…>
Имущество всех вышеупомянутых осужденных конфисковать.
<…>
Секретарь Коллегии ОГПУ: [подпись нрзб]
Дело Альфонса Эрнестовича Вормса (1868–1939)
Альфонс Эрнестович Вормс происходил из старого рода балтийских немцев; его отец получил в конце 1860-х годов место управляющего большой усадьбой в Тульской губернии, где и родились Альфонс Эрнестович и его младшие сестры, Берта и Альма. Альфонс закончил немецкую гимназию в Риге и в 1886 году поступил на юридический факультет Императорского Московского университета – где, впрочем, интересовался «главным образом вопросами истории и филологии»[203]. Проработав после окончания около года кандидатом на судебные должности в Риге, Вормс, оставленный при Московском университете «для приготовления к профессорскому званию по кафедре римского права сроком на два года», оказался вынужден «позаботиться о дополнительном заработке и записаться в адвокатуру», став помощником присяжного поверенного – в течение трех лет его патроном был С.А. Муромцев[204]; Вормс принимал участие в работе «консультации помощников присяжных поверенных при съезде мировых судей» – одного из проектов «бродячего клуба», возникшего в начале 1890-х годов по инициативе В.А. Маклакова[205] (друга Вормса еще по университету), Н.К. Муравьева, П.Н. Малянтовича и других.
А.Э. Вормс. 1930
В начале 1900-х Вормс продолжил свое юридическое образование в университетах Парижа, Рима и Берлина, а вскоре начал преподавать сам – сначала в Санкт-Петербургском политехническом институте, с 1906 по 1911 год – в ИМУ, затем в Университете Шанявского и других частных учебных заведениях. В 1909 или 1910 году он получил статус присяжного поверенного – к 1916 году под его началом работали уже 11 помощников. В это время Вормс много писал (в том числе для либеральной газеты «Русские ведомости» – с 1912 года он вошел в состав ее редакции). Научная библиография Вормса весьма обширна; пожалуй, наиболее авторитетным его трудом был комментарий к гражданскому законодательству 1913–1914 годов. (Вормс был одним из двух соредакторов), а также статья «Реформа крестьянского землевладения и гражданское право» (1910). Вормс считается основоположником и теоретиком целой правовой дисциплины, или отрасли, которую он назвал «крестьянским правом».
После октября 1917 года Вормс совмещал преподавание множества курсов в МГУ (система римского права, гражданское, международное частное, земельное и банковское право) с консультированием целого ряда ведомств, включая Наркомат торговли и Госбанк СССР. Он много публиковался в специализированных правовых изданиях и входил в редколлегии некоторых из них. Наконец, в 1925 году Вормс вступил в Московскую коллегию защитников.
Вормс, высококвалифицированный юрист, владеющий несколькими языками (с родным немецким), пользовался большим спросом во времена НЭПа и расцвета иностранных концессий. Он консультировал предприятия «друга Советской России» Арманда Хаммера, шведскую компанию АСЕА, ас 1932 года – «Лабораторию Лео» (она же «Лео Дрезден» и «Хлородонт»), концессию немецкой компании, в то время крупнейшего производителя зубной пасты в Европе. В мае 1928 года Вормс был одним из 16 защитников по «Шахтинскому делу». Среди 53 обвиняемых в этом показательном процессе было четверо германских подданных. Посольство Германии требовало допустить к делу немецких адвокатов; когда посольству в этом было отказано, Московская коллегия защитников выделила, по согласованию с властями, знающих немецкий советских защитников. Вормс защищал, по официальным сведениям, одного, а согласно его показаниям – двоих монтеров, командированных в «Донуголь» для установки и наладки оборудования фирмы AEG (один был оправдан, а второй получил год лишения свободы! условно). Еще до процесса Вормс написал заявление об увольнении из МГУ, ссылаясь на свой преклонный возраст (ему исполнилось 60 лет). Вскоре его уволили и с большей части постов в государственных учреждениях.
После Шахтинского процесса Вормса пригласил на должность постоянного (хотя и внештатного) консультанта консульский отдел германского посольства, который он и раньше время от времени консультировал по разным правовым вопросам. Остался он на этой работе и после прихода к власти в Германии Гитлера в 1933 году, когда отношения между СССР и Германией быстро испортились. В 1936 году он стал подумывать об уходе и замечать за собой слежку, но найти другую работу не успел – 4 ноября 1936 года Вормса арестовали.
А.Э. Вормс с сыном Георгием на даче в Ухтомской. Сер. 1920-х гг.
Все обвинения были, судя по всему, основаны на агентурных сведениях: ни одного свидетеля следствие не допросило, а обвинительное заключение и приговор основаны исключительно на показаниях самого Вормса, который, однако, виновным себя не признал, последовательно отстаивая позицию, согласно которой он консультировал германское посольство как юрист, пользуясь открытыми источниками, а закрытыми не мог бы воспользоваться даже при желании, так как не имел к ним доступа. 4 мая 1937 года Военный трибунал Московского военного округа признал его виновным, но не по первой, как просило обвинение, а по второй части статьи 58-6 УК РСФСР – за передачу сведений, «не составляющих по своему содержанию специально охраняемой государственной тайны, но не подлежащих оглашению», назначив минимально возможное наказание – три года лишения свободы, причем, «учитывая его преклонный возраст», с отбыванием наказания «в общих местах заключения». Кассационная жалоба Вормса была оставлена Военной Коллегией Верховного Суда без удовлетворения.
«Общие места заключения» из приговора оказались абстракцией – для отбывания наказания Вормс был этапирован в Сиблаг. Мы знаем об этом из его писем, сохранившихся в семейном архиве. Первое из них датировано 12 августа 1937 года, то есть еще до рассмотрения кассационной жалобы, – Альфонс Эрнестович в нем выражает надежду на «ликвидацию» своего дела. В качестве обратного адреса указан Ново-Ивановский лагпункт недалеко от города Мариинска (тогда Западно-Сибирского края, а сейчас Кемеровской области). В начале сентября состояние здоровья Вормса ухудшается, и его помещают в лагерный стационар, а еще через неделю – в больницу в Мариинске. После этого семья в течение года по неизвестным причинам не получала от него писем. А 2 октября 1938 года Вормс отправил жене письмо, написанное на больничном бланке, в котором сообщал: «Дорогая Аня, я попал в сложное положение… меня в этапном порядке отправили из Мариинска в Москву в Бутырки. Но в Новосибирске нашли, что я слишком слаб для дальнейшего следования, и меня поместили в больницу».
Ровно в этот день особая тройка при Управлении НКВД по Новосибирской области приговорила Вормса к расстрелу. В чем состояло обвинение – неизвестно, кроме того, что он обвинялся по ст. 58-6-11, то есть за «всякого рода организационную деятельность, направленную к подготовке или совершению предусмотренных в настоящей главе контрреволюционных преступлений». Но именно в это время по всему ГУЛАГу были развернуты так называемые «национальные кампании» – то есть планомерное уничтожение заключенных (осужденных и подследственных) определенного этнического происхождения. 15 сентября 1938 года было принято постановление Политбюро ЦК ВКП(б) о создании с этой целью «особых троек». В подлежащие репрессированию «национальные контингенты» входили и немцы. Только в этот день, 2 октября 1938 года, тройка при УНКВД по Новосибирской области вынесла приговоры в отношении почти сотни человек (многие из них – немцы по национальности); большинство приговорили к высшей мере наказания, часто по той же статье, что и Вормса.
Плохо работающие репрессивно-бюрократические каналы и «сложное положение», благодаря которому он оказался в новосибирской тюремной больнице, спасли Вормса от расстрела: несмотря на то что «особая тройка» заседала, скорее всего, в нескольких километрах от тюрьмы № 1, в больнице которой (то есть в ведении того же НКВД) Альфонс Эрнестович находился как минимум до начала ноября, о его местонахождении почему-то никому не было известно. Между тем из последующей переписки по делу (хранится в УФСБ России по Кемеровской области) известно, что Вормса этапировали в Москву из Мариинска еще 23 сентября 1938 года.
По какой причине это произошло – точно не известно, но можно предположить, что «вызов» в Москву был связан с так называемым «делом о контрреволюционной (кадетской) фашистской группе в среде научно-юридических работников города Москвы», разработкой которого НКВД занимался с начала 1938 года. Одним из фигурантов дела был Сергей Андреевич Котляревский, один из основателей кадетской партии и профессор юридического факультета ИМУ с 1910 года. Котляревский дал показания против нескольких десятков человек, а 2 сентября (за три недели до распоряжения об этапировании Альфонса Эрнестовича в Москву) – против Вормса[206], прямо назвав его «резидентом немецкой разведки».
Каких-либо протоколов допросов или очных ставок с участием Вормса в 1938 году на сегодняшний день обнаружить не удалось. Видимо, это связано с тем, что после этапа из Новосибирска состояние здоровья Вормса не позволяло его допрашивать. Когда именно происходило это этапирование, мы не знаем. Последнее сохранившееся письмо Вормса из Новосибирска датировано 4 ноября 1938 года. А согласно выданной его жене Анне Дмитриевне справке, Альфонс Эрнестович скончался в больнице Бутырской тюрьмы 23 марта 1939 года; в качестве причины смерти указан «артериосклероз».
Анна Дмитриевна вместе с двумя старшими дочерями и сестрой мужа Бертой Эрнестовной были в конце 1942 года высланы в Среднюю Азию как лица немецкой национальности и вернулись в Москву только в 1956 году. Единственным членом семьи, не подвергшимся репрессиям, была младшая дочь Анна – в момент высылки матери и сестер она находилась на студенческой практике в Московской области.