Они принялись горячо перешептываться, а потом Флид воскликнул:
— То есть там… клубничка?
«Клубничка! — подумал Мокрист. — Да он и вправду стар».
— О да. Я бы даже осмелился назвать это место откровенным.
— И они обнажают щиколотки? — спросил Флид с блеском в глазах.
— Щиколотки, — повторил Мокрист. — Да, да, нисколько не сомневаюсь.
«О боги, настолько стар?»
— Все время?
— Двадцать четыре часа в сутки. Они никогда не одеваются, — рассказывал Мокрист. — И иногда кружатся вокруг шеста вниз головой. Честное слово, профессор, вечности покажется тебе мало.
— И для этого мне нужно просто перевести несколько слов?
— Краткий перечень команд.
— И тогда я могу уйти?
— Да!
— Обещаешь?
— Верь мне. Только сначала нужно объяснить все доктору Иксу. Возможно, придется его уговаривать.
Мокрист подошел к компании людей, которые вовсе не были некромантами. Ответ посмертного коммуникатора оказался не тем, что он ожидал. У того начинали возникать сомнения.
— Я все думаю, правильно ли мы поступаем, выпуская его на волю в заведении с шестом? — спросил Икс неуверенно.
— Никто его не увидит. И он не сможет ничего потрогать. В этом заведении, как я слышал, серьезная политика на тему того, что нельзя трогать.
— Да, полагаю, все, что он сможет, это глазеть на юных девиц.
В ответ послышались смешки студентов.
— Ну и что? Им платят, чтобы на них глазели, — сказал Мокрист. — Они профессионалки в этом деле. Это заведение для глазения. Для глазеющих. И ты сам слышал, что творится во дворце. Не сегодня завтра нам объявят войну. Ты веришь им? Верь мне.
— Ты слишком часто повторяешь это, господин фон Губвиг, — заметил Икс.
— Это потому, что я достоин доверия. Ну, ты готов? Не подходи, пока я не позову, и тогда сможешь отправить Флида туда, где успокоится его душа.
В толпе были люди с кувалдами. Нужно постараться, чтобы поломать голема, который этого не захочет, но этих людей надо было убрать отсюда как можно скорее.
Это могло и не сработать. Это было слишком просто. Но Ангела Красота не обратила внимания, и Флид не обратил внимания. Вот капрал, столь смело сдерживающий сейчас толпы горожан, он не прозевал бы, потому что он знал толк в приказах, но его никто не спрашивал. А нужно было лишь немного пораскинуть мозгами.
— Ну что, молодой человек, — сказал Флид с того места, где оставили его носильщики. — Приступим?
Мокрист сделал глубокий вдох.
— Переведи: «Верьте мне, и только мне. Постройтесь шеренгами по четыре и идите строем в сторону Пупа, пока не уйдете за десять миль от города. Медленным шагом», — сказал он.
— Хи-хи. А ты хитер, господин фон Губкин! — сказал Флид, думая о щиколотках. — Но ничего у тебя не получится. Мы это уже пробовали.
— Я могу быть очень убедительным.
— Говорю же, ничего не получится. Я не нашел ни единого слова, на которое они среагировали бы.
— Профессор, дело не в том, что ты говоришь, а в том, как ты это говоришь, понимаешь? В конечном итоге главное — как все преподнести.
— Ха! Дурак-человек.
— По-моему, профессор, мы договорились. И мне понадобится несколько дополнительных фраз. — Он поглядел на лошадей-големов, недвижимых, как статуи. — И эквивалент команды «Пошла!», раз уж я об этом вспомнил, и «Тпру!» тоже. Или ты хочешь снова вернуться туда, где никогда не слышали о танцах на шесте?
Глава 11
Големы уходят — Истинная ценность — За работой: служение высшей цели — Опять неприятности — Прекрасная бабочка — Витинари сходит с ума — Господин Бент пробуждается — Загадочные требования
Обстановка в зале заседаний накалялась. Это не представляло проблемы для лорда Витинари. Он свято верил в то, что каждый из тысячи голосов должен быть услышан — ведь это значило, что на самом деле ему нужно было слушать только тех, кому было что сказать, и полезность сказанного определялась по классической чиновничьей формуле «близко ли к моей точке зрения». По его опыту, таких голосов редко набиралось больше десяти. Те, кто требовал, чтобы каждый из тысячи и так далее на самом деле хотел только того, чтобы услышали их голос, и пропускал мимо ушей остальные девятьсот девяносто девять. С этой целью боги и придумали заседания. Витинари очень хорошо проводил заседания, особенно когда протокол вел Стукпостук. Они были для лорда Витинари тем, чем для безмозглых тиранов была «железная дева». Заседания были не намного затратнее[14], зато значительно чище, и, что особенно приятно, в «железную деву» никто не хотел лезть добровольно.
Он как раз собирался избрать десятерых самых крикливых в комиссию по големам, которую можно было загнать в удаленный кабинет, когда появился темный клерк, словно вышедший из тени, и зашептал что-то на ухо Стукпостуку. Секретарь наклонился к своему хозяину.
— Ах, оказывается, големы ушли, — весело объявил Витинари, когда исполнительный Стукпостук отошел назад.
— Ушли? — переспросила Ангела Красота, пытаясь выглянуть в окно. — В каком смысле ушли?
— Перестали быть здесь, — ответил Витинари. — Похоже, господин фон Губвиг их увел. Они организованным строем покидают границы города.
— Он не мог так поступить! — Лорд Низз был в ярости. — Мы еще не решили, что с ними делать!
— Он, однако, решил, — ответил Витинари с улыбкой.
— Нужно запретить ему покидать город! Он грабитель! Командор Ваймс, выполни свой долг и арестуй его!
Это крикнул Космо.
Взгляд Ваймса охладил бы человека и более разумного.
— Сомневаюсь, что он далеко собрался, сэр, — сказал он. — Что прикажете с ним делать, ваша светлость?
— У хитроумного господина фон Губвига, похоже, есть план, — сказал Витинари. — Может, нам стоит отправиться за ним и узнать, что за план?
Толпа ломанулась к выходу, где застряла и стала бороться сама с собой.
Когда люди высыпали на улицу, Витинари сложил руки за головой и, закрыв глаза, откинулся на спинку кресла.
— Обожаю демократию. Целый день бы слушал. Приготовь карету, Стукпостук.
— Ее уже закладывают, сэр.
— Это вы его надоумили?
Витинари открыл глаза.
— Госпожа Добросерд, мое почтение, — пробормотал он, отмахиваясь от дыма. — Я думал, ты уже ушла. Вообрази мою радость, когда я вижу, что ты все еще здесь.
— Вы или не вы? — спросила Ангела Красота, и ее сигарета заметно укоротилась при очередной затяжке. Она курила так, словно объявляла сигарете войну.
— Госпожа Добросерд, сомневаюсь, что мне под силу сподвигнуть господина фон Губвига на что-то более опасное, чем то, что он умудряется вытворять по собственной воле. Пока ты была в отъезде, он стал лазить по крышам в свободное от работы время, подобрал отмычки к каждому замку на Почтамте и связался с Братством чихания без правил, в котором одни психи, сказать по правде. Ему нужен дурманящий запах опасности, чтобы жизнь начала играть красками.
— Когда я здесь, он ничем подобным не занимается!
— Именно. Могу ли я пригласить тебя проехаться со мной?
— Что это вы имеете в виду, когда говорите «именно» таким тоном? — насторожилась Ангела Красота.
Витинари приподнял бровь.
— Если я хоть немного разбираюсь в том, как устроена голова твоего жениха, думаю, что, когда мы приедем, мы увидим огромную яму…
«Нам понадобится камень, — подумал Мокрист, когда големы принялись копать. — Много камня. Умеют ли они делать цемент? Конечно, умеют. Они как ланкрский перочинный нож в мире орудий труда».
Это пугало — то, как они копали даже такую безжизненную и иссушенную почву. Земля фонтанами взмывала в воздух. За полмили отсюда на пути в Сто Лат возвышалась заброшенная башня волшебников, хмуро нависая над зарослями кустарников и голой землей, которую непривычно было видеть среди повсеместно возделываемых полей. Когда-то здесь использовалось слишком много магии. Растения росли или криво, или никак. Совы, обитающие в руинах, добывали себе пищу подальше отсюда. Идеальное место. Никому оно не было нужно. Это была пустошь, а пустоши не должны пропадать впустую.
«Что за оружие, — думал Мокрист, объезжая копателей на лошади-големе. — Они могут уничтожить город за день. В неправильных руках они могут стать чудовищной силой».
«Хорошо, что они в моих руках…»
Зеваки держались поодаль, но продолжали расти в числе. Город пришел посмотреть. Настоящий анк-морпоркец не пропустит ни одного зрелища. Шалопай с огромным удовольствием пристроился на голове лошади. Мелкие собаки ничто не любят так, как высоко сидеть и лаять оттуда на людей… Хотя нет, кое-что еще любят, и председатель ухитрился лапой прижимать свою игрушку к лошадиному уху и всякий раз, когда Мокрист осторожно пытался забрать ее, прекращал лай, чтобы зарычать.
— Господин фон Губвиг!
Он посмотрел вниз и увидел бегущую к нему Сахариссу, которая размахивала блокнотом. Как у нее это получается, удивлялся Мокрист, глядя, как она проскочила между рядами работающих големов под земляными брызгами. Она успела сюда даже раньше Стражи.
— Вижу, ты достал себе лошадь-голема, — прокричала она, приближаясь. — Очень красивая.
— Я как будто еду верхом на цветочном горшке, которым не умею править, — ответил Мокрист криком, чтобы перекрыть шум вокруг. — И седлу не помешает пара подушек. Но хороши, не правда ли? Заметила, как они постоянно переминаются, совсем как настоящие?
— Но почему големы закапываются в землю?
— Я им так приказал!
— Но они невероятно ценные!
— Да. Вот и будем держать их в целости и сохранности.
— Но они принадлежат городу!
— Они занимают там слишком много места, тебе не кажется? Я в любом случае на них не претендую!
— Они могли бы сделать для города великие дела!
Прибывали все новые люди; их тянуло к человеку в золотом костюме, потому что он всегда был выгодным вложением.