жал смотреть на улицу.
Йезад ждал. Он понимал, что это нечестно, он сам не верил ни единому разумному слову, которое сказал. Он терзался той же дилеммой: хотел, чтобы сыновья стали мужчинами, но любил маленьких мальчиков, которых сажал себе на плечи; ему тоже хотелось одолеть время.
— Пошли, — взял он за руку Джехангира, — последний раз все осмотрим вместе.
Вошли в маленькую комнату, шаги гулко отдавались в пустоте. Джехангир смотрел вокруг широко раскрытыми глазами, будто стараясь запечатлеть вечные образы. В кухне он погладил медный кран. Сходил в ванную и в сортир.
— А если я захочу еще раз прийти, мистер Хиралал меня пустит?
— Он вроде симпатичный человек, — ответил Йезад. — Наверняка пустит.
Вернулись на балкон. Джехангир посвистел попугаю через дорогу.
— Прощай, попугайчик!
Птица не ответила, поглощенная безумным скаканием из стороны в сторону. Джехангир свистнул еще раз, свистнул и Йезад. Попугай игнорировал обоих.
Когда они вышли из пустой квартиры, Вили ждала у своей двери. Она обняла мальчиков и протянула руку Йезаду. Он быстро и неохотно тряхнул ее руку и побежал вниз по лестнице, пока Вили целовалась с Роксаной.
Он слышал с нижней площадки, как они благодарили друг дружку за добрососедство, как Вили говорила, что будет очень скучать по ним, что на площадке третьего этажа станет слишком тихо…
— Поторопись, Роксана, — крикнул он через перила, — фургон ждет!
Взяли такси, Мурад заявил, что сядет с водителем. Таксист перегнулся через него, чтобы включить наружный счетчик, но Мурад сказал, что сам включит.
— Хорошо, малый, давай, — согласился таксист. Мурад наклонил счетчик сначала вперед, потом назад — прибор затикал.
— Молодец, — сказал таксист.
Оглянулись на дом. Роксана грустновато сказала, что квартира была очень хорошая, хоть и маленькая, и что им в ней хорошо жилось.
— Только не в последний год, — сказал Йезад.
— Да…
Роксана задумалась:
— Ничего, теперь все будет прекрасно в нашем новом большом доме.
— Для тебя он не новый, мама, — сказал Мурад, — ты-то возвращаешься в старый дом.
— Но теперь со мной семья. Это-то новое. И теперь тот дом станет счастливым жильем.
— Я сегодня лягу спать в отдельной комнате? — спросил Джехангир.
— Нет, — заверила Роксана, прочитав его мысли, — будешь спать в одной комнате с Мурадом, пока ремонт не закончится полностью.
Он улыбнулся, потянулся к переднему сиденью и ткнул брата в спину.
— Доволен, Джехангу? — спросила мать.
Он осторожно кивнул.
Таксист затормозил на углу, послышалась скрипичная музыка. Роксана, не отрываясь, смотрела на «Приятную виллу», балконы с коваными решетками, арку над парадным, на старые каменные ступеньки, исхоженные несчетное число раз. На окне первого этажа усердно щебетала птица.
«Доброе знамение», — подумала она.
Такси двинулось, Джехангир повернул голову, чтобы в последний раз увидеть дом. Из темноты парадного лениво выплыл мотылек. Джехангир видел, что он летит прямо в открытый клюв птицы.
Эпилог. Пять лет спустя
Отец и Мурад сегодня опять поссорились. Теперь они ссорятся чуть не каждый день. На сей раз началось, когда после обеда Мурад вернулся из парикмахерской с модной стрижкой en brosse — клочками.
— Обязательно так коротко стричься? — спросил отец. — Стал похож на одного из этих скинхедов.
Мама попыталась предотвратить скандал. Нервно смеясь, она сказала, как забавно, поколение назад родителей возмущало, что сыновья носят слишком длинные волосы.
— Как времена меняются! Помнишь фотографию на студенческом билете, Иездаа? С волосами до плеч!
— Не преувеличивай, я тогда просто немного оброс. Кстати, все святые пророки носили длинные волосы — Заратуштра, Моисей, Иисус. Почему твой сын не может научиться походить на нормального человека?
Мурад только улыбался, превращая все это в обыкновенную шутку. Иногда такая тактика оказывалась успешной: поворчав, отец возвращается в книге, которую читает, или к своим молитвам. Правда, это может отца и в бешенство привести — он не собака, которая лает, а ее никто замечает! Он требует, чтобы его слышали и слушали!
Однако проблема длинных и коротких волос была забыта, ссора пошла по другому пути. Мурад слишком приблизился к тому уголку гостиной, который отец с недавних пор считал пространством для молений.
Здесь стоит застекленная горка, на которой расставлены обрамленные изображения Заратуштры и храма огня в Удваде, серебряная модель Ашо Фарохвара, фотографии древних памятников Персидской империи — развалин Персеполиса, дворцов и алтарей огня, царских усыпальниц Ахеменидов и Сасанидов. Реликвии расставлены полукругом, который постоянно расширяется. Последнее приобретение отца — миниатюрный афарган из пластмассы с крохотным электрическим огнем. Тонюсенькая нить накала день и ночь мигает в центре полукружия.
Это та самая горка, которая некогда была заполнена игрушками и безделушками. Среди них: пара заводных обезьянок, которая стала причиной ссоры, когда мы пришли на дедушкин день рождения много лет назад, думаю, лет шесть или семь.
После смерти тети Куми дядя Джал пожертвовал коллекцию игрушек сиротскому приюту в Бандре. Горка долго пустовала, потом ее занял отец. Теперь на полках стоят его молитвенные книги и та часть коллекции священных предметов, которой не хватило места в полукружии.
— Стой! — крикнул отец, заметив, что Мурад рассеянно приближается к горке.
В голосе отца был такой испуг, что Мурад оцепенел.
— Что такое?
Из своей комнаты выглянул встревоженный дядя Джал. У него теперь ультрасовременный слуховой аппарат, такой миниатюрный, что его почти не видно в ухе. Он иногда пытается мирить отца и Мурада, но недавно отец обвинил его во вмешательстве в частную жизнь семьи, и теперь он редко раскрывает рот.
Маму это огорчает, она говорит отцу, что это несправедливо — сначала Куми не давала бедному Джалу слово сказать, теперь то же самое делает он. Отец не согласен — Джал вправе говорить на любую тему, за исключением только одной.
Дядя Джал постоял с несчастным видом у дверей в гостиную. По старой привычке подправлять свой допотопный слуховой аппарат он часто дотрагивался до уха, хоть новый прибор не требовал настройки. Постояв, он возвратился к себе, не дожидаясь дальнейшего.
— Сколько тебе объяснять? — сквозь зубы проговорил отец.
— Что объяснять? — Мурад действительно не понимал, в чем дело.
— Ты вступаешь в молитвенное пространство без очищения. После стрижки человек нечист, пока не примет душ и не вымоет голову.
— Идиотство. Я даже не прикоснулся к твоей священной горке.
— Пятнадцать футов, я тебе говорю! Это минимальное расстояние!
— Успокойся, Йездаа, — умоляюще сказала мама, — он в следующий раз будет помнить.
— Двадцать первый век, а ты все еще веришь в эту чушь. Прискорбно, — заявил Мурад.
— Хорошо, можешь скорбеть, — ответил отец.
— Нет, Йезад, прошу тебя, не говори так. Я не хочу, чтобы кто-то скорбел, — умоляла мама.
Когда отец взвинчивает себя до определенного состояния, Мурад начинает нарочно дразнить его. Мурад больше не боится отцовского нрава, который так пугал нас в детстве.
— И откуда у тебя точная цифра? Зороастр на ухо шепнул?
— Твой сын — он остроумец с половинкой! И не говори «Зороастр» — это греческое извращение имени нашего пророка, надо говорить Заратуштра. И прежде чем высмеивать меня, прочитай Священное Писание: «Вендидад», фаргард семнадцатый, в котором точно указано расстояние.
— Извини, папа, у меня нет свободного времени на чтение всей этой интересной литературы. Мне бы с учебой справиться.
Уже несколько лет, с тех пор как мы уехали из «Приятной виллы», отец ничего не читает, кроме религиозных книг, будто наверстывает потерянное время. Помимо священной горки, книгами завалена родительская спальня — томами по истории парсов и зороастризма, разными переводами «Зенд-Авесты», толкованиями «Гатов», комментариями, трудами Зеннера, Шпигеля, Дарукханавалы, Дабу, Бойс, Дхаллы, Хиннельса, Караки и многих, многих других. Некоторые книги попали к нам из книжного шкафа дедушкиного отца, на них есть его экслибрис: «Маразбан Вакиль». Но и наш отец накупил великое множество книг. Мама как-то попыталась сказать, что нет нужды покупать все книги, существуют же библиотеки, откуда их можно брать. Но вскоре мама сдалась, потому что отец жаловался, что его дух лишают хлеба и воды.
Но укол насчет свободного времени для чтения сильно задел отца. После «Бомбейского спорта» он нигде не работает. Магазин потом открылся под новым названием: «Спортивный инвентарь Шиваджи», но супруга хозяина не позвала отца обратно. Инвестиции денег от продажи «Приятной виллы» давали доход, которого хватало и на домашние расходы, и на уход за дедушкой. Мама завела новые конверты для новых расходов. Но после дедушкиной смерти мама выбросила их, она сказала, что теперь не нужно так строго экономить. Мама не возражала против того, чтобы отец не работал.
В общем и целом, она радовалась его религиозному пылу, соглашаясь, что вся цепь событий, начиная с дедушкиной травмы и кончая убийством мистера Капура, была предназначена Богом для того, чтобы возвратить отца к вере.
Однако отец, задетый язвительной ремаркой Мурада, обратился к ней — совсем как ребенок, которого шлепнули без предупреждения. А когда она видит отца в таком состоянии, то начинает вести себя как наседка. Мама сделала попытку прогнать Мурада в душ.
Но Мурад завелся:
— Но я не понимаю, а где кончается священная территория?
— Я уже говорил тебе: у дивана.
— Но, отец, это приблизительная оценка. Так ты достигаешь лишь относительной чистоты. Я предлагаю произвести замер и нарисовать на полу линию, чтобы все мы знали где проходит граница.
Отец снова воззвал к маме:
— Наша вера-предмет насмешек для твоего сына!
— А вдруг границу у дивана нарушит нечистая муха, москит или таракан? Как ты проверишь, принимали они душ или нет? Может, поместить твою горку под колпак?