неподобающем поведении супруги Гийома де Капелля по Амьену ходили, и они-то и послужили основанием для подозрений.
Именно таких «разговоров» в свое время опасалась жительница городка Тинь (Tigne) Гийометт де ла Круа, арестованная в конце концов за убийство собственного зятя. Тот застал ее в неподобающем месте с неким Кола Югеном, который отнюдь не являлся ее мужем, хотя местные жители давно уже подозревали, что он ее любовник[841]. По крайней мере с первой половины XIII в. подобные сюжеты пользовались большой популярностью у французов, имевших удовольствие читать или слушать рассказы о чудесах Богородицы[842]. Один из них как раз и был посвящен истории некоей жительницы Лана по имени Теотберта, излишне благосклонно относившейся, по мнению окружающих, к своему зятю Альбуину. В конце концов слухи об их возможной инцестуальной связи[843] стали для нее настолько невыносимы, что она вынуждена была нанять двух убийц, которые лишили молодого человека жизни. Рассказанная впервые в стихах Готье де Куэнси (1177–1236)[844], эта история оказалась затем воспроизведена в «Чудесах Богородицы по персонажам» середины XIV в.[845] и обрела богатую иконографию[846]. Впрочем, на миниатюрах к ней обычно все же изображались не соседи преступницы, распускающие о ней сплетни, а чудо ее спасения из костра, на который ее отправил суд: глубокая набожность несчастной и ее настойчивые молитвы, обращенные к Деве Марии, защитили ее от смерти[847]. (Илл. 41)
Очевидно, что точно такие же слухи лежали в основе первого процесса Жанны де Брем, которую допрашивали в Амьене и об отношениях с Жаном де Кондетом, и об обстоятельствах смерти Гийома де Капелля. Именно из ее родного города чиновники Парижского парламента рассчитывали получить дополнительную информацию об имевших место событиях, а потому обвинение супруги в совершении уголовного преступления не являлось чистой выдумкой господина де Мезьера: в своих показаниях он ссылался на реально существовавшие материалы следствия.
Личные отношения Бридуля и Жанны также заслуживают особого внимания. Был ли между ними на самом деле заключен официальный (церковный) брак? Даже если предположить, что Гийома де Капелля убили практически сразу после последнего судебного заседания, в котором он лично принимал участие (т. е. в феврале 1345 г.), то на заключение соглашения о повторном замужестве, официальную помолвку, свадебную церемонию и консумацию брака у Жанны оставалось чуть больше года. Однако для того, чтобы обвинить супругу в адюльтере и настаивать на том, что она уже давно изменяет ему, требовалось, чтобы Бридуль хотя бы сколько-нибудь продолжительное время прожил с ней под одной крышей.
Период, по истечении которого вдова могла вступить в повторный брак, никакими правовыми или законодательными документами специально не оговаривался. Данные прочих источников по этому вопросу также весьма разнятся: срок между утратой первого мужа и заключением нового союза мог составлять от 30 дней[848] до пяти лет[849]. Кроме того, как отмечал автор Mesnagier de Paris,
когда женщина теряет первого супруга и более не живет в браке, ей очень сложно найти другого [мужчину], который соответствовал бы ее положению и ее вкусу. На протяжении долгого времени она остается растерянной и безутешной…[850]
Следует учитывать и то обстоятельство, что Бридуль, настаивая на факте заключения брака с Жанной, мог либо сам путать официальную церемонию с предваряющей ее помолвкой (и такие случаи отнюдь не были редкостью)[851], либо сознательно вводить следствие в заблуждение. Единственное, что позволяет предположить, что наши герои действительно уже успели пожениться до начала интересующего нас процесса, – собственно имущественные претензии истца, которые он столь упорно отстаивал в Парижском парламенте и которые не имели бы законной силы без наличия свидетельства о браке. Однако те же требования якобы обманутого супруга подсказывают нам, что в данном случае возможность самосуда его никак не устраивала.
Жанна де Брем являлась вдовой шевалье, а потому она оказалась, безусловно, знатнее своего второго мужа, имевшего титул экюйе[852]. Она, по всей видимости, была также богата, о чем свидетельствует хотя бы тот факт, что ни она, ни ее первый супруг не скупились на расходы, когда отстаивали свои права в суде. Следовательно, деньги у них водились, и они отошли Жанне, составив ее наследство. Об имущественном положении Бридуля де Мезьера нам, к сожалению, ничего не известно, кроме одного: он очень рассчитывал на собственность жены, когда обвинял ее в адюльтере и призывал судей передать ему в пожизненное управление ее владения.
Именно материальная сторона дела, как мне представляется, и заставила нашего героя обратиться в суд вместо того, чтобы лично учинить расправу над изменщицей. К этому моменту над Жанной де Брем уже висело обвинение в соучастии в убийстве, против нее свидетельствовали и показания Жана де Кондета, и прочие сведения, полученные с места преступления. Если бы дело было доведено до конца и молодую женщину признали виновной в гибели Гийома де Капелля, ее ждала бы смертная казнь и обязательная – как всегда в случае умышленного убийства (meurtre) – конфискация всего ее имущества в пользу короля. Именно так произошло в 1391 г. с Белон, супругой Дриона Ансо, обвиненной в том, что она вместе с любовником Тевенином по прозвищу Одиночка задушила ночью собственного мужа, а его тело бросила в реку[853]. Объявленная «убийцей и пособницей в убийстве», Белон была единодушно приговорена судьями Шатле к сожжению[854].
Точно так же, по всей вероятности, развивались бы события и в деле Жанны де Брем, и ее второй супруг при вынесении обвинительного приговора не мог бы рассчитывать на получение ее имущества. Впрочем, если бы нашу героиню признали невиновной, ее владения все равно не перешли бы в управление Бридулю, поскольку являлись неотчуждаемой собственностью женщины. Речь шла о douaire – имуществе, унаследованном Жанной от Гийома де Капелля. Это могло быть так называемое условное наследование, при котором доля жены специально оговаривалась в завещании мужа, или же обычное наследование – треть или половина (при отсутствии у пары детей) имущества умершего супруга, не считая собственного приданого женщины. Так или иначе, но новый избранник госпожи де Брем не получил бы права распоряжаться этим наследством без согласия самой владелицы