От Шпильки!
Он прочел:
Успех. Возвращаюсь послезавтра. Скоро все станет известно. Ш.
Мокрист бережно отложил листок. Совершенно ясно, что она ужасно по нему скучает и не может дождаться встречи, но очень бережно расходует деньги «Треста Големов». И скорее всего у нее закончились сигареты.
Мокрист побарабанил пальцами по столу. Год назад он предложил Ангеле Красоте Добросерд стать его женой, и она объяснила ему, что вообще-то это он станет ее мужем.
Это произойдет… произойдет это где-то в недалеком будущем, когда старшая госпожа Добросерд окончательно махнет рукой на плотный график своей дочери и устроит свадьбу сама.
Но, как ни крути, он был почти женатым человеком. А почти женатому человеку лучше не связываться с семейством Шиков. Почти женатый человек должен быть защитой и опорой. Он всегда должен быть готов подать своей почти жене пепельницу. Он должен быть рядом со своими потенциальными детьми и следить за тем, чтобы они спали в хорошо проветриваемом помещении.
Он разгладил бумажку.
И ночные вылазки тоже нужно прекращать. Разве это разумно? Разве так себя ведут взрослые люди? Разве он пешка Витинари? Нетушки!
Что-то шевельнулось в его памяти. Мокрист встал из-за стола и подошел к картотеке, которую обычно избегал всеми правдами и неправдами. Под заголовком «Марки» он нашел небольшой отчет двухмесячной давности от Стэнли, главного по маркам. В нем вкратце отмечалось, что неизменно большим спросом пользуются долларовые и двухдолларовые марки, и их продажи превышают даже прогнозы Стэнли. Может, марочные деньги были в более широком употреблении, чем он думал. В конце концов, правительство ведь их одобряло. И их легко носить с собой. Нужно будет проверить, сколько…
Раздался деликатный стук в дверь, и вошла Глэдис. С большой осторожностью она несла тарелку тончайших сэндвичей с ветчиной, какие умела делать только Глэдис: положить ветчину между двумя ломтями хлеба и со всей силы прижать ручищей размером с лопату.
— Я Догадалась, Что Ты Не Успел Пообедать, Почтмейстер, — пророкотала она.
— Спасибо, Глэдис, — отозвался он и мысленно встряхнулся.
— Лорд Витинари Внизу, — продолжала Глэдис. — Говорит, Что Не Торопится.
Мокрист застыл, не донеся сэндвич до рта:
— Он здесь?
— Да, Господин Фон Губвиг.
— И ходит тут сам по себе? — спросил он с нарастающим ужасом.
— В Настоящий Момент Он В Отделе Слепых Писем[2], Господин Фон Губвиг.
— Что он там делает?
— Читает Письма, Господин Фон Губвиг.
«Не торопится, — мрачно подумал Мокрист, — как же. Ну, тогда доем сначала сэндвичи, которые мне приготовила добрая тетя голем».
— Спасибо, Глэдис, — сказал он.
Когда она ушла, Мокрист достал из ящика стола щипчики, вскрыл свой сэндвич и извлек из мяса мелкие косточки, раскрошившиеся под бронебойной рукой Глэдис.
Прошло минуты три, когда голем снова объявилась и терпеливо встала у его стола.
— Да, Глэдис?
— Его Светлость Изволит Напомнить, Что Он Все Еще Не Торопится.
Мокрист бросился вниз, где лорд Витинари действительно расположился в отделе слепых писем, положив ноги на стол, с пачкой писем в руке и улыбкой на устах.
— А, Губвиг, — сказал он, помахивая перепачканными конвертами. — Увлекательнейшая вещь! Лучше кроссвордов! Мне вот это нравится: «Рыглк каторыии черз патеку». Я подписал внизу правильный адрес. — Он протянул конверт Мокристу.
Он написал: «К. Свистун, пекарь, Свинячий Холм, 3».
— В городе три пекарни, которые находятся в непосредственной близости от аптек, — сказал Витинари. — Но только Свистун печет эти недурственные рогалики, которые выглядят, к сожалению, так, словно собака сделала свои дела у тебя на тарелке и умудрилась плюхнуть сверху глазури.
— Прекрасная работа, сэр, — проблеял Мокрист.
Из угла комнаты за Витинари с благоговейным смятением наблюдали Фрэнк и Дэйв, которые целыми днями расшифровывали неразборчивые, с ошибками, без адреса и попросту ненормальные отправления, которыми засыпало Почтамт ежедневно. В другом углу Стукпостук заваривал чай.
— Я считаю, весь секрет в том, чтобы поставить себя на место автора, — продолжал Витинари, разглядывая конверт, заляпанный грязными отпечатками и остатками чьего-то завтрака. — Иногда это место может оказаться самым неожиданным.
— Фрэнк и Дэйв успешно расшифровывают пять из шести, — сказал Мокрист.
— Они сущие волшебники, — ответил Витинари. Он повернулся к ребятам, которые нервно улыбнулись и попятились назад, прячась за улыбки, которые остались неловко висеть в воздухе. — Но мне кажется, пришло время их обеденного перерыва.
Ребята посмотрели на Стукпостука, разливавшего чай по чашкам.
— Где-нибудь не здесь? — предложил Витинари.
Ни одна экспресс-доставка не перемещалась с большей скоростью, чем Фрэнк и Дэйв. Когда дверь за ними захлопнулась, Витинари продолжил:
— Как тебе банк? Какие будут мысли?
— Да я лучше палец в мясорубку засуну, чем свяжусь с семьей Шиков, — ответил Мокрист. — Я бы, конечно, что-нибудь придумал, и монетному двору нужна хорошая встряска. Но управлять банком должен тот, кто понимает в банках.
— Те, кто понимает в банках, довели его до нынешнего состояния, — парировал Витинари. — Я стал правителем Анк-Морпорка не потому, что понимаю город. Как и в случае с банками, город до обидного просто понять. Я остаюсь его правителем потому, что научил город понимать меня.
— И я понял вас, сэр, когда вы говорили что-то такое об ангелах, помните? Ну, так это сработало. Я перевоспитался и буду вести себя сообразно.
— Даже золотистая цепочка — не предел? — спросил Витинари, когда Стукпостук подал ему чашку чая.
— Вот именно!
— Ты произвел хорошее впечатление на госпожу Шик.
— Она назвала меня отъявленным проходимцем!
— От Тилли это более чем похвальные слова, — сказал Витинари и вздохнул. — Что ж, раз ты перевоспитался, не могу же я тебя заставить… — Он замолчал, когда Стукпостук наклонился и зашептал ему что-то на ухо, и потом продолжал: — …то есть, естественно, я могу тебя заставить, но в этом случае не стану этого делать. Стукпостук, запиши, пожалуйста. «Я, Мокрист фон Губвиг, ответственно заявляю, что не имею желания или намерения управлять или принимать участие в управлении любым банком города Анк-Морпорк, предпочитая вместо этого трудиться на благо дальнейшего усовершенствования Почтамта и семафорной системы». Оставь место для подписи господина фон Губвига и для даты. Далее…
— Подождите, зачем обязательно… — начал было Мокрист.
— …с новой строки: «Я, Хэвлок Витинари и т. д., подтверждаю, что действительно имел с господином фон Губвигом разговор касательно будущего анк-морпоркской банковской системы и принимаю выраженное им желание продолжать нести службу на Почтамте. Претензий к нему не имею и препятствовать ему не намерен». Место для подписи и так далее. Спасибо, Стукпостук.
— Но к чему все это?.. — спросил Мокрист.
— «Правда» почему-то решила, что я собираюсь национализировать Королевский банк, — сказал Витинари.
— Национализировать? — не понял Мокрист.
— Украсть, — перевел Витинари. — Откуда только берутся эти слухи?
— Неужели даже у тиранов есть враги? — удивился Мокрист.
— Красиво сказано, господин фон Губвиг, как всегда. — И Витинари пристально на него посмотрел. — Стукпостук, дай меморандум ему на подпись.
Стукпостук так и сделал, после чего с самодовольным видом поспешил забрать карандаш у Мокриста из рук. Тогда Витинари встал и отряхнул мантию.
— Я прекрасно помню наш любопытнейший разговор об ангелах, господин фон Губвиг. Кажется, я говорил, что ангел является лишь однажды, — сказал он натянуто. — Не забывай об этом.
— Видимо, и горбатого можно отмыть добела, сэр, — заметил Стукпостук.
Вечерний туман по пояс высотой стелился по улицам.
— Видимо, да. Но Мокрист фон Губвиг — сам по себе человек видимости. Не сомневаюсь, он верит в то, что говорит, но если заглянуть под оболочку, мы увидим там настоящего фон Губвига, его честное сердце и блестящий криминальный ум.
— Вы уже говорили нечто подобное, сэр, — сказал секретарь, открывая дверцу кареты. — Но, кажется, он свернул на путь исправления.
Витинари замер, стоя одной ногой на подножке кареты.
— Может быть, Стукпостук, но меня обнадеживает тот факт, что он в очередной раз украл твой карандаш.
— На самом деле нет, сэр, я обратил внимание и убрал его к себе в карман, — сказал Стукпостук с чувством некоторой гордости.
— Да, — ответил Витинари с удовольствием, усаживась на скрипучую кожу, в то время как секретарь с нарастающим нетерпением принялся похлопывать себя по карманам. — Знаю.
По ночам банк охранялся. Охранники лениво патрулировали коридоры и насвистывали себе под нос, зная, что самые крепкие замки удерживают правонарушителей снаружи. На мраморном полу каждый шаг тихой ночью отдавался как колокольный звон, и чувствовали себя в безопасности. Иногда они дремали, стоя навытяжку с полуопущенными веками.
Но кто-то пренебрег железными замками, миновал латунные решетки, беззвучно прошел по звонкому полу, проскользнул под самыми носами сонных людей. И все же, когда фигура вошла через высокие двери в председательский кабинет, две арбалетные стрелы просвистели насквозь и вонзились в дорогое дерево.
— Ну, это тело хотя бы попыталось, — сказала госпожа Шик.
— МЕНЯ НЕ ИНТЕРЕСУЕТ ТВОЕ ТЕЛО, ГОСПОЖА ТИЛЛИ ШИК, — сказал Смерть.
— Оно уже давно никого не интересует, — вздохнула Тилли.
— ЭТО ПОДВЕДЕНИЕ ИТОГОВ, ГОСПОЖА ШИК. ПОСЛЕДНЕЕ СВЕДЕНИЕ СЧЕТОВ.
— Ты всегда говоришь банковскими словечками в такие моменты? — спросила Тилли и встала. Что-то обмякшее осталось в кресле, но это была уже не госпожа Шик.
— СТАРАЮСЬ СООТВЕТСТВОВАТЬ СИТУАЦИИ, ГОСПОЖА ШИК.
— «Свести дебет с кредитом» тоже неплохо звучит.