Как консультант Консульского отдела я получал в месяц 80 или 85 марок, но эти деньги я буквально полностью затратил на приобретение новинок западной юридической литературы. Эти деньги по моему распоряжению переводились посольством за границу. Окончательных расчетов с иностранным издательством я не произвел, но предполагаю, что неизрасходованными у меня могло быть марок 200–300, во всяком случае меньше 500 марок.
В 1936 году, летом, у меня возникла мысль оставить службу в германской концессии и в Консульском отделе посольства в связи с тем, что германское правительство все более резко выступает против СССР и что мне в конце концов могут быть неприятности, что меня могут заподозрить в том, чего нет на самом деле. И жена моя советовала оставить эту службу. Кроме того, я стал замечать у своего подъезда более-менее постоянные фигуры и решил, что за мной следят, так как я в старое время находился под надзором полиции и глаз у меня в этом отношении уже наметан.
Когда в Консульство поступило 15 или 20 писем разных граждан – германских подданных, в которых они жаловались на неправильное обложение, мне дали эти письма и поручили проверить, правильно ли обложены эти граждане и не нарушен ли закон. Поскольку эти заявления (письма) были разнообразны, я решил сначала сделать, и сделал, общую сводку-доклад по советскому налоговому законодательству, а потом уже дал ответ на имевшиеся заявления. Этот доклад-сводка был на 10–12 печатных на машинке страницах.
Бывая в Консульском отделе посольства, я немецкие газеты просматривал, но ни одной статьи, посвященной советскому налоговому законодательству, я не видел.
По балансу Госбанка на 1936-й год я дал Консульскому отделу такую разработку-вывод из баланса, который объяснял февральский закон как закон интервалютный, не внутренний закон. Этот свой вывод я не считаю секретным. С советскими органами или отдельными советскими гражданами о том, можно ли с точки зрения интересов СССР делать такой вывод по балансу Госбанка, я не советовался.
Допускаю, что мое заключение по вопросу возможности получения германскими предпринимателями новых концессий расходилось с советским законодательством на этот счет.
Главным источником моего существования был заработок в германской концессии «Лео Дрезден» («Лаборатория Лео») – 2 тыс. рублей в месяц и, кроме того, получал еще премиальные, что давало всего в месяц 2500 руб.
Председательствующий, опросив подсудимого, имеет ли он чем-либо дополнить судебное следствие, и, получив отрицательный ответ, объявляет судебное следствие законченным. После этого он предоставляет последнее слово подсудимому, в котором он заявил:
Подсудимый Вормс: Все мои показания абсолютно исчерпывающие и полны. В своем письме к Наркому внутренних дел Ежову я неуклюже выразил свою мысль, указав, что мои выводы, заключение можно признать шпионажем. Потом я все тщательно продумал и пришел к заключению, что это нельзя рассматривать как шпионаж.
О том, что Вельк задавал мне вопрос о троцкизме, я сам рассказал следователю. Еще раз повторяю, что я резко ответил Вельку и что ни одного даже близко к троцкистам стоящего лица я не знал.
Я был первым профессором-юристом, поступившим на советскую работу. Красиным я был командирован в Швецию и за проведенную мной там работу получил благодарность. Покойный Дзержинский доверял мне и вызывал к себе для консультаций. Мне два раза предоставлялась возможность принять иностранное подданство, но я отказался сделать это.
А.Э. Вормс. Не раньше 1937 г.
Я признаю, как писал об этом и Наркому внутренних дел, наличие у меня политической ошибки, но категорически отрицаю юридическую вину
В 13 час. 07 мин. Трибунал удалился на совещание.
В 13 час. 52 мин. председательствующий объявил приговор и разъяснил осужденному порядок обжалования его.
Меру пресечения осужденному Вормсу Трибунал определил оставить содержание под стражей.
Судебное заседание объявлено закрытым.
Председательствующий (Плавнек) Секретарь [подпись] (Дудниченко)
л. д. 33
Сов. секретно
Приговор копия
Именем Союза Советских Социалистических республик, 1937 года, мая 4 дня, Военный Трибунал Московского Военного Округа в закрытом судебном заседании, в гор. Москве, в составе:
председательствующего – корвоенюриста Плавнека и членов Коллегии – бригвоенюриста Стельмаховича и военного юриста 1 ранга Сюльдина, при секретаре – военном юристе Дудниченко, рассмотрев дело
Вормс Альфонса Эрнестовича, 1868 г. рождения, происходящего из семьи служащих, уроженца с. Чернь, Московской области, по соц. положению – служащего-юриста-экономиста, профессора права, работавшего юрисконсультом иностранной концессии «Лео-Дрезден» и одновременно консультантом консульского отдела посольства иностранного государства, беспартийного, несудившегося, —
по обвинению в преступлениях, предусмотренных ст. 58-6 ч.1 Уг. Код. РСФСР, —
установил на основании данных судебного следствия виновность его доказанной в том, что он, Вормс, состоя в должности юрисконсульта в вышеуказанных иностранных учреждениях, на протяжении периода времени с 1928–1936 г. в своих докладных записках, составляемых по поручению руководителей названных учреждений по вопросам законодательного и экономического порядка Советского Союза – сообщал сведения экономического характера, не подлежащие оглашению, т. е. в преступлении, предусмотренном ст. 58-6 ч. 2 Уг. Код.[227]
Предъявленное обвинение Вормсу по ст. 58-6 ч. 1 – считать недоказанным, так как в его действиях отсутствуют признаки преступления, предусмотренного этой частью названной статьи Уг. Код.
В силу изложенного Военный Трибунал
Приговорил:
Вормс Альфонса Эрнестовича по ст. 58-6 ч. 2 УК к трем годам лишения свободы с отбыванием, учитывая его преклонный возраст, в общих местах заключения и с поражением его в политических правах сроком на два года.
Зачесть ему предварительное до суда заключение и начало срока наказания исчислять с 5 ноября 1936 года.
Приговор может быть обжалован в кассационном порядке в Военную Коллегию Верховного суда Союза в течение 72-х часов с момента вручения осужденному копии приговора. Кассжалоба подается через ВТ МВО.
П.П. Председатель – Плавнек Члены – Стельмахович и Сюльдин Копия верна: Судебный секретарь ВТ МВО военный юрист [подпись] (Дудниченко)
л. д. 34
Сов. секретно
Определение № 00662 Копия
Военная коллегия Верховного Суда Союза ССР в составе: председательствующего: армвоенюриста т. Ульрих[228] и членов – диввоенюриста т. Камерона[229] и бригвоенюриста т. Преображенцева, рассмотрев в заседании от 29 августа 1937 г. кассационную жалобу Вормс Альфонса Эрнестовича на приговор ВТ МВО от 4 мая 1937 г. по делу осужденного за преступл., предусмотр. ст. 58-6 ч. 2 УК РСФСР к лишению свободы на три года, с поражением в политических правах на два года, и заслушав доклад тов. Камерона, заключение Военного прокурора ГВП т. Реутского об утверждении приговора,
Определила:
В виду, что осужденный Вормс изобличен в передаче экономических сведений секретного характера, и не усматривая оснований к смягчению приговора, оставить таковой в силе.
Подлинное за надлежащими подписями
Судебный секретарь ВТ МВО военный юрист [подпись] (Дудниченко)
Дело Александра Григорьевича Батя (1886–1937)
О жизни Александра Григорьевича Батя известно очень мало. Он родился в Киеве, но вырос в Одессе, в семье Григория Гедеоновича (Гирша Гдальевича) Батя (1862–1918), кандидата прав, инспектора Торговой еврейской общественной школы. Окончив юридический факультет Одесского университета, Александр Григорьевич некоторое врех практиковал в Одессе в качестве помощника присяжного поверенного. По воспоминаниям младшей сестры Батя, Лидии Григорьевны, известно, что он с юных лет увлекался поэзией и вращался в артистических кругах, был женат на сестре художника Бориса Израилевича Анисфельда (1878–1973), мирискусника и сотрудника С.П. Дягилева. По-видимому, в 1900-е годы какое-то время жил или часто бывал в Петербурге (где дружил с поэтом С.М. Городецким и бывал в «башне» Вячеслава Иванова). По неизвестным причинам в 1917 году Бать оказывается в Казани (где жил его дядя, известный присяжный поверенный Александр Гдальевич Бать) и занимает там, в частности, должность председателя комитета общественной безопасности Казанского уезда, а к 1922 году вместе с семьей переезжает в Москву и вступает в МКЗ.
А.Г. Бать с дочерями. Конец 1920-х – начало 1930-х гг.
В коллегии он был на хорошем счету – не только «принимал участие в стенгазете», но и «часто выступал в судах по делам разных лиц, которые обвинялись по 58 ст. УК», как сообщает в характеристике И.Г. Пинес (фигурант – а точнее, свидетель обвинения – в «деле общественников» 1930 года). Что стало причиной его ареста в сентябре 1937 года – неясно; скорее всего, это был донос или упоминание в каких-то показаниях. Следователь Либерман, допрошенный в связи с пересмотром дела в 1939 году, говорит, что Бать был арестован «на основании имеющихся компрометирующих материалов об его а/с[230] высказываниях и переписки с заключенным эсеровским меньшевиком (фамилии не помню), указанный материал о связи его с эсером был получен… из лагеря или тюрьмы». Во всяком случае автором доноса не была И.П. Писманник, которую назвал сам Бать как свою знакомую по игре в покер и которую угрозами вынудили подписать «обличающий» Батя протокол после трехчасового допроса. Кроме ее показаний, в деле есть только признание Батя в том, что в 1932 году (!) он написал стихотворение, «восхваляющее врага народа Троцкого», которое он прочел в кругу семьи и сразу же уничтожил. Очевидно, что и