Йезад почувствовал комок в горле; он вспомнил капуровские фотографии «Джехангир-паласа» и Хьюз-роуд. Свой утраченный дом. Его опять охватило чувство печали и пустоты, к которым примешивалось странное спокойствие.
Он сложил в большой конверт анкеты и письма, множество газетных вырезок о Канаде, которые собрались за последние двенадцать лет. Он теперь знал о Канаде гораздо больше, чем во время встречи с мистером Мазобаши. Обида за то, что его отвергли, вызвала в нем желание получше понять его, отвергавшего.
Он понес конверт обратно в шкаф, но вдруг остановился. Чего ради он все это бережет? Он знал причину: он так и не оставил мысли о подаче нового заявления и надежды добиться положительного ответа.
Йезад сел на кровать, вытряхнул содержимое большого конверта. Посыпались письма, анкеты, фотокопии, вырезки. Он подбирал их и рвал.
В комнату заглянула Роксана.
– Что ты делаешь? – ужаснулась она.
– Избавляюсь от хлама.
В первое мгновение ей хотелось остановить его, спасти бумаги. Но потом она поняла: Йезад прав, их незачем хранить.
Она присела рядом на кровать, поджав ноги, и стала помогать мужу. Рвать документы было приятно. Они подняли глаза, их взгляды встретились над горой обрывков.
Когда не осталось ничего, кроме бумажных лепестков, он привлек ее к себе, обнял и прижал ее голову к своей груди.
На балконе Мурад поделился с Джехангиром интересной мыслью: почему бы папе не пожаловаться правительству Канады на грубость и несправедливость мистера Мазобаши во время собеседования?
– А потому, – мудро ответил Джехангир, – что правительства никогда не помогают простым людям.
– Это ты про Индию говоришь, – не согласился Мурад, – а за границей не так. Скажу-ка я папе.
– Подожди, – остановил его Джехангир, – сейчас не ходи, папа с мамой целуются.
Глава 12
Посыльный из газовой компании под бдительным оком Роксаны вынул из-под плиты пустой баллон. Оставь его без присмотра, он вполне может что-нибудь стащить – ложку положить в карман или бутылочку приправы с полки взять. Она понюхала – воздух припахивал газом от отсоединенного шланга.
Свежий баллон встал на место, газовщик опустился на колени затянуть шланг, зажег горелку для проверки. Вспыхнуло чистое голубое пламя. Он взвалил на плечи пустой баллон, и Роксана проводила его до двери.
Поспешила за деньгами – и остановилась, взглянув на квитанцию: газ опять подорожал. Ей даже пришло в голову сказать газовщику, чтобы забрал баллон. Керосин для старенького примуса обойдется дешевле. Да, но он засорился и качает плохо. А ей в любом случае нужно готовить обед.
Перебирая конверты в поисках помеченного надписью «Газовый баллон», Роксана заметила деньги в конверте «Хлеб и масло». Двадцать рупий? Откуда? Они уже несколько дней обходились без масла.
Под руку попался конверт «Электричество», она нащупала и в нем деньги… Сорок пять рупий. Но она оплатила счет третьего числа!
Роксана рассчиталась с газовщиком и вернулась к шкафу. Проверка всех конвертов показала сто восемьдесят рупий сверх ее расчетов.
Вечером она рассказала об этом Йезаду.
– У меня какая-то путаница в деньгах, – осторожно призналась она, опасаясь, как бы муж не подумал, что она небрежно считает. – Я проверила несколько раз…
– Может быть, это Капур обсчитался в моей зарплате? Да ладно, что волноваться из-за лишних денег? Потратишь на необходимое.
Он внутренне усмехнулся, хоть и был несколько озадачен – он всего сто двадцать клал.
Йезад все время надеялся – и странным образом почти опасался – что Вили увидит очередной вещий сон. Большой будет соблазн. Вили что ни день подстерегала его на их общей площадке третьего этажа, пичкая его «классными наводками», как она их называла. Иногда ему чудился какой-то смысл в ее болтовне, и тогда он ужасался самому себе: как он может видеть логику в числовом бреде несчастной Вили? Он ненавидел себя за слабость, побуждающую его цепляться за ее фантазии.
Но потом он вспоминал ее сон про бюстгальтер – как прикажете понимать, если все это бред? Черт ее знает, может быть, Вили одарена некой врожденной способностью, чем-то близким науке статистической вероятности? Вроде Шакунталы Деви и прочих математических кудесников, которые в уме перемножают двадцатизначные числа быстрее всякого калькулятора. Как ни крути, но наводки Вили, похоже, действуют.
Разрываясь между миром реальности и надеждами, внушаемыми Вили с ее королевством чисел, Йезад решил положиться на судьбу. Если получит повышение в «Бомбейском спорте», то больше никаких «Кубышек». Но Капур что-то замолчал на эту тему. Может, напомнить ему? Или, еще лучше, просто попросить прибавку? В конце концов, он ее заслуживает, учитывая, сколько работы он взял на себя в последнее время, – не нужно ждать выборов…
В ожидании эдикта судьбы он время от времени делал маленькие ставки (чтоб контакт поддерживать, говорил он себе), выигрывая и проигрывая по мелочам, но не касаясь заначки, оставшейся от мощного сна размера 36С. Скоро он почувствовал себя экспертом, а тему снов и чисел мог обсуждать, как другие описывают свой день на работе. Теперь ему нравилось волноваться, решая, как ставить, особенно нравилось острое возбуждение перед получением результатов, которое переходило в ликование или раздражение. А от всякой прибавки к заначке он понемножку докладывал в Роксанины конверты.
– Опять ошибка в расчетах, Иездаа, – объявляла она, обнаруживая лишние деньги.
Веселый тон свидетельствовал о ее готовности подыгрывать мужу. Роксана полагала, что он получает дополнительные комиссионные, а то, что потихоньку кладет деньги в конверты, – это его способ дать ей понять, что больше они не будут ссориться.
Через несколько недель после первого выигрыша Вили подстерегла его после работы.
– Хорошие новости, Йезад-джи.
Он потянулся за бумажником, но она задержала его руку.
– Как вы возбуждаетесь, дорогой. Хоть сон дайте рассказать вам, прежде чем доставать деньги.
«Опять нижнее белье», – подумал он, нащупывая банкноты, тщательно упрятанные в отделение для монет. Остатки выигрыша. Пересчитал – маловато для приличной ставки, а жаль. Эх, была бы сейчас возможность раздобыть наличность.
– На самом деле лучше я оставлю тебе денег и пойду.
– Десять секунд, Йезад-джи, сон короткий и приятный.
Он замялся, и Вили добавила:
– Вас видела во сне.
– Ну да?
– Самый простой из всех моих снов. Другой бы забыл при пробуждении. Мы с вами были у меня на кухне и ели шоколад.
– И все?
– Я же сказала – короткий и приятный. – Она хихикнула. – А вообще-то длинный и приятный, потому что это была большая плитка «Кэдбери», и ели мы ее вместе. Я откушу, потом вы откусите. Шоколад липкий, слюна сладкая…
– Ты наверняка уже знаешь число, ты же специалист, зачем тебе я?
– Во сне я нуждалась в вас, – кокетливо сказала Вили. – Шоколад-то вы принесли.
– Я?
– Да, и сами развернули плитку, показали мне, какая большая, и пересчитали квадратики, прежде чем мне отдать.
– И?..
– Восемнадцать квадратиков, – обольстительно шепнула Вили. – Восемнадцать, мой милый, и есть наше число.
Они пожали руки, желая друг другу удачи, и Йезад поспешил домой.
Рассеянность Йезада в тот вечер напугала Роксану, которой показалось, что муж снова впадает в депрессию. Подумать только, в последнее время у них все было так хорошо. Что могло вызвать в нем эту перемену?
Она собиралась рассказать ему, что Мурад каждый день возвращается домой с опозданием и что с сыном надо бы поговорить. Однако теперь она решила отложить этот разговор.
Мальчики смирно сидели за своим столом, стараясь показать отцу, как они делают уроки, пока он пьет свой чай. Когда чай был допит, Джехангир с важным видом объявил, что ему поручили написать эссе на тему «Почему я считаю Индию великой страной».
– Поможешь мне, папа? – спросил он, желая доставить удовольствие отцу.
– Помогу, когда учительница попросит написать, почему Индия – безнадежная страна.
Ответ Йезада мгновенно заставил Роксану забыть о своем решении.
– Зачем говорить ребенку такие жестокие вещи?!
– Истина бывает подчас жестокой. А с выдумками можешь помочь ему ты. Или профессор Вакиль изобретет нужные факты.
– С удовольствием, – ответил Нариман.
Джехангир посмотрел на мать, ожидая ее позволения.
Она кивнула, и Джехангир уселся за обеденный стол.
– Я готов, дедушка.
Сидя в угловом кресле, Йезад наблюдал эту сцену: сосредоточенное выражение на личике сына, радость на измученном лице Наримана. Во что же превратилась его жизнь, если он не в состоянии сесть рядом с сыном и помочь ему написать школьное сочинение?
В раздражении он сорвался с кресла, наткнувшись на чайный столик, и прошел в маленькую комнату. Выставив оттуда Мурада, он попытался закрыть на засов дверь. Но разбухшая дверь, которую никогда не закрывали, не поддавалась, пришлось приложить силу.
Защелкнувшийся засов насторожил Роксану. Выждав минуту, она приложила к двери ухо.
Тихо. Даже шагов не слышно. Йезад так нервничает весь вечер! Так странно ведет себя.
– Йезад? – тихонько постучалась она.
Он не ответил.
– Йезад, с тобой все в порядке?
Роксана в панике заколотила в дверь руками и ногами.
– Отопри, Йезад! Йезад, я прошу тебя!
Дверь распахнулась так неожиданно, что она чуть не упала. Он выставил руку, подхватив жену, но загораживая ей путь в комнату.
– Ты прекратишь свою истерику или мне связать тебя по рукам и ногам?
Он захлопнул дверь. Ошеломленная Роксана уставилась на нее, потом отвернулась и опустилась на стул рядом с Джехангиром, который давно перестал писать.
– Ты пиши, пиши, – слабым голосом сказала она, – папа просто чем-то расстроен.
– Может быть, на работе неприятности? – предположил Нариман.
– Откуда я знаю? Он ничего не рассказывает, ведет себя как чужой, – прошептала Роксана.