Ответ: По возвращении из [Парижа] я заехал на квартиру к Муравьеву и обо всем его подробно информировал. Вскоре, к концу беседы, пришли Малянтович и Мандельштам, которые были посвящены Муравьевым в ту информацию, которую я ему сделал. Здесь же я сообщил о том, что по заявлению Маклакова все затронутые и Мандельштаму мною вопросы превосходно известны Мандельштаму, который, по словам Маклакова, имел личные связи с французскими политиками, которые его хорошо знают, и что Маклаков в дальнейшем будет сноситься с Мандельштамом. Мандельштам этого не оспаривал и против этого не возражал. Было решено, что Мандельштам представит по вопросам дальнейшей связи с Маклаковым свои соображения.
Руководители организации, как мне высказали это одинаково и Муравьев и Малянтович, исходили в своем политическом анализе из предстоящей неудачи как плана индустриализации, так и плана коллективизации страны. При этом как Муравьев, так и Малянтович в своем анализе ссылались нередко на различные касающиеся народного хозяйства данные, которые либо вообще не были опубликованы в печати, либо публиковались, но значительно позже того момента, когда они были уже в распоряжении Муравьева и Малянтовича. Можно догадываться о том, что эти данные они получали от кого-либо из крупных работников советского и партийного аппарата, ибо и у того и у другого среди этих работников было значительное количество близких им людей, которых они в дореволюционное время защищали по политическим процессам.
Предстоящая, по мнению Муравьева и Малянтовича, народно-хозяйственная неудача, как в области промышленности, так и в области сельского хозяйства, должна была вызвать коренное изменение политики партии. Именно в этой связи ими обоими оценивалась внутрипартийная борьба.
Итак, на почве серьезной народно-хозяйственной неудачи и связанной с этим внутрипартийной борьбы, изменение политики партии, которое, с точки зрения Муравьева и Малянтовича, и могло быть изменением только в сторону принципов Февральской революции, т. е. по пути организации буржуазно-демократического государства.
Рассказывая об этой программе, логичный и методический Малянтович констатировал, что такой переход на буржуазно-демократические рельсы вряд ли возможно осуществить «одним махом». Поясняя свою мысль, он иллюстрировал ее таким сравнением. «Есть, – говорил он, – такая точка зрения, что можно от капитализма постепенно перейти к социализму. А мы должны стать на аналогичную, но противоположную по своему содержанию точку зрения, постепенный и последовательный переход с рельс советского государства на рельсы государства буржуазно-демократического. Какова будет конкретно эта последовательность и насколько может быть осуществлена постепенность перехода – будет определяться комбинацией политических фактов и факторов, конкретной политической ситуацией в тот или иной момент».
Ставя перед собой задачу организации буржуазно-демократического государства, Муравьев и Малянтович должны были, конечно, хотя бы в общих чертах иметь в своей программе те или иные программные предположения по основным вопросам – промышленности, сельскому хозяйству, труду и т. д.
Вопрос: Из кого состояла Ваша антисоветская организация, какие круги она объединяла?
Ответ: Организация, созданная Муравьевым и Малянтовичем, объединяла преимущественно московских адвокатов.
С точки зрения политических категорий Муравьева и Малянтовича ставили своей задачей объединить вокруг себя тех адвокатов, которые примыкали в прошлом к меньшевистским и кадетским кругам. А так как ни Муравьев, ни Малянтович сами никогда к кадетам не принадлежали, то рассчитывать на привлечение кадетских кадров можно было не иначе, как расширив состав руководства организации. В этих целях к руководству организации ими были привлечены сначала Мандельштам Михаил Львович, а затем Овчинников Борис Михайлович (оба в свое время были членами Центрального Комитета кадетов). Так образовалась руководящая в организации четверка – Муравьев, Малянтович, Мандельштам и Овчинников. Из этих четырех лиц я имел организационные связи только с Муравьевым и Малянтовичем. Оба были очень властными людьми и весьма мало склонны были передоверять другим то, что могли сделать сами. О лицах, привлеченных ими в организацию, я узнавал разновременно от них же.
Вопрос: Кто Вам известен из участников Вашей антисоветской организации?
Ответ: Наиболее политически близким к П.Н. Малянтовичу был его брат Владимир Николаевич Малянтович – в прошлом активный меньшевик, в Февральский период был одно время товарищем министра почт и телеграфов.
И П.Н. Малянтович, и Н.К. Муравьев весьма ценили В.Н. Малянтовича и как организатора, и как политика. Поэтому, если В.Н. Малянтович и не был формально членом руководящей четверки, то наиболее близким к ней человеком был несомненно он. Далее идут два человека, связанные как с обоими Малянтовичами, так и с Муравьевым долголетней адвокатской работой вообще и еще по кружку политических защитников в частности, и адвокатский стаж эти два лица начинали, вероятно, одновременно с Малянтовичем и Муравьевым – это Лидов Петр Петрович и Вознесенский Александр Николаевич[310]. В них, в частности, Малянтович ценил их организационные способности и административный опыт, поскольку во время Февральской революции они были в Москве комиссарами Московского градоначальства и организовывали милицию вместо дореволюционной полиции. Затем как участники организации мне известны: Корякин Гавриил Львович, Корженевский Петр Иванович [311] и Александр Александрович Иогансен[312] – люди, близкие, главным образом, к Муравьеву не только по деловой судебной работе, но лично – дружески близкие.
Помимо перечисленных выше, Муравьевым и Малянтовичем мне назвались в разное время как участники организации: Либсон Яков Николаевич, Зорохович Юрий Исаакович, Рязанский Абрам Моисеевич, Гольдман Михаил Юрьевич, Меерович Максим Исидорович, Пинес Исаак Георгиевич, Вавин Николай Григорьевич, Сапгир Иосиф Яковлевич, Денике Всеволод Петрович, Долматовский Арон Моисеевич, Коммодов Николай Васильевич[313].
Вопрос: Кого Вы лично вовлекли в Вашу нелегальную антисоветскую организацию?
Ответ: Благодаря тому, во-первых, что и Муравьев, и Малянтович великолепно знали московских адвокатов, во-вторых же, именно они пользовались среди них особым авторитетом, они особенно дорожили тем, чтобы переговоры о привлечении в организацию велись лично ими. При этих условиях участие других лиц в привлечении членов организации могло состоять в том, чтобы ту или иную кандидатуру им подсказывать. Я лично никого не вовлекал, но предложил привлечь Коммодова и Денике. На упоминание мною фамилии Коммодова Малянтович ответил, что этого «хитрого поповича» хорошо было бы получить, к тому же он сейчас адвокат с наибольшей практикой и наибольшими связями. Через некоторое время Малянтович мне сообщил, что с Коммодовым он имел беседу и что получил от него согласие войти в организацию.
Денике человек скрытный и молчаливый. С ним легко было говорить Муравьеву, у которого установились с Денике отношения через покойного адвоката Патушинского (и Денике и Патушинский из Сибири). Денике, как говорил мне Муравьев, на предложение его войти в организацию согласился. Обе эти беседы – и с Коммодовым и с Денике – у Малянтовича и Муравьева были примерно в 1933 году.
Вопрос: Какова же была в таком случае Ваша роль в организации?
Ответ: Правильно формулировать мое положение в организации можно так, что я состоял в ее активе. Это значит прежде всего, что я выполнял те или иные поручения, которые давались мне руководителями организации, главным образом Муравьевым, иногда Малянтовичем, так, ими была использована моя поездка в Париж, о чем я уже дал подробные показания; далее я представил в 1933 году руководству организации в лице Муравьева и Малянтовича свои соображения о внешнеполитической ориентации в связи с гитлеризацией Германии.
<…>
При работе над своей монографией о царской России и деле Бейлиса я получил разрешение ознакомиться с книгой Гитлера «Моя борьба» («Мейн Кампф»). Муравьев и Малянтович попросили меня изложить свои соображения по вопросу о внешнеполитической ориентации, поскольку в Европе произошли серьезные изменения. Я этот вопрос продумал и свои соображения изложил Муравьеву и Малянтовичу. Должен был при этом присутствовать еще Мандельштам, но он почему-то не пришел.
<…>
Наконец, несомненные связи были у Малянтовича и Муравьева с некоторыми руководителями правых, ведущих внутрипартийную борьбу. Эту связь осуществлял Муравьев при помощи Томского, с которым он был связан с дореволюционных лет (Муравьев защищал Томского в царском суде) и сохранил с ним связи и после революции. Эта связь нужна была, во-первых, для получения интересовавших руководителей организации сведений о состоянии различных участков народного хозяйства. Для этого Томский был очень подходящим человеком в связи с тем, что много лет стоял во главе ВЦСПС. И действительно, у Муравьева и Малянтовича нередко были сведения, которых ни в общей, ни в специальной печати не было. В письменном виде, т. е. в виде докладов, записок, отчетов, этих данных не видел, но в словесных беседах эти сведения использовались. Получая эти сведения в сыром, так сказать, виде, Муравьев и Малянтович, насколько можно было их понять, давали свои политические заключения и соображения. Эту работу они целиком производили лично.
Что касается места, где Малянтович и Муравьев встречались с членами организации, то чаще всего это была квартира Муравьева, реже квартира Малянтовича.
Наконец, Малянтович все более и более делал местом антисоветских встреч тот коллектив защитников, в котором он работал – коллектив Свер