ДОН ЖУАН И ДЖЕМИНИ 8
Когда в «Главе второй» Тонда Локитек сообщил барменше Кларке, что Франтишек еще девственник, он полагал, что позволяет себе лишь некую поэтическую вольность, ибо ничего такого не знал, да и знать не мог. Дело в том, что разговорчики, касающиеся его сексуальной жизни, Франтишек переносил с большим трудом, по той простой причине, что его опыт в этих делах пока ограничивался лишь чтением любовной литературы и собственной чрезвычайно буйной фантазией.
Тем не менее информация, полученная от Тонды, Кларку весьма заинтересовала и с первого же дня она почувствовала неодолимые позывы взять эротическое воспитание Франтишека в собственные руки. Она терпеливо закидывала крючок с наживкой из двусмысленных улыбочек и однозначных взглядов в тот угол, где обычно сиживал Франтишек с Тондой Локитеком и другими монтами, но пока что без особого успеха, потому как Франтишека никто, кроме Тонды Локитека, не интересовал. Тонда был тот самый монумент, тот гений, который закрывал пред взором Франтишека все горизонты и виды на многочисленные достопримечательности этого мира. Кларка Зарубова, несомненно, к ним принадлежала, как в некоторой степени все, что ее окружало и было с ней связано. Как, скажем, помимо ее личных достоинств, и автомобиль супруга— белый «мерседес» с красными кожаными сиденьями, куда Кларка, случалось, усаживала какого-нибудь счастливчика из театрального персонала и увозила в свою комфортабельную квартиру с лоджией на шестом этаже модернового дома, что на Штепанской улице. На этой лоджии, летними солнечными деньками она потчевала визитеров холодным шампанским, смешанным с водкой, в пропорции две к одной, этим пагубным нектаром, именуемым в народе «белый медведь». Да и сама тоже попивала сей чисто российский коктейль, растянувшись в раскинутом шезлонге, подобная «Олимпии» Мане, скрывая от солнечных лучей под широкими полями черной соломенной шляпы, привезенной преуспевающим супругом из самого Парижа, одно лишь лицо…
Но сейчас стоял конец ноября, доцент Заруба завершал научную работу, на которую возлагал большие надежды, и целыми днями торчал в своей лаборатории в институте, а целыми вечерами дома. Все запланированные командировки он отменил, от всех приглашений на научные конференции и симпозиумы вежливо отказывался, а Кларка медленно, но верно утрачивала бронзовый загар, приобретенный на острове Венеры — Кипре и закрепленный в августе и сентябре частым возлежанием в лоджии. Лицо ее покрывала интересная бледность, улыбку украшал оттенок грустинки, взгляды же, все чаще устремляемые к столу, где сидели монты, были серьезны и, похоже, взывали о помощи.
Менее чем через месяц после возвращения из Братиславы, в дни предрождественской суеты, когда магазины и рестораны трещат по швам от нашествия посетителей, Франтишек, как и все граждане страны, двинулся в неизбежный поход по лавкам и универмагам покупать подарки для близких, которых, как нам известно, у него было совсем немного. Тем не менее Франтишек испытывал сильнейшую потребность дарить и потому покупал сувениры просто так, не ведая заранее, кому их потом вручит. В «Доме спорта» он приобрел отличнейший охотничий нож с длинной стальной рукоятью и легчайшую удочку из полого слоистого пластика. В магазине «Люкс», том самом, что на Целетной улице, купил рубашку цвета морской волны — импорт из Греции, в универмаге «Белая лебедь» — широкополую мужскую шляпу и чемоданчик из телячьей кожи и, наконец, на Железной улице, которую называют также «улочкой любви», на первом этаже фешенебельного магазина дамской модной одежды «Фемина», попросил показать итальянские чистошерстяные свитерочки, сама по себе цена которых обрекала их на принесение в жертву максимально близкому существу женского пола. Франтишек благоговейно прикасался к этим розовым, фисташковым и лимонно-желтым эфемерным шерстяным комочкам, напоминающим скорее холмики мороженого, нежели предметы, предназначенные быть надетыми на тело и снятыми, как вдруг из толпы женщин, взявших Франтишека в плотное кольцо и волнующе теснящих к прилавку, послышался неповторимый, с миндальным привкусом горечи женский голос:
— И кому же, Франтишек, предназначен ваш подарок?
Франтишек, повернув голову, увидел, как безошибочно предполагал, сияющую легкой улыбкой Кларку. На долю секунды он смутился, но, спохватившись, ответил честно:
— Еще и сам не знаю.
— Что-о, как же это так? — изумилась Кларка и кончиком языка коснулась небольшой щелочки между верхними зубками — диастемы — так стоматологи называют этот незначительный дефект, который является, как принято считать, признаком легкой врожденной дегенерации. Однако мужчине, пробуждавшемуся во Франтишеке, этот дефект казался неимоверно трогательным и волнующим.
— Не иначе большая любовь, если вы покупаете ей такой красивый, дорогой свитер!
И Франтишек поддался мгновенному взлету мысли, тому самому импульсу, что придает жизни остроту. Он взял с прилавка розовый свитерок и через головы толпящихся женщин протянул Кларке, было похоже, будто над их головами пронесся фламинго.
— Пожалуйста, очень прошу, примерьте!
Пани Кларка колебалась всего лишь мгновенье и, улыбнувшись, спросила:
— У нее такая же фигура, как у меня?
И, не дожидаясь ответа, взяла свитерок и стала пробиваться сквозь толпу к примерочной кабинке. Франтишек со стыдливой улыбкой, раздавая налево и направо «пардон» и «позвольте», следовал за ней, подобно личной охране. Перед портьерой, закрывающей кабинку, он взял у Кларки из рук сумочку и туго набитую свертками сумку и оглянулся вокруг, словно изучая, откуда могла вынырнуть неожиданная опасность. Он чувствовал себя сильным, он дышал глубоко, он сдвинул на затылок воображаемую шляпу, грудь его высоко вздымалась от волнения, и нельзя было поручиться, что в нагрудном кармане пальто он не прячет пистолет калибра 7,65 мм.
Близился полдень, и предрождественский наплыв покупателей достиг пика. На Франтишека никто не обращал ровным счетом никакого внимания, но, говоря по правде, его это нимало не трогало, волнение комом встало в горле, и руки, слегка вспотев, дрожали. Вполне возможно, так же потели и дрожали руки у внешне невозмутимого Гарри Купера, шагавшего пыльной и безлюдной улицей с забаррикадированными окнами навстречу полуденному поезду с мчащимися к городку четырьмя головорезами.
Шторка на кабинке вдруг дрогнула, и сбоку выглянула Кларкина рука, приглашая Франтишека войти внутрь.
— Ну-ка, Франтишек, взгляни.
Франтишек втиснулся в кабинку, тесную, как телефонная будка. Сердце громко бухало. Близость Кларки в светлой фланелевой юбке и розовом свитерочке, натянутом прямо на голое тело, отчего он стал совсем прозрачным, окончательно добила Франтишека. От смущения он не знал, куда девать глаза.
— Ну как, ничего? — Кларка повернулась к нему сначала передом, потом в профиль.
Франтишек мотал головой: да, мол, все отлично — и уже собирался выскочить из кабинки, где ему почему-то не хватало воздуха, но в последнюю минуту Кларка, схватив за руку, задержала его и сказала:
— Постой, я тебе его дам, а пока буду одеваться, ты ступай в кассу платить.
И, подхватив свитерок за нижний край, волнообразным движением тела подняла его к плечам и стала осторожненько стаскивать через голову. Франтишеку открылся великолепный вид, знакомый пока лишь по фотографиям в «Плейбое» и кое-каким кинофильмам. Голова у него закружилась, в ушах зазвучали — холя поручиться за точность трудно — слова поэта:
Нобелевскую премию дайте
Той,
Которая движением легким
Поднимает юбочки край.
Какому поэту
Такое под силу?
Увы!
В полуобморочном состоянии, держа в руках свитерок, Франтишек добрел до продавщицы, выписал чек, потом спустился в кассу на первый этаж, заплатил и получил съехавшую, подобно тобоггану, со второго этажа по деревянному желобу уже завернутую покупку.
Увидав спускавшуюся по лестнице Кларку, он двинулся ей навстречу и молча протянул сверток размером чуть более коробки шоколадных конфет.
— С чего бы это вдруг! — изумилась Кларка. — Зачем?
— Он ваш, срывающимся петушиным голосом воскликнул Франтишек, хотя, надо отметить, мутация у него прекратилась добрых четыре года назад.
— Почему мой? Ты же покупал его для своей девушки?
— Да нету у меня никакой девушки, — с тоской произнес Франтишек, — я купил его для вас!
Кларка взмахнула искусственными ресницами и безотчетно отбросила со лба прядь волос цвета красного дерева.
— Но почему? — прошептала она, и пространство почти заглушило ее шепот. — За что ты мне даришь его?
— Как это — за что? — взбунтовался Франтишек. — Разве подарки дарят только за что-то? Мне хочется сделать вам приятное. Или он вам не нравится?
— Но, Франтишек… — произнесла Кларка и, смущенно потоптавшись на месте, опустила глаза. После короткой паузы, которая показалась Франтишеку вечностью, она добавила — Да брось мне «выкать»! Прошу тебя!
И, застыв на месте, умолкла и опять опустила глаза долу. Но тут прочие страждущие и ропщущие покупатели вовлекли их в водоворот и потеснили друг к другу. И тогда Франтишек, словно пробудившись от глубокого сна, крепко схватил Кларку за локоть, развернул к дверям и воскликнул:
— Пошли… пойдем…те отсюда!
И они пошли.
Холодный, влажный декабрьский воздух охладил их разгоряченные головы, но ничто уже было не в силах что-либо изменить.
И, несмотря на то что Франтишек торопился в театр, а в Кларкины планы входил визит к парикмахерше, бог знает почему они свернули налево, прошли по Железной улице, миновали Староместскую ратушу вместе с ее курантами, оставили позади Карлову улицу, ту самую часть, где находится винный погребок «У лисички-сестрички», потом площадь Яна Гуса, вернулись обратно в центр, на Петршине обогнули пепелище стародавнего деревянного строения, на месте которого несколько позже вырастет универмаг «Май», и продолжили свой путь по улицам Спаленой, Лазарской, Водичковой и В Яме. Они плелись медленно, Кларка висела на Франтишеке, а он, хоть и тащил в левой руке ее сумку и свои свертки, тем не менее походил почему-то на воздушный шар, на котором Сайрус Смит и его друзья сбежали из осажденного Ричмонда, и было похоже, что в любой момент могут лопнуть канаты и Франтишек взовьется в небо. Но Франтишек, в отличие от героев Жюля Верна, не стремился перебраться через линию фронта, его целью был таинственный остров, которым в данном случае являлась легендарная квартира с лоджией на Штепанской улице.