Дела святейшие — страница 31 из 66

Софи ощущала все большую нервозность. Она не понимала, куда Валснис клонит.

— Прекратите морочить мне голову! Или говорите, или...

— Насколько я в курсе дела, ваш супруг умер.

— Да, и что?

— Так вот, мой клиент сообщил, что он не просто умер, а был убит. Отравлен. И сделали это вы.

— Я?! — Прекрасное лицо залила мертвенная бледность. — Вы... вы чокнутый?

— Нет, я вполне нормальный. Остатки яда находятся в ваших вещах, и завтра, если вы окажетесь упрямицей, швейцарская полиция будет знать, где этот яд искать. Ну а учитывая тот факт, что буквально на следующий день после похорон вы приехали выручать своего любовника... — адвокат покачал головой, — вас посадят, мадам, поверьте мне, посадят. Но что еще хуже — как недобросовестный наследник вы незамедлительно будете лишены наследства. Вы не получите ни гроша. Желаете такого конца?

Софи стояла бледная, она чувствовала, как к горлу подкатывала тошнота.

— А... если я отдам медальон? — хрипло спросила она. — Меня оставят в покое?

Адвокат Валснис задумчиво посмотрел на нее:

— Скажите, у вашего супруга не было иных наследников?

Вдова подошла к окну, отворила створку и глубоко вдохнула холодный, чуть подсоленный воздух. «Нет, это не монашки... Это дочь. Дочь, у которой кольцо, а теперь она еще желает заполучить медальон. Или наследство. А возможно, и то, и другое». Впервые за много-много лет Софи охватило чувство беспомощности, почти отчаяния.

— А что я выиграю от того, что выйду за вас замуж? — спросила она, не оборачиваясь.

— Я назову вам имя своего клиента и предоставлю видеозапись разговора с угрозами в ваш адрес. Вы сами решите, что со всем этим делать — нести в полицию или поступить как-то иначе.

Софи пыталась справиться с волнением. Этот чертов адвокат загнал ее в угол. Тут уже не до кладов, сейчас надо спасать шкуру. Хотя... Если она расправится с дочерью и заберет у нее кольцо, то все достанется ей — и наследство, и сокровища. Но выходить замуж за этого сморчка! Да еще в тот момент, когда она только-только почувствовала вкус свободы...

Адвокат Валснис, как всегда, читал мысли на расстоянии.

— Успокойтесь, мадам, я предлагаю фиктивный брак. Обещаю никогда не интересоваться, куда и с кем вы идете, а уж тем более требовать выполнения супружеских обязанностей. — Он криво усмехнулся. — Если бы вы были юношей, я бы еще подумал, но женщины... — Он вздохнул. — К сожалению, они меня совсем не интересуют.

Несмотря на трагичность ситуации, Софи едва не рассмеялась. Выйти замуж за гея — потрясающе!

— И сколько должен продлиться наш брак?

— Не менее пяти лет. Но желательно, конечно, не разводиться. По крайней мере до тех пор, пока я твердо не укоренюсь.

Пять лет. В принципе она и через десять лет замуж не собиралась. А кольцо и свобода ей необходимы сейчас.

— Я согласна.

Валснис кивнул, словно ни минуты не сомневался в ее согласии.

— Вот и прекрасно. В таком случае я займусь подготовкой официальной части нашего договора, а вы... — он презрительно усмехнулся, — можете пока навестить свадебный салон. Все-таки невеста должна быть в белом.

— Да, да, конечно... — Сердце Софи вдруг сжалось, словно в предчувствии беды. — Так вы скажете, кто убил моего супруга?

— Конечно.

— Я знаю этого человека?

— Безусловно.

— И кто же он?

Адвокат развел руками:

— Ваш нынешний любовник, ваш великолепный Пабло.

Глава 191

Утро начиналось чудесно. Даша потянулась, открыла глаза и увидела, как солнечные зайчики весело скачут по стенам и потолку. Комнату наполнял сладкий аромат цветущей липы, ветер легонько теребил кружевную занавеску, и вся атмосфера была пропитана блаженной истомой жаркого дачного лета. Вот если бы еще завтрак в постель кто-нибудь принес, было бы почти как в раю.

— Эй, есть кто в доме живой? — негромко крикнула она.

Не надеясь получить ответ — парочка с утра собиралась идти ловить рыбу, — Даша скинула ноги на пол и от души потянулась еще раз.

— Хорошо-то как, люди добрые!

В тот же момент дверь тихонько отворилась, и на пороге возник подтянутый, гладко выбритый мужчина с подносом в руке.

— Надеюсь, прекрасная дама не станет сердиться за столь дерзкое вторжение? — спросил он голосом мягким, как английский бархат. — Я имел смелость приготовить для вас чашку кофе и пару тостов.

Челюсть Даши отвалилась с легким стуком.

— Ты... Вы... — Даша комкала воротник ночной

рубашки. — Что вы... ты... Мужчина, что вы делаете в моей спальне?

Из-за плеча Полетаева возникла озорная физиономия Стаса.

— Привет, как спалось? На самом деле это не мужчина.

— Да? — Перепуганная Даша все еще не могла понять, как ей теперь себя вести. — Просто он в штанах, вот я и подумала... Но тебе, конечно, виднее. Не мужчина, так не мужчина.

— Ты не поняла, я имел в виду, что он не просто мужчина, а мой родной дядя.

— Дядя Сережа. — Полетаев склонил голову в поклоне.

Даша нервно кивнула в ответ.

— Угу. И что твой дядя Сережа делает в моей спальне?

— Я просто подумал: мы вдвоем, а ты вроде как одна, «в глуши, в деревне, все вам скучно...»

— Мне совершенно не скучно. Более того, мне было очень весело. — Даша сердито окинула взглядом Полетаева и его поднос. — До сего момента.

— Я же говорила, что это не очень хорошая идея, — послышался робкий голос Роны.

— Идея отличная, только она еще этого не поняла, — возразил Стас. — Смотри, Дашка в разводе, значит, страдает, мой дядя тоже...

— В разводе?

— Нет, страдает.

— А чего это он страдает?

Даша подхватила со спинки кровати халат и набросила на плечи.

— У него была несчастная любовь.

— Ах, вот как... Очень трогательно.

Застегнув халат на все пуговицы, рыжеволосая женщина подошла к зеркалу и принялась расчесывать кудри.

— Нельзя ли поподробнее, очень хочется послушать. Обожаю слушать о чужих страданиях.

— Мне кажется это несколько жестоким, — мягко, с оттенком грусти сказал Полетаев.

— А мне кажется это вполне адекватным, — пропела Даша и, обернувшись, состроила такую мину, что Полетаев едва не выронил поднос.

— Можно я поставлю ваш завтрак на стол? — спросил он, стараясь сохранять на лице скорбное выражение.

— Да уж сделайте одолжение... Так что за несчастная любовь?

Стас тут же присел к столу и принялся высматривать, чем бы поживиться.

— Четыре года дядя был безнадежно влюблен в одну прекрасную рыжеволосую даму, — сообщил он, придвигая к себе яичницу. — Но, к сожалению, его избранница была замужем и жила в другой стране. И вот когда я сказал, что ты тоже рыжая...

Даша в зеркале бросила быстрый взгляд на Полетаева: он что, всем своим родственникам растрепал об их отношениях?

— Очень интересно. А в чем же трагедия? У дяди закончилась виза?

— Нет. Все гораздо печальнее. Его возлюбленная умерла.

— Что?!

Полетаев печально кивнул головой:

— Умерла. Для меня это был страшный удар. Я до сих пор не могу оправиться.

Оправиться не могла и заживо похороненная Даша: некоторое время она не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть. С трудом оклемавшись, она чуть было не запустила расческой в несносного полковника, отправившего ее на тот свет до срока, но сдержалась и сорвала злость на собственных волосах — начала расчесывать их с такой яростью, что от золотистых кудрей отлетали клочки.

— Приношу вам свои соболезнования, — проскрежетала она. — Только мне непонятно ваше вторжение в мою спальню. Вы не поверите, но в приличном обществе принято скорбеть в одиночестве.

— Я бы так и поступил. Но когда узнал о цвете ваших волос... — Полетаев сделал трагическое лицо.

Даша невольно провела рукой по волосам:

— Что? Что с ним?

— Этот рыжий цвет... Вся душа моя буквально перевернулась, вернув то, о чем я безуспешно пытался забыть. И я подумал, может, вы смягчите боль мучительных воспоминаний о безвременно ушедшей любви.

Глаза хозяйки дома заволокли слезы:

— Сергей Павлович, дорогой, успокойтесь, пожалуйста! Конечно, и я, и Даша вас поддержим в такой тяжелый момент жизни.

— Спасибо, девочки...

«Девочки!»

Даша развернулась на сто восемьдесят градусов: ни стыда, ни совести нет у человека — одну похоронил заживо, вторую до слез довел.

— Ну уж дудки! Я вовсе даже не собираюсь становиться ходячим надгробием бывшей любовницы этого странного субъекта.

Воцарилась тишина.

— Мадам, зачем же так грубо? — Полетаев выразительно повел глазами в сторону обалдевшей парочки: у хозяйки дома моментально высохли слезы, а Стас так и застыл с недопроглоченным куском жареной ветчины. — Я всего лишь имел в виду, что рыжий цвет символизирует для меня все самое лучшее в этом мире. — И выразительно подмигнул: мол, чего дуришь, мы же договаривались.

Но Даше было наплевать на его планы.

— В таком случае покрасьте стены вашей квартиры оранжевым, — зло ответила она, — поешьте лисичек. Съездите в Киев на майдан, в конце концов. От меня-то вы чего хотите?

— Прошу вас, просто скрасьте мое одиночество, хотя бы сегодня... — Полковник протянул руки, словно предлагая впорхнуть в его объятия.

— Значит, вы уморили одну несчастную, а теперь решили взяться за меня?

— Да ничего я не хочу!

Поняв, что сотрудничать она не собирается, полковник развернулся и покинул спальню, громко хлопнув дверью. Стас устремился за ним, предварительно показав Даше кулак. Рона осталась стоять с недоуменным выражением лица.

— Ты повела себя очень жестоко, — укоризненно заметила она. — Зачем ты так с ним?

Даша отмахнулась:

— Только не говори, что поверила хотя бы одному его слову.

Девушка удивленно развела руками:

— Разумеется, поверила. Зачем ему врать?

— Затем!

Даша злилась, что врожденная порядочность не позволяет ей вломить полковнику по полной программе. Но еще больше она злилась на самого полковника за то, что поставил ее в такое дурацкое положение. Ведь со стороны она выглядит просто монстром.