Мрачная органная музыка звучала на кафедре Посмертных Коммуникаций. Мокрист полагал, что это входило в общий антураж, хотя атмосфера была бы аутентичнее, если бы исполняемый на органе мотив не оказался «кантатой и фугой для органа с западающими педалями».
Когда последняя нота с протяжным стоном смолкла, доктор Икс развернулся на табуретке и снял маску.
— Мои извинения, иногда я такой неуклюжий. Вы не могли бы попеть, пока я тут мистически размахиваю руками? Не думайте о словах. Сгодятся любые, главное, чтобы звучало погребально.
Расхаживая по кругу и напевая вариации на тему «уу!» и «раа!», Мокрист задумался, часто ли банкирам приходится вызывать с того света мертвецов в рабочие часы. Уж точно не в массовом порядке. Ему точно не следовало этим заниматься. Ему следовало идти и делать деньги. Сыч… Клямс уже наверняка дорисовал эскиз. Уже завтра он мог бы держать в руках свою первую банкноту! И потом, этот чертов Криббинс, который кому угодно мог все разболтать. У него и у самого рыльце было в целой пуховой перине, но город держался на внутренних связях, и если Криббинс успеет повстречаться с Шиками, жизнь Мокриста открутится назад до самой виселицы…
— В мое время мы хотя бы использовали приличные маски, — проворчал старческий голос. — И что это там, женщина?
В круге появилась фигура — без всякой помпы и шума, только с брюзжанием. Это была фигура образцово-показательного волшебника: мантия, остроконечная шляпа, борода и преклонный возраст, разве что черно-белый и слегка прозрачный.
— А, профессор Флид, — поприветствовал Икс. — Как любезно с твоей стороны…
— Ты сам знаешь, что это ты меня сюда притащил, и не то чтобы мне было чем заняться помимо этого, — сказал Флид. Он повернулся к Ангеле Красоте, и его голос стал слаще меда: — Как тебя зовут, прелесть моя?
Ангела Красота Добросерд. — Предупреждающая нотка в ее голосе прошла мимо ушей Флида.
— Очаровательно, — протянул он, улыбаясь ей во все десны. От этого у него во рту задрожали тонкие струйки слюны, как паутина очень старого паука. — Поверишь ли ты мне, если я скажу, что ты необычайно похожа на мою драгоценную пассию Фенти, которая умерла более трехсот лет тому назад? Сходство просто поразительное!
— Поверю, что ты ко мне клеишься, — ответила Ангела Красота.
— О, дорогая, как цинично, — вздохнул покойный Флид и повернулся к главе кафедры Посмертных Коммуникаций. — Честно говоря, за вычетом дивного пения юной госпожи, все было выполнено кое-как, Икс. — Он хотел было похлопать Ангелу Красоту по руке, но его пальцы прошли насквозь.
— Мне очень жаль, профессор, но нам теперь не выделяют нормального финансирования, — сказал Икс.
— Знаю, знаю. Всегда так было, профессор. Даже в мое время, когда тебе нужен был труп, приходилось самому идти и искать! А если трупа не находилось, уж будь добр, но достань хоть из-под земли! Сейчас-то все так чинно, все так благородно. Ну и пусть свежее яйцо чисто технически подходит для дела, но стиль-то куда подевался? Сейчас, говорят, изобрели машину, которая умеет думать, а изящные искусства, как всегда, в самом хвосте! И вот что я вижу, когда меня призывают: один еле компетентный посмертный коммуникатор и двое посредственных покрякивателей!
— А некромантия — это изящное искусство? — спросил Мокрист.
— Самое что ни на есть, молодой человек. Ошибись хоть чуточку, и духи мстительных мертвецов пролезут к тебе в голову через уши и выплюнут мозги через нос.
Взгляды Мокриста и Ангелы Красоты были прикованы к Иксу, как глаза лучника к мишени. Он горячо замахал руками и беззвучно произнес: «Это не так уж и часто бывает!»
— А что здесь делает такая хорошенькая девушка, ммм? — поинтересовался Флид, снова пытаясь схватить Ангелу Красоту за руку.
— Я хочу перевести одну фразу с эмийского, — ответила она с деревянной улыбкой и машинально вытерла руку о платье.
— Женщинам в ваше время теперь и такое позволяется? Как интересно! Одно из моих величайших сожалений, знаешь ли, в том, что, обладая телесной оболочкой, я слишком мало времени проводил в обществе прекрасных дам…
Мокрист огляделся в поисках какого-нибудь аварийного выключателя. Должно же быть что-то, хотя бы на случай носоглоточного изъятия мозгов.
Он бочком подобрался к Иксу и прошипел:
— Сейчас кому-то будет плохо!
— Ничего страшного. Я могу в два счета выдворить его в Зону Нежити, — прошептал в ответ Икс.
— Этого будет недостаточно, если она выйдет из себя! Однажды я видел, как она проткнула каблуком ногу человеку, не вынимая изо рта сигареты. Она не выкурила ни одной за последние пятнадцать минут, так что я за нее не ручаюсь!
Но Ангела Красота достала из сумки руку голема, и в глазах покойного профессора Флида загорелось нечто более основательное, чем романтика. Страсть бывает разная.
Он взял глиняную руку. Это было второе удивительное событие. Только потом Мокрист заметил, что рука по-прежнему лежала у ног Флида, а держал он ее перламутровый зыбкий призрак.
— А, фрагмент эмийского голема, — произнес он. — В плохом состоянии. Исключительно редкая вещь. Вероятно, найдено при раскопках Эма, верно?
— Возможно, — ответила Ангела Красота.
— Хм. Возможно, да? — повторил Флид и повертел призрачную руку. — Только посмотрите, тоньше папиросной бумаги! Легче пуха, крепче стали, но огни внутри пылали. Ничего похожего с тех пор так и не бывало!
— Может быть, я знаю, где такие огни до сих пор пылают, — сказала Ангела Красота.
— Это шестьдесят-то тысяч лет спустя? Сомневаюсь, госпожа!
— А я нет.
Она разговаривала таким тоном, и ей смотрели вслед. Она воплощала непоколебимую уверенность. Мокрист годами трудился, чтобы добиться такого голоса.
— Ты хочешь сказать, что эмийский голем уцелел?
— Да. Даже четверо, полагаю, — ответила Ангела Красота.
— Они поют?
— Один точно.
— Жизнь бы отдал, чтобы увидеть, — проговорил Флид.
— Э… — подал голос Мокрист.
— Образно, образно выражаясь, — перебил Флид, раздраженно махнув рукой.
— Думаю, это можно будет организовать, — сказала Ангела Красота. — А пока что мы записали его песнь фонетическими рунами Боддели.
Она залезла в сумку и выудила оттуда небольшой свиток. Флид потянулся к нему, и переливчатый призрак свитка тоже оказался у него в руках.
— На первый взгляд это какая-то белиберда, — сказал он, проглядывая свиток. — Впрочем, справедливости ради, эмийский всегда поначалу кажется белибердой. Мне понадобится некоторое время, чтобы обработать текст. Эмийский — абсолютно контекстуальный язык. Ты видела этих големов?
— Нет, наша шахта обвалилась. Теперь мы даже не можем поговорить с големами, которые вели раскопки. Пение плохо передается по соленой воде. Но мы думаем, что это… нетипичные големы.
— Золотые скорее всего, — сказал Флид, и после его слов повисло многозначительное молчание.
Потом Ангела Красота сказала:
— О.
Мокрист зажмурился. У него под веками золотые запасы Анк-Морпорка ходили по улицам и сверкали на солнце.
— Все исследователи Эма натыкались на легенду о золотых големах, — продолжал Флид. — Шестьдесят тысяч лет назад какой-то шаман, сидя у огня, слепил фигурку из глины и придумал, как вдохнуть в нее жизнь, и кроме этого изобретения эмийцам больше ничего не было нужно, понимаете? Знаете ли вы, что у них были даже лошади-големы? Никому с тех пор так и не удавалось сотворить подобное. И при этом эмийцам никогда не было известно железо! Они так и не изобрели ни колеса, ни лопаты! Големы пасли их стада и ткали их одежды! Зато у эмийцев были ювелирные украшения, на которых по большей части изображались сцены человеческих жертвоприношений, дурно исполненных во всех смыслах слова. В этой сфере они были невероятно изобретательны. Теократия, понятно дело. — Он пожал плечами. — Не знаю, что такого в этих ступенчатых пирамидах, если оно вызывает в боге все худшее… Так что да, им было известно золото. Их жрецы наряжались в золото. Может быть, они сделали и несколько големов из золота. В то же время «золотой голем» могло метафорически обозначать ценность големов для эмийцев. Когда люди хотят выразить концепцию цены, они обращаются к золоту…
— Да уж, — пробормотал Мокрист.
— …или же это просто байки, не имеющие под собой никаких оснований. Раскопки так и не дали никаких результатов, за исключением нескольких фрагментов разбитого голема, — сказал Флид, усаживаясь и удобно устраиваясь в воздухе.
Он подмигнул Ангеле Красоте.
— Или ты искала где-то еще? Одна легенда гласит, что после смерти всего человеческого рода големы ушли в море…? — Вопросительный знак повис в воздухе, как рыболовный крючок.
— Какая интересная история, — сказала Ангела Красота с непроницаемым видом.
Флид улыбнулся:
— Я разберусь в том, что здесь написано. Ты же придешь навестить меня завтра? .
Мокристу не понравилось то, что он услышал, что бы это ни было. Не спасало и то, что Ангела Красота улыбнулась в ответ.
Флид добавил:
– .
— А у тебя, господин? — со смехом спросила Ангела Красота.
— Нет, но у меня отличная память!
Мокрист нахмурился. Ему гораздо больше нравилось, когда она была холодна со старым хрычом.
— Мы уже можем идти? — спросил он.
Стажер на испытательном сроке, младший клерк Хаммерсмит Кут смотрел, как госпожа Драпс подходила все ближе, и это настораживало юношу не так сильно, как его старших коллег. Те понимали: это оттого, что бедный мальчик пробыл здесь слишком недолго и не сознавал степень серьезности того, что вот-вот должно было произойти.
Старший клерк демонстративно положила перед ним документ. Итог был обведен еще не просохшими зелеными чернилами.
— Господин Бент, — сказала она с оттенком удовольствия, — велел переделать как положено.
И поскольку Хаммерсмит был хорошо воспитанным юношей и работал в банке всего лишь первую неделю, он ответил: «Да, госпожа Драпс», аккуратно взял листок и приступил к работе.