— Хм, да. Пока пятьдесят долларов, преподобный, — успокоил он Криббинса. — А с утра, если память твоя будет так же свежа, мы вместе заглянем в безбедное и праведное будущее. Не позволяй мне себя задерживать.
Он продолжил писать.
Досихпор схватил Криббинса за руку и насильно вытолкнул его из кабинета. Он видел, что писал Космо.
Витинари Витинари Витинари Витинари Витинари Витинари Витинари Витинари Витинари Витинари Витинари Витинари Витинари Витинари Витинари Витинари Витинари Витинари Витинари Витинари Витинари Витинари Витинари Витинари…
Пора пускать в дело трость, решил он. Прийти, отдать, забрать деньги и бежать…
На кафедре Посмертных Коммуникаций было тихо. И в лучшие-то времена шумно там никогда не бывало, но зато, когда весь университет замирал, можно было услышать тонюсенькие комариные голосочки, просачивающиеся с Той Стороны.
Беда в том, думал Икс, что слишком многие его предшественники никогда не мыслили жизни вне стен кафедры, где навыки общения не играли большой роли, и даже после смерти они не умели жить нормальной жизнью. Вот они и слонялись по кафедре, не желая покидать насиженное место. Иногда, когда они были в настроении, а «Труппа Сестер Долли» выпускала новую постановку, Икс выпускал их рисовать декорации.
Он вздохнул. В этом и заключалась проблема работы на кафедре — здесь никогда было не стать по-настоящему главным. На нормальных работах люди выходили на пенсию, изредка заглядывали на прежнее место, пока их там еще кто-то помнил, а потом растворялись в вечно пухнущем прошлом. Но отсюда бывшие сотрудники никогда не уходили окончательно…
Как говорится, «старые некроманты не умирают». Когда он вспоминал эту присказку на людях, его спрашивали: «… и?» И Икс отвечал: «И все, увы. Просто старые некроманты не умирают».
Он как раз собирался отходить ко сну, когда из темного угла раздался голос Чарли:
— Кто-то проходит с Той Стороны. Ну, как сказать, кто-то…
Икс обернулся. Волшебный круг светился, и из-под твердого пола уже показалась перламутровая остроконечная шляпа.
— Профессор Флид? — спросил Икс.
— Да, молодой человек, и нам нужно спешить, — сказала тень Флида, продолжая подниматься.
— Но я изгнал тебя! Я применил Девятикратное Стирание! Оно все изгоняет!
— Я сам его написал, — сказал Флид самодовольно. — Ох, не волнуйся так, я единственный, на ком оно не работает. Каким бы дураком я был, если бы написал заклинание, которое сработало бы на мне самом, а?
Икс ткнул в него дрожащим пальцем.
— Ты оставил скрытый портал, да?
— Ну конечно. Еще какой. Не бойся, кроме меня, никто не знает, где он. — Теперь весь Флид висел в воздухе над кругом. — И не вздумай его искать. Человек твоих ограниченных способностей никогда не найдет скрытые руны.
Флид оглядел комнату.
— А где эта замечательная барышня? — спросил он с надеждой. — Ну, ничего страшного. Ты должен вытащить меня отсюда, Икс. Я хочу посмотреть на веселье!
— Веселье? Какое веселье? — спросил Икс, который планировал очень и очень тщательно разобрать Девятикратное Стирание.
— Я знаю, что за големы к нам идут!
В детстве Мокрист каждый вечер молился перед сном. Члены его семьи были активными членами Простой Картофельной церкви, которая отвергала излишества Античной и Ортодоксальной Картофельной церквей. Ее последователи были пенсионерами, трудолюбивыми и изобретательными, а их строгая приверженность масляным лампам и самодельной мебели выделяла их во всем регионе, где большая часть людей использовала свечи и спала на овцах.
Мокрист терпеть не мог молиться. Ему казалось, будто каждый раз открывается большая черная дыра в космос и в любой момент что-то высунется оттуда и схватит его. Это могло быть вызвано тем, что текст стандартной вечерней молитвы содержал строчку «Если я умру и не проснусь», что в тяжелые ночи вызывало у него желание бороться со сном до самого утра.
Кроме того, Мокрист был научен использовать время перед сном для подсчета подарков судьбы.
Сейчас, лежа в погрузившемся во тьму банке, в холоде и ощутимом одиночестве, он попытался найти их.
У него были здоровые зубы, и он не страдал от преждевременного облысения. Вот! Совсем несложно, правда ведь?
И Стража его даже не арестовала. Ну, в принципе. Правда, теперь хранилище, перегороженное зловещей черно-желто-полосатой веревкой, охранял тролль.
В хранилище не было золота. Нет, не совсем так. Было по меньшей мере фунтов пять золота, покрывающего свинцовые болванки. Кто-то провел впечатляющую работу. Это ведь светлое пятно, правда? Хоть какое-то золото все же было. Никто же не скажет, что золота не было совсем, верно?
Он был один, потому что Ангела Красота проводила ночь в камере за нападение на офицера Стражи. Мокрист считал, что это было несправедливо. Понятно, что в зависимости от того, как прошел день стражника, нет такого действия — кроме физического пребывания в другом месте, — которое не может быть истолковано как нападение, но Ангела Красота вовсе не нападала на сержанта Детрита, она просто попыталась проткнуть его огромную ступню шпилькой, что закончилось сломанным каблуком и вывихом лодыжки. Капитан Моркоу заверил, что это будет принято к сведению.
Городские часы пробили четыре, и Мокрист задумался о будущем, в частности о его продолжительности.
Зайдем с другой стороны. Его просто могут повесить.
Нужно было спуститься в хранилище в первый же день, прихватив с собой алхимика и законника. Когда оно вообще проверялось в последний раз? И кем? Компанией веселых славных ребят, которые бросят беглый взгляд на хранилище других славных ребят и наскоро подпишут все бумажки, чтобы не пропустить обед? Кто же не поверит славным ребятам на слово? Особенно когда не хочется, чтобы ребята усомнились в твоем.
Может, покойный сэр Джошуа все спустил на женщин и экзотические кожаные товары. Сколько ночей в объятиях прекрасной женщины принес ему мешок золота? Хорошая женщина, согласно пословице, ценнее рубина, значит, женщина плохая и опытная наверняка в разы дороже.
Мокрист сел, зажег свечу, и ему на глаза попался дневник сэра Джошуа, оставленный на прикроватной тумбочке.
Тридцать девять лет назад… Да, тот самый год, и поскольку в настоящий момент ему все равно нечем было заняться…
Удача, которая весь день утекала сквозь пальцы, вернулась к нему. Даже не зная точно, что он ищет, на шестой, случайно открытой странице Мокрист нашел это.
Сегодня в банк пришли двое людей странного вида, спрашивали про мальчишку Бента. Я велел подчиненным отправить их восвояси. Его самочувствие уже улучшается. Остается только гадать, чего он натерпелся…
…Значительная часть дневника велась каким-то шифром, но природа скрытых символов намекала на то, что сэр Джошуа досконально фиксировал все свои любовные похождения. Можно было восхищаться хотя бы его прямотой. Он выяснил, чего хочет от жизни, и делал все, чтобы взять этого как можно больше. Мокристу оставалось только снять перед ним шляпу.
А чего хотел он? Мокрист никогда не задумывался об этом всерьез. По большей части он хотел, чтобы завтрашний день не был похож на сегодняшний.
Он взглянул на часы. Четыре пятнадцать, и никого вокруг, кроме охраны. У главного входа стояли стражники. Он не был под арестом, но это было одно из таких тихих и мирных соглашений: его не арестовали с тем условием, что он не станет вести себя как человек, которого не арестовали.
Ах, подумал Мокрист, натягивая брюки, вот и еще одна маленькая радость: он присутствовал при том, как Шалопай сделал предложение вервольфу…
…который к тому моменту взгромоздился на огромную расписную вазу, из тех, что торчали, как поганки, в банковских коридорах. Ваза шаталась. Капрал Шноббс покатывался со смеху при виде…
…Шалопая, который подскакивал с энтузиазмом, полным очаровательного оптимизма. В пасти он держал свою новую игрушку, которая загадочным образом оказалась заведена, и милосердная судьба распорядилась так, что на пике каждого прыжка вибрация игрушки вынуждала мелкую собачку совершать в воздухе медленное сальто.
Тогда Мокрист понял: «Вервольф женщина и носит значок Стражи на ошейнике, и я уже видел такой цвет волос. Ха!»
Но он сразу переключился на Шалопая, который прыгал и вертелся с выражением полного блаженства на морде…
…а потом капитан Моркоу перехватил собаку в воздухе, вервольф сбежал, и представление закончилось. Но Мокрист всегда будет хранить это воспоминание. В следующий раз, проходя мимо сержанта Ангвы, он обязательно зарычит себе под нос, хотя это скорее всего будет расценено как нападение.
Одевшись, он отправился на прогулку по бесконечным коридорам.
В эту ночь Стража расставила по банку много новых охранников. Капитан Моркоу был умен, этого у него было не отнять. Охранять поставили троллей. А троллей очень непросто склонить на свою сторону.
Он чувствовал, что они следят за каждым его шагом. У двери в подвал никого не было, но Мокрист поник духом, когда приблизился к луже ослепительного света вокруг Хлюпера и увидел стражника у двери, перекрывающей путь к свободе.
Сычик лежал на матраце и храпел, не выпуская из рук кисточки. Мокрист завидовал ему.
Хьюберт и Игорь корпели над путаницей стеклянных трубок, которых, Мокрист готов был поклясться, становилось все больше и больше с каждым его визитом.
— Что-то не так?
— Не так? Ничего! Все так, — сказал Хьюберт. — Все замечательно! А что, что-то не так? С чего ты взял, что что-то не так? Почему ты решил, что что-то не так?
Мокрист зевнул.
— Кофе? Чай? — спросил он.
— Фпециально для тебя, гофподин фон Губвиг, я заваривайт фплот, — сказал Игорь.
— Сплот? Настоящий сплот?
— Йа, гофподин, — сказал Игорь самодовольно.
— Его здесь не достать!
— Я в курфе, гофподин. На фегодняший день он и на родине почти везде запрещен, — сказал Игорь, копошась в мешке.