[1130]. Именно так возникло и подозрение в распутном образе жизни в деле Жанны д'Арк; его отвод в ходе ее реабилитации в 1455–1456 гг. потребовал от судей особых усилий[1131]. И именно такой «страшной участи» (mauvaise part) страшилась в свою очередь Марта Броссье, что привело ее, по мнению Анны Шевро, к решению выдать себя за одержимую[1132]. Опасения эти оказались не беспочвенны: очевидно, что слухи о ее – пусть и несостоявшемся – побеге достигли каким-то образом Парижа[1133] и легли в основу записи Пьера де л'Этуаля, с которой мы и начали разговор о прошлом нашей героини[1134].
Любопытно, что и сведения о матери Марты, которая якобы промышляла колдовством (о чем сообщал и де л'Этуаль), также отчасти основывались на вполне реальных фактах. Примерно в то же время, когда наша героиня отважилась на побег, в Роморантене появились сразу три женщины, объявившие себя одержимыми (trois femmes Demoniacles) и обвинившие в своих несчастьях нескольких местных «ведьм»[1135]. Был проведен процесс, результатом которого стал смертный приговор: «ведьм» сожгли на костре, и одержимые сразу же чудесным образом исцелились[1136]. Впрочем, данное обстоятельство не помешало некоторым другим женщинам, «чей разум оказался слаб, как это часто бывает у представительниц нашего пола» (отмечала в своем письме Анна Шевро), также объявить себя околдованными[1137]. Часть из них обратилась за помощью к кюре Роморантена, одна же отправилась в Брюгге к местным капуцинам, которые согласились провести для нее процедуру экзорцизма[1138].
Именно эта ситуация, по мнению Анны, и позволила Марте реализовать свой план. Понимая, что побег из отчего дома полностью погубил ее репутацию и лишил всякой надежды на замужество, она объявила себя одержимой, и этот обман поддержали ее доверчивые родители, которые более всего желали, чтобы соседи забыли о былом позоре их дочери[1139]. Они действительно добились своего: о предосудительном поведении девушки отныне никто не вспоминал. Более того, ее нынешнее состояние (ставшее, по мнению Анны, результатом чтения книг о других случаях одержимости[1140]) принесло семейству Броссье стабильный и достойный доход, поскольку за предсказания, которые якобы давала Марта (или ее демон), они получали деньги[1141]. Правда, пророчества эти касались лишь тех людей, которых наша героиня знала лично, т. е. располагала некоторой информацией об их прошлом и настоящем[1142].
Сама же Марта обрела в какой-то степени ту свободу, о которой она, вероятно, и мечтала, готовя неудавшийся побег: она превратилась в местную знаменитость, и контроль за ней со стороны отца оказался ослаблен. А потому первое, что смогла получить девушка от своего нового статуса, была любовь. Анна Шевро с негодованием передавала епископу подробности романа Марты с местным каноником, который сопровождал возлюбленную в поездках, целовал ее на глазах у всех, спал с ней, обнявшись «щека к щеке», и якобы искренне верил в ее одержимость[1143]. Подобное поведение – как и побег из отчего дома – также вполне могло привести к последующему возникновению слухов о распутном образе жизни Марты. Не освященный церковью союз лишь в редчайших случаях рассматривался как законный брак[1144], на что в свое время справедливо указывала Жанна де Брем, пытаясь отвести обвинения Бридуля де Мезьера[1145]. Если же речь шла о мужчине, официально принесшем обет целибата (например, о канонике), то подобный союз считался обычным сожительством и мог закончиться либо судебным разбирательством, либо вмешательством соседей «супружеской» пары, более строго относившихся к нормам морали[1146]. Что же касается женщины, состоявшей в подобной интимной связи, то ей чаще всего была обеспечена репутация проститутки[1147].
Впрочем, как кажется, Марту Броссье такое положение дел нисколько не смущало. Как не смущал ее и тот факт, что находились люди, не только сомневавшиеся в ее болезненном состоянии, но и прямо обвинявшие ее в обмане[1148]. Ибо слишком многие – как и влюбленный каноник – верили ей и призывали найти и сжечь ведьму, которая заставила Марту так страдать[1149]. Но почему выбор Броссье в данном случае пал именно на Анну? На этот вопрос обвиняемая не давала в своем письме точного ответа, замечая лишь, что причиной вражды стала ненависть, которую Марта испытывала к ней и к ее сестре[1150].
Более детальные сведения о непростых отношениях, сложившихся между двумя семействами, мы можем найти в следующем документе, происходящем из той же рукописи, – из анонимных «Рассуждений о мошенничестве Марты Броссье». Этот трактат был написан человеком, который верил в невиновность Анны Шевро и сочинил весьма пространный текст в ее поддержку[1151]. С точки зрения автора, причина ненависти, которую испытывали все без исключения представители семейства Броссье к Анне, заключалась в разочаровании, постигшем их после несостоявшейся свадьбы старшей из дочерей, Сильвины.
Как и Анна Шевро, ее неизвестный защитник подробно описывал в своем тексте материальное положение Жака Броссье, неспособного из-за полнейшего разорения дать за своими дочерями сколько-нибудь достойное приданое[1152]. Сильвину тем не менее выдать замуж все же попытались, однако сир Робер Уппо и его супруга, бывшая как раз сестрой Анны, воспротивились союзу своего племянника с девушкой из обедневшей семьи, чем и породили «смертельную ненависть» (haine mortelle) со стороны Броссье[1153].
Как отмечал анонимный автор, все жители Роморантена в деталях знали эту историю, а потому никто не удивился, когда Марта обвинила именно Анну в наведении порчи, ведь наличие старшей незамужней сестры полностью лишало ее саму надежд на заключение брака[1154].
Помимо интересных подробностей, касавшихся отношений семейств Уппо и Броссье, наш автор также сообщал новые факты о жизни самой Марты в Роморантене. Так, из его текста мы узнаем, что, лишившись возможности выйти замуж и освободиться от контроля отца, девушка в какой-то момент собралась даже уйти в местный монастырь Гратиньи, однако и эта попытка провалилась из-за отсутствия у Жака Броссье средств для уплаты вступительного взноса[1155]. Вот почему, по мнению автора, Марта сбежала из дома, намереваясь зажить самостоятельной жизнью вдали от родных[1156]. Потерпев неудачу, она прибегла к последнему средству и объявила себя одержимой, дабы загладить свой проступок и избавиться от вызванного им позора[1157].
Однако – и здесь наш автор расходился с Анной Шевро в оценках – между Мартой и ее родителями имел место настоящий заговор: они вместе задумали сей грандиозный обман, обретя поддержку у уже известного нам каноника, а также у приходского кюре, который по неизвестным причинам испытывал личную ненависть к семейству Уппо. Оба священника почти каждый день столовались в доме Броссье и, хотя они были совершенно неграмотными и уж тем более не имели права проводить сеансы экзорцизма, поскольку не могли отличить истинные признаки одержимости от ложных, постоянно во всеуслышание заявляли о том, что в Марту вселился демон[1158].
Сама девушка также поначалу крайне неумело «имитировала одержимость» (faire la Demoniaque) и могла лишь кривляться и гримасничать[1159]. Она совершила явную ошибку, заявив, что пребывает в таком состоянии последние 30 лет: собственная мать напомнила ей о ее возрасте, и девушка сократила этот срок до 25, а затем до 22 лет[1160]. Впоследствии, впрочем, кюре и каноник помогли Марте узнать об одержимых побольше: они принесли ей книгу, которую постоянно читали в доме Броссье в течение 7 или 8 месяцев и в которой рассказывалось о казусе 16-летней Николь Обри из Лана, остававшейся одержимой на протяжении двух лет (1565–1566 гг.)[1161]. Именно оттуда Марта якобы почерпнула все свои познания: особенности поведения истинных одержимых, имена злых духов, приемы имитации голосов животных. Она научилась притворяться мертвой, высовывать язык, разевать рот, изображать судороги и конвульсии и прочее. Она даже выучила несколько латинских слов, хотя в действительности не знала ни латыни, ни греческого, ни иврита[1162]. Как отмечал наш анонимный автор, книга служила в семействе Броссье чем-то вроде наглядного пособия, которым они продолжали пользоваться и во время своих многочисленных путешествий по стране