— Перестань. Куми, ты напрасно обижаешься, — примирительно сказала Роксана. — Ты же знаешь, как трудно ухаживать за папой, я имею в виду расходы.
— И физическое напряжение тоже, — добавил Йезад, — нечего скромничать. — Он обратился к Джалу: — Она так выматывается к концу дня, что на нее смотреть страшно.
— Что делать. Помните Арджани с первого этажа? Они наняли для больного отца профессиональную сиделку, а та довела его до пролежней! — Куми пожала плечами. — Рокси получает удовлетворение от ухода за состарившимся отцом. Можешь ее спросить, если мне не веришь.
— Это правда, — согласилась Роксана, — и я бы со всем прекрасно справилась, если бы папиной пенсии хоть на лекарства хватало бы. Правительству должно быть стыдно — такие ничтожные пенсии!
— Если бы правительство знало, что такое стыд, у нас бы многих проблем не было, — вздохнул Джал.
— Да уж, — вздохнула и Роксана. — Так вы можете доплачивать разницу из денег с папиного счета?
Куми театрально захохотала:
— Счет! Нет никакого счета.
— Но папа сказал, что его срочный вклад…
— У папы мозги размягчились, как манго в маринаде. Вы будете выслушивать этот его бакбакат, болтовню его, а потом предъявлять мне обвинения? Право, не знаю, в порядке ли мозги у тебя.
Роксана перевела взгляд на Джала, но он был занят своим слуховым аппаратом.
— Меня ты можешь оскорблять, если тебе так хочется, — сказала Роксана, — но неуважительно относиться к папе… Да, сейчас с ним трудно, но после смерти твоего отца это он вырастил вас с Джалом, и ты должна быть благодарна ему.
— И благодарна ему за то, что он убил мою маму.
— Не мели чепуху! Она и моя мама!
— И моя. — Голос Джала молил о мире.
— Да, да, да, и наша сестричка это знает. Вот чего она не знает — так это того, что из месяца в месяц мы доплачивали за папины лекарства, питание, одежду, стирку и прочее. Мы давно рассчитались с ним, а в последние годы мы его субсидировали. По доброте сердца мы с Джалом за ним ухаживали. Не ради чьей-то похвалы или благодарности.
— И не ради того, что живете в его квартире, которая вам и достанется, — дополнил Йезад.
Глаза Роксаны осуждающе блеснули.
— Мистер Умник думает, что ему все известно, — парировала Куми, — приходит сюда со всеми этими «а вы уверены», «остальные деньги» и так далее. Давай-ка я расскажу тебе про квартиру, Рокси, раз уж твой муж…
— Не надо ссориться! — взмолился Джал.
— Не перебивай! Он затеял разговор, пусть теперь услышит всю правду! Тебе известно, что пятнадцать лет назад папа купил вам квартиру? Так вот, он заодно сходил к владельцу «Шато фелисити» и эту квартиру записал на нас с Джалом. В совместное владение.
Куми победоносно оглядела поверженных противников.
— Какой дурак, — пробормотал Йезад.
— Ты слышала? — взвилась Куми. — Твой неблагодарный муж папу дураком назвал!
— Слышала. Но даже называя его дураком, Йезад относится к нему с большей любовью, чем вы с вашими заботливыми словесами.
— Ну давай, защищай его! Твое право! Но мне в моем доме диктовать не смей! Потому что это моя квартира, моя и Джала, вот так! И потолки мы будем ремонтировать, когда нам будет удобно, разве что у вас найдутся деньги на ремонт. Папа вернется сюда, когда мы того пожелаем.
— Значит, так? — тихо сказал Йезад. — Выгоняете его из собственной квартиры?
— Не перевирай мои слова! Никто его не выгонял! Доктор Тарапоре сказал, что депрессия требует…
— С этим все ясно, — оборвал ее Йезад, сжимая в руках трость и поднимаясь с кресла. — Так что сказать чифу?
— Прошу тебя, скажи ему, что мы в ближайшее время сделаем ремонт, чтобы он смог вернуться, — попросил Джал.
…Брат так редко приходил в ярость, что на некоторое время Куми онемела. Казалось, будто нарушился сам порядок вещей.
— В чем смысл? — выкрикивал Джал, мечась по комнате. — Зачем было заставлять меня идти к Эдулю за молотком? Зачем ты разворотила потолок? Ты могла давно сказать им, что мы выгоняем папу вон!
— Я хотела, чтобы папа уехал от нас, — тихо сказала она наконец, — но только цивилизованно. Без скандала, без развала семьи.
— Тебя это совершенно не волновало! Тебе наплевать на семью! Ты не желала с папой нянчиться, потому что нянчилась со своей злобой. Тридцать лет я тебя умолял забыть, простить, примириться.
Джал шагал по комнате, то воздевая руки к потолку, то заламывая их в отчаянии.
— Оглядись по сторонам, посмотри, чего ты добилась!
Куми осмотрелась, в надежде послушанием успокоить брата, увидела пыль и отбитую штукатурку. Она подняла глаза к изувеченному потолку, и ее передернуло. Впервые у нее заныло сердце от вида разгромленного дома.
— Не смей отворачиваться! Ты сказала, что хочешь увидеть дом в руинах, так смотри! Довольна? Погубленный дом, погубленные отношения с нашей единственной сестрой!
Внезапно истерические крики прекратились. Охваченный невыносимой тоской, он рухнул в кресло и закрыл лицо руками.
Куми тихонько присела рядом, глядя на брата, думая о Роксане. Их куколка-сестричка… как они ее любили, с ума сходили по ней, брали ее с собой, куда бы ни пошли, на прогулки по Марин-Драйв, в кино, в Висячие сады… и как она льнула к ним в те далекие детские годы…
Что осталось теперь от этой любви? Страшная усталость навалилась на Куми, глаза защипало от слез.
Услышав ее всхлипывания, Джал отнял руки от лица.
— Что с тобой?
— Ничего.
Слезы покатились по ее щекам.
Ее чувства никого не волнуют, шептала она, сколько гадостей ей пришлось выслушать, Йезад обвинил ее в том, что она обкрадывает папу, и это после всего, что она делала для папы, столько лет, столько лет…
* * *
Йезад прислонил трость к стене в углу за диваном и спросил тестя о его финансовых делах. Простые и ясные вопросы, но Нариман сбивался, путался и ни на один не мог ответить толком.
— Что вы говорили о деньгах на вашем счете?
— Я не помню.
— Куми утверждает, что у вас нет никаких денег. И квартиры тоже нет.
Резкость его тона испугала Роксану.
— Ты не волнуйся, папа, ты же знаешь, какие глупости она иногда говорит.
— Лично я по горло сыт ее оскорблениями, — заявил Йезад. — Больше мы туда не пойдем. Во всяком случае, пока она не извинится. И тебе я запрещаю ходить к ним.
— Но зачем бедного Джала обижать? — жалобно спросила Роксана. — Он же дурного слова не сказал…
— Если бы он меньше вертел свой аппарат, а проявил бы больше мужества, так его сестра вела бы себя пристойно.
— Только не ссорьтесь, прошу вас, — умоляюще сказал Нариман. — Объясните мне, чем Куми так расстроила вас?
Ему рассказали.
— Это правда?
— Может быть, — слабо улыбнулся Нариман.
— Если вы перевели квартиру на их имя, то вы должны это знать.
— Прошло столько лет. Несчастные дети, им так много пришлось пережить. Возможно, я что-то и подписал.
— Очень глупо с вашей стороны.
— Не понимаю.
— Все очень просто: вы утратили юридическое право на квартиру. Теперь оспорить это можно только через суд.
Нариман отвернулся лицом к стене и собрался с мыслями.
— Им, может быть, приятно некоторое время отдохнуть от меня. Но вы что, считаете, что меня навсегда выставили вон?
— Единственный способ проверить — это позвонить в дверь и посмотреть, примут ли вас.
— Ты не волнуйся, папа, они просто тянут время. Хотят, чтобы ты возвратился совершенно здоровым — им так легче будет.
Она отправилась разогревать обед, Йезад пошел за ней.
Капризная плита не желала зажигаться. Йезад отключил газовый баллон, забрал у Роксаны зажигалку и прочистил горелку.
— Надо найти способ перехитрить Куми и Джала, — говорил он. — На самом деле это теперь война умов.
— Но если они не собираются взять папу обратно…
Горелка пыхнула огнем.
— Черта с два. Не выйдет. Раз они играют в эту игру, так придется и нам. Они выкидывают его к нам, а мы выкидываем его обратно к ним.
— Папа не футбольный мяч. Я не играю в такие игры.
— Тебе и не надо. Играть буду я.
Он продолжал щелкать газовой зажигалкой, выбивая из нее снопы искр.
Роксана выхватила зажигалку из его рук и со стуком припечатала к столу.
— Я тебе прямо говорю: если ты выставишь папу, можешь считать, что выгнал и меня.
Ультиматум застал его врасплох.
— Вот как? — сказал он после паузы. — Так мало я значу для тебя, так мало семья значит для тебя?
— А папа что, не семья?
Рассудив, что нет смысла спорить о дефинициях, Йезад покинул кухню, уселся за стол и стал играть с тостером, снова и снова нажимая и отпуская рычажок. Как все запуталось в его жизни, думал он, хоть бы Капур начал планировать свою избирательную кампанию, до выборов всего три месяца. Обещанное повышение, по крайней мере, позволит решить денежные проблемы.
— Пружину сломаешь, папа, — сказал Джехангир.
Йезад вздохнул и отодвинул тостер, как раз когда Роксана поставила на стол кастрюлю, нарезала хлеб и положила по ломтю перед каждым прибором. Оставшийся, шестой, положила на тарелку Йезада и позвала мальчиков.
— Что на обед? — осведомился Мурад.
— Ирландское рагу. — Мать наполнила его тарелку картошкой с луком и подливкой.
— А где баранина? — поинтересовался Мурад.
— Хороший вопрос, — ответил Йезад, — видимо, в Ирландии пасется.
Он обмакнул кусочек хлеба в подливку и принялся за еду.
Джехангир последовал примеру отца и объявил, что рагу потрясающе вкусное.
Мать улыбнулась, раскладывая рагу по тарелкам. Когда она взялась за тарелку Наримана, тот после первой же ложки остановил ее — мне больше не надо. Спасибо.
— В чем дело, чиф? Не нравится постный обед? Поешьте, чтобы не огорчать нашу маленькую Рокси.
— Прошу тебя. Папа и без того расстроен.
— Скоро еще больше расстроится. Скоро можем оказаться на хлебе и воде.
— Прекрати. Как можно быть таким бесчувственным?
Нариман поднял руку.