[197]. В архиве Губ. суда дела моего не было. Изложив обстоятельства дела, приложив справку об амнистии из ВЦИК, я обратился в МУУР[198] с просьбой выдать мне справку о моей судимости. Когда я пришел недели через две получить эту справку, то в справке значилось, что я несудим. Явилось ли это результатом моего заявления или вообще там не было сведений о судимости, но справка такая была выдана. Знаю, что когда Борис Дмитриевич Востряков, тоже судившийся по этому делу, пошел в МУУР взять справку о своей судимости, то он тоже получил такую же, как и я, справку. Востряков получил такую справку уже в 1927 или 28 году Такую же справку получил и Коровин Ив. Мих.
Несмотря на все это, я при поступлении в коллегию все-таки не скрыл о своей судимости. Полагая, что я имею право (формальное) писать, что я несудим, я написал это в анкете, с отдельным заявлением в президиум коллегии (это заявление находится в моем деле в Президиуме Коллегии, и еще недавно я его видел), подробно описал свое дело и меру наказания, наложенную тогда на меня судом. Мало того, я приложил к заявлению и копию справки бывш. след. О.М. Брика по моему делу. Почему я обратился к Брику и почему он мне дал ее? Насколько помнится, к нему обратилось по этому вопросу какое-то учреждение, где я служил и где я тоже не скрывал этого обстоятельства. Кажется, это был Совет Народных Судей (Совнарсуд), где в течение полугода я был консультантом. Ответ (он в копии находится в Президиуме, а в подлиннике или дома, или в каком-нибудь учреждении) приблизительно был тот, что я там не сделал никакого аморального или уголовного в общепринятом смысле поступка, что я дал советы, которые с формальной стороны были правильны, но что привлечь меня к ответственности он был вынужден ввиду моей прикосновенности к основной группе обвиняемых. Таким образом я имею основание думать, что приговор 20 г. был вызван именно моей прикосновенностью, моей деловой связью с представителями крупной буржуазии, которые были у меня на инкриминируемых двух вечерах. Еще тогда в Трибунале поднимался этот вопрос, мое знакомство с ними и деловые сношения были рассмотрены судом, и мне был вынесен приговор. То, что мое участие в этом деле было несерьезное, доказывает и самый приговор (условный), вынесенный в самое острое революционное время не судом, а Трибуналом.
Сейчас мне предъявлено обвинение по 58-й ст. У. К. Я лично позвал знакомых совсем не для организации какого-либо политического о-ва. Вмешиваться активно или организационно в политику я всегда избегал. О существовании какой-либо организации в настоящее время я не слыхал. Круг моих знакомых начиная с 20 г., все сокращаясь, свелся почти на нет. Последние годы я почти никуда не ходил в гости и никаких знакомств не заводил, лишь изредка приглашал своих сослуживцев по коллегии и пр. Никого никогда я не приглашал в целях организовать к/р сообщество. Все последние годы я хотел, искренне старался быть вполне советским работником, и мне думается, что я был таковым и надеюсь им остаться.
Сведения о моей работе могли бы дать [текст обрывается]
Владимир Короленко [подпись] 7/7-30 г.
л. д. 59
Постановление о привлечении в качестве обвиняемого
1930 года июня 14 дня Уп. 9 отд. К.Р. Отд. ОГПУ Ключарев, рассмотрев следственный материал по делу № 85569, нашел, что Короленко Владимир Юлианович состоял в контрреволюционной организации, преследовавшей свержение советской власти и установление монархического строя. Кроме того, предоставлял свою квартиру для контрреволюционных собраний.
Из вышеизложенного устанавливается, что гр. Короленко Владимир Юлианович достаточно изобличается в контрреволюционной деятельности, а потому на основании 128 ст. Уголовно-Процессуального Кодекса постановил:
арестованного Короленко Владимира Юлиановича привлечь в качестве обвиняемого по 58–11[199] статье Уголовного Кодекса…
Согласен: Нач. 9 отд КРО ОГПУ [подпись нрзб] Утверждаю: Нач. КРО ОГПУ [подпись нрзб]
Настоящее постановление мне объявлено:
В. Короленко [подпись]
л. д. 60—61
Протокол допроса Короленко Владимира Юлиановича
23 июня 1930 года
В 1919 году я устраивал у себя товарищеские вечера (раза три, не более), на которые мною приглашались профессора Озеров, Ильин, Бердяев (последние два высланы за границу в 1923 году [нрзб]), Силин и Краснокутский, б. крупный домовладелец Коровин, б. прис. поверенный Шереметьевский (тесть б. в. к. Кирилла Александровича[200]), Иван Иванович Троицкий (преподаватель [нрзб] шк. II ступ. и проживавший вместе со мной в одной квартире), некто Найденов (с. быв. торговца) и другие лица, фамилии которых я в настоящее время вспомнить не могу
Организация мною приведенных встреч не носила политического характера. В этом я преследовал цель завязать и поддерживать знакомство среди профессорского круга лиц, т. к. я сам был в то время тоже преподавателем – то считал это знакомство для меня необходимым.
Присутствие вышеуказанных лиц у меня на квартире во время встреч или вечеринок я не старался использовать в политическом смысле. Что же касается остальных – то я не обнаруживал с чьей бы то ни было стороны даже попыток к использованию созданной обстановки в организационном отношении (подразумевая политическую организацию в контрреволюционном смысле), это находит свое подтверждение в том, что никакие разговоры в то время – за исключением чисто обывательского характера – не имели места.
Проф. Озеров принимал в этих разговорах энергичное участие, на что было обращено внимание всех присутствовавших – в особенности в части рассказов о спиритических явлениях. Последнее явилось в один из вечеров основанием к тому, чтобы практически заняться спиритизмом, но это было мною прекращено.
Озерова я знаю начиная с 1900 г., т. е. со времени моего поступления в Университет. Будучи еще студентом, я бывал у Озерова несколько раз на квартире. Посещения эти были связаны с ведением не только мной, но и прочими студентами семинарской работы. С 1905 г. и по 1919 г. я с Озеровым нигде не встречался. Состоя преподавателем вечерних курсов по финансовому праву и политэкономии (с [нрзб] по 1921 г.), в 1919 г. я встретил надобность в указании необходимой мне для работы литературы, с каковой целью обратился к Озерову. С этого момента, можно считать, мое знакомство с Озеровым восстанавливается и продолжалось до 1925–1926 г., к тому же с большими перерывами.
Касательно знакомства с Бердяевым и Ильиным могу сказать следующее.
С проф. Ильиным я учился в одной гимназии, откуда и знали друг друга, через посредство которого я познакомился с проф. Бердяевым. Последнее совпало с предложением, данным им, как мне помнится, т. Каменевым – организовать «Дом Ученых». Меня лично Ильин направил по этому вопросу для переговоров к проф. Бердяеву, с которым до того времени, т. е. до организации «Дома Ученых», не имел близкого знакомства. О личных финансовых вопросах, связанных с прошлым Озерова (он, как мне известно, был участником многих акционерных обществ), мне с ним разговаривать не приходилось. После революции, примерно в 1925–1926 г., Озеров состоял вкладчиком в Москов. О-ве Взаимного Кредита, но с ликвидацией последнего Озеров ничего не получил, потеряв от 10 до 20 тысяч рублей. Это мне известно из дела названного Общества, в каковое я был приглашен 7-й группой вкладчиков – для ведения их дела в судебном порядке. В названную же группу и был отнесен Озеров. Назначенная мне денежная компенсация Р. 100 (сто рублей) до сих пор не получена. В судебном процессе я никакого участия не принимал.
Имел ли Озеров акции на хранении в каких-либо иностранных банках, я точно не знаю, но в то же время можно предположить, что поскольку Озеров являлся в мирное время акционером в ряде торгово-промышленных предприятий, владельцы которых после Октябрьского переворота бежали за границу, то если акции оставались в распоряжении владельцев, то, следовательно, они могли быть ими захвачены.
В 1919 году я привлекался к судебной ответственности Московским Трибуналом за содействие, оказанное Коровину, Любимову и Шереметьевскому[201], в получении ими денег по векселям от фабриканта Журинского. Последний Трибуналом приговорен к высшей мере наказания (расстрелян), я же получил условно пять лет.
Ни с кем из чиновников иностранных посольств, находящихся в СССР, – связи никакой не имел. Денег я из-за границы ни от кого не получал. Частной переписки ни с кем не вел, за исключением деловой переписки, связанной с делом английской фирмы «Норзерн Азиатик Компани» [?], что было поручено мне Президиумом Московской Коллегии Защитников.
Среди моего круга знакомых фамилии Никитина нет.
Виновным себя в принадлежности к какой-либо контрреволюционной организации, а также в предоставлении своей квартиры для собраний с контрреволюционными целями не признаю.
Больше добавить ничего не могу. Показания мне прочитаны (записано с моих слов верно) —
В. Короленко [подпись]
Считаю необходимым добавить, что с Бердяевым и Ильиным после вышеуказанных вечеров я не встречался.
В. Короленко [подпись]
Арх. № Р-40164, т. 2л. д. 118
Выписка из протокола заседания Коллегии ОГПУ (судебное)
от 13 августа 1930 года
Слушали:
Дело № 85569 по обвин. гр. гр.[202]
<…>
Короленко Владимира Юлиановича по ст. 58/11, 58/4, 58/8.
<…>
Постановили:
<…>
20. Короленко Владимира Юлиановича, – приговорить к расстрелу, с заменой заключением в концлагерь, сроком на десять лет.
<