Я затаила дыхание. В трубке раздались длинные гудки. Я прислушалась, гадая, снимут трубку или нет, когда услышала голос Даниэля:
— Йо?
Это он так теперь отвечает по телефону. Должно быть, на него фатально повлияли фильмы про Рокки, на которые я имела глупость его водить в детстве.
— Привет, Даниэль. — Голос мой звучал до омерзения бодро. — Натан дома?
— Йо. — Видимо, Даниэль полагает, что этот звук многозначен. — Сейчас позову. — Я услышала, как он положил трубку и заорал: — Йо, Натан! Йо!
У Натана и Даниэля очень похожие голоса, низкие и громкие. Но перепутать их невозможно.
— Натан Риджвей слушает, — величественно сказала трубка. Иногда мой младший сын еще повторяет свой номер телефона, так что спутать его с Даниэлем нереально.
— Привет, Натан, — сказала я и замялась, не зная, с какого боку начать. — Э-э… как поживаешь? Как Энни?
— У меня все прекрасно, но вот Энни, мам, она и впрямь расстроена. Вчера вечером призналась, что без меня не сумела бы все это пережить. Так и сказала. И еще сказала, что я ей нужен.
По-моему, я это уже слышала. И вновь затруднилась с ответом. В его голосе было столько гордости. Сказать "Отлично"? Вроде бы слишком казенно. "Ух ты"? Вроде бы слишком сильно.
К счастью, Натан и не ждал ответа.
— Сегодня это… как его… замогильная служба.
Думаю, он имел в виду поминальную службу.
— С одиннадцати до пяти, и Энни хочет, чтобы я все время был с ней… как его… держал за руку. Наверное, будет тяжело, но я хочу пойти ради нее.
К этому времени я уже слушала вполуха. С одиннадцати до пяти? Ой-ой.
— Значит, ты весь день проведешь в похоронном зале вместе с Энни?
— Угу, весь день. Что поделаешь, придется. — Натан изо всех сил пытался изобразить досаду, но не смог сдержать радостного волнения. — Это мой долг, мам, сама понимаешь, надо… э-э… помочь Энни пережить потерю.
Так, похоже, на Натана в качестве эскорта рассчитывать нельзя. А жаль. Пусть мальчик порой слишком громко говорит, но в тех случаях, когда мне удавалось убедить его, что шорты не самая подходящая одежда, он выглядел вполне презентабельно.
Разумеется, это все потому, что Натан — дай ему бог здоровья — никогда не наденет тряпки, на которой не красовался бы ярлык известного модельера. Это касалось и шорт, и носков, и даже нижнего белья. Признаться, я всегда втайне радовалась, что модельеры не занимаются пока выпуском татуировок, — иначе страшно подумать, во что мог бы превратиться мой сын.
— Что ж, милый, желаю повеселиться. — Слова сорвались с языка прежде, чем я успела сообразить, что, наверное, это не самое лучшее напутствие человеку, который собирается провести целый день в поминальном зале, но было поздно.
Впрочем, Натан ничего не заметил.
— Ага, точно. — Что он имел в виду, я не поняла, но спрашивать не стала. — Мам, ты ведь тоже придешь, правда?
Я замялась.
— Я?
— Ну да, на это, как его… прощание.
Уф-ф. Образ бедной Труди с сердечком на лбу и без того не давал мне покоя. Наверное, это "украшение" ей как-нибудь замажут или прикроют, но почему-то мне не хотелось знать, как именно.
— Постараюсь, сынок, — пообещала я, — но у меня сегодня деловая встреча.
После которой мне наверняка надо принять душ, вымыть голову, устроить постирушку…
— Ты обязательно должна прийти, мам, — не унимался Натан. — Очень важно, чтобы все самые близкие друзья Труди и Энни поддержали родственников в трудную минуту.
Неужели Натан всерьез полагает, что мое имя значится в списке "Самые близкие друзья Труди и Энни"? Начнем с того, что не так уж мы с Энни близки. В сущности, я едва знакома с этой девицей, видела ее всего-то пару раз за то время, что они с Натаном встречаются. И пусть дорогой отпрыск именует их интрижку "настоящим чувством", в памяти моей свежа была вереница прочих "настоящих чувств" сынули. К тому же Натан встречался с Энни каких-то восемь недель. Возможно, я ошибалась, но почему-то не видела веских причин нам с ней сближаться.
А уж что до Труди, вряд ли мы были закадычными подружками.
— Поскольку вы с Труди вместе работали, — гнул свое Натан, — мне кажется, что…
Да-да, именно так и сказал. Мне кажется, что… Видимо, закончить мысль мне полагалось самостоятельно.
— Постараюсь, сынок, — повторила я и, прежде чем Натан снова забубнил, попросила: — Ты не мог бы позвать Даниэля? Мне надо с ним поговорить.
С Даниэлем, не то что с Натаном, незачем было терзаться сомнениями, как подъехать со своей просьбой. Тут я заведомо знала, что придется соврать. Истинную причину, зачем он мне понадобился, раскрывать было нельзя, ни в коем случае. Иначе Даниэль незамедлительно выложил бы ее Глории Гловер. "Йо, приятно познакомиться, маман решила, что вы убийца, вот и прихватила меня с собой".
Пусть это звучит дико, но уж поверьте на слово. А если вам нужны доказательства того, что Даниэлю слегка недостает такта и дипломатичности, то за этим дело не станет. Мой старшенький взял трубку и хихикнул:
— Йо. Слыхала, что сказал Нат? Он намерен держать Энни за ручку. — И снова хохотнул. — Ну еще бы. Подержит за ручку — а также за все остальное, за что она позволит ему подержаться.
Само собой, Даниэлю хватило такта выложить все это при Натане, так что в течение нескольких минут я слушала их перепалку:
— Заткнись, придурок!
— А ты попробуй меня заткнуть!
— Заткнись, говорю!
— Полегче, дружище, я ведь просто пошу…
— К черту! Ты не имел права!..
— Пошел ты!
— Сам пошел!
— Сам пошел, твою мать!
Что тут скажешь? Милые детки, не забывают маму.
После того как я раз десять проорала в трубку: "Даниэль!" — сынок наконец-то снизошел до меня:
— Йо?
На заднем плане Натан подчеркнул свой уход со сцены, громко хлопнув дверью.
— Йо? — повторил Даниэль.
Была бы я хорошей матерью, вроде Марми в "Маленьких женщинах", наверняка пустилась бы в занудные увещевания, умоляя Даниэля наладить отношения с младшим братом. Вместо этого я не мешкая поведала свою байку:
— Даниэль, мне нужно, чтобы через часок ты подъехал вместе со мной к одному дому, который я показываю клиенту. Там здорово заклинивает дверь гаража, без тебя мне ее не открыть.
М-да. У старушки Марми, помнится, не было сыновей.
— Ну… не знаю, мам, — заканючил Даниэль. — А ты что, не можешь клиента об этом попросить?
— Клиент — женщина, — возразила я, в душе надеясь, что Глория не окажется на поверку культуристкой.
— Ну, мам…
Ноет Даниэль бесподобно. Я поспешно добавила:
— Пять долларов.
— Двадцать. — Теперь голос Даниэля звучал куда более заинтересованно.
— Шесть долларов. — Сдаваться без боя я не собиралась.
— Десять.
Я улыбнулась. Ну что за озорник! Норовит выманить у своей праведной и почти что убеленной сединами мамани последний, заработанный тяжким трудом доллар. Ни стыда ни совести у детки.
— Семь, — уступила я.
— По рукам! Где и когда встречаемся?
Я велела Даниэлю ждать меня перед домом по Карлтон-террас через десять минут. Должно быть, ему позарез нужны были эти семь долларов. Когда я свернула на подъездную аллею, его машина уже стояла перед домом.
Даниэль ездит на серебристом "форде" 84-го года. У его автомобиля — впрочем, "автомобиль" в данном случае не самое уместное слово — кожаный салон, стекла с механическим приводом, руль с гидроусилителем, тормоза с усилителем и сигнализация. Единственное, чего недостает, — это приличный мотор, поэтому большую часть времени это не машина, а тахта на колесах. Однако сегодня "форд", похоже, решил взглянуть на прекрасный мир за воротами гаража. Или же Даниэль попросил кого-нибудь подталкивать драндулет всю дорогу.
Я еще выбиралась из машины, а сынок уже шагал ко мне. Половина меня находилась в салоне, доставая копии ознакомительных бумаг для клиента, а потому я толком не рассмотрела Даниэля, пока он не остановился возле моего "терсела".
— Йо!
Я подняла взгляд и чуть не взвизгнула. Мамочки родные! Даниэль всегда отличался — как бы это получше сказать? — оригинальностью в одежде. И я это знала. С тех самых пор, как он пошел в девятый класс, я ни разу не видела старшего сына в ином прикиде, кроме драных джинсов, драных футболок и дырявых кроссовок. А в выборе цвета он, по-видимому, всецело разделял точку зрения Генри Форда: ему было все равно, какой цвет носить, лишь бы он был черным. Вдобавок в ухе у сынули обычно болталась окисленная серьга — в том, которое значит, что вы не "голубой".
В общем-то, я ожидала увидеть Даниэля в черном, всего в дырках и с гетеросексуальной серьгой. Однако еще я ожидала, что у него будут волосы.
И промахнулась.
Если, конечно, не брать в расчет милый рыжеватый пушок, льнущий к розовому скальпу.
Мое удивление не укрылось от Даниэля. Еще бы — ведь целую минуту я стояла прямо перед ним, вылупив глаза и хватая ртом воздух.
— Как тебе мой новый причесон? — справилось чадо.
Я все еще находилась в образе выброшенной из вода рыбы.
— Специально так подстригся, чтобы выглядеть крутым парнем, — важно пояснил Даниэль. И для пущего эффекта напряг мышцы и насупился.
Я продолжала молча таращиться на "крутого парня". По мне, так он напоминал тифозного больного.
Даниэль демонстрировал мускулы и хмурился, когда меня вдруг осенило, на кого он похож. Да это же Вуди! Вернее, тот парень, который играл Вуди, а потом переключился на роль маньяка-убийцы в фильме Оливера Стоуна.
Мой сын был как две капли воды похож на Прирожденного Убийцу!
— Клево, а? — Даниэль ждал похвалы.
К счастью, от моего ответа его спас бежевый "кадиллак" последней модели, плавно выруливший на стоянку перед домом. Мы обернулись. Из машины вылезла пухлая дама лет шестидесяти и двинулась в нашу сторону. На ней было пальто от Берберри, в руках — сумочка от Гуччи, и она проворно передвигалась в туфлях на высоком каблуке, в которых я признала творение Коул Хана.