В первый день всей оставшейся ему жизни Мокрист фон Губвиг проснулся — что было приятно, потому что в каждый отдельно взятый день многие этого не делают, — но проснулся в одиночестве, что было уже не так приятно.
Было шесть утра, и туман точно приклеился к окнам, такой густой, что в нем должны были плавать гренки. Но он любил эти моменты, пока фрагменты минувшего дня еще не начали вставать перед глазами.
Минуточку, это не его апартаменты. Это квартира на Почтамте, именно такая комфортабельная и роскошная, как представляешь себе при словах «предоставляется по службе».
Кусочек вчерашнего дня встал на место. А, да, Витинари приказал закрыть банк, чтобы его клерки проверили там на этот раз все. Мокрист пожелал им удачи с особым комодом покойного сэра Джошуа…
Шалопая не было, а жаль. Человек не ценит утреннее слюнявое облизывание, пока не потеряет его. Глэдис тоже не было, и это вызывало беспокойство.
Она не объявилась и пока он одевался, и на столе не лежало свежего выпуска «Правды». Да и костюм некому было погладить.
В конечном итоге он нашел ее в сортировочной, за тележкой почты. Синее платье исчезло, но на его месте появилось серое, которое по зачаточным големским стандартам выглядело довольно модно.
— Доброе утро, Глэдис, — позвал Мокрист. — Могу ли я надеяться на поглаженные брюки?
— В Почтальонской Раздевалке Всегда Стоит Горячий Утюг, Господин Фон Губвиг.
— Да? О. Ясно. А, э… «Правда»?
— Четыре Экземпляра Каждое Утро Доставляются В Кабинет Господина Гроша, Господин Фон Губвиг, — сказала Глэдис с упреком.
— О сэндвиче, я полагаю, нечего и…
— Мне Пора Возвращаться К Выполнению Моих Обязанностей, Господин Фон Губвиг, — упрекнула она.
— Знаешь, Глэдис, никак не могу отделаться от мысли, что в тебе что-то изменилось, — заметил Мокрист.
— Да! Я Делаю Это Ради Себя, — сказала Глэдис с горящими глазами.
— Делаешь что именно?
— Этого Я Еще Не Выяснила, Но Я Прочитала Только Десять Страниц.
— Ага! Читаешь новую книгу? Не леди Дейрдре Ваггон, надо полагать?
— Нет, Потому Что Она Чудовищно Отстала От Современности. Я Презрительно Смеюсь.
— Ну да, я в этом и не сомневался, — задумчиво произнес Мокрист. — И наверное, это госпожа Добросерд дала тебе эту книгу?
— Да. Она Называется «Почему Мужчины Путаются У Нас Под Ногами». Автор Релевенция Флаут, — сообщила Глэдис с готовностью.
А начинаем мы с самыми лучшими намерениями, думал Мокрист: найти их, откопать, освободить. Но мы и понятия не имеем, что творим и с чем.
— Глэдис, суть книг в том, что… в общем, суть… то есть только потому, что это написано на бумаге, не значит, что нужно… я имею в виду, это не значит, что… проще говоря, каждая книга…
Он замолчал. Они верят словам. Слова вдыхают в них жизнь. Нельзя взять и сказать ей, что мы вертим словами, как жонглеры, и подтасовываем их смысл себе в угоду…
Он похлопал Глэдис по плечу.
— В общем, читай все подряд и думай своей головой, договорились?
— Это Было Без Малого Непристойное Поведение, Господин Фон Губвиг.
Мокрист чуть не расхохотался, но вовремя осекся под ее строгим взглядом.
— Ну, разве что для госпожи Флаут, — сказал он и направился за «Правдой», пока ее всю не растащили.
Еще один тягостно сладкий денек для издателя. Первая полоса, в конце концов, только одна. В итоге редактор решил впихнуть туда все: «Кажется, ананасовый» в комплекте с иллюстрацией и с перепачканными Шиками на заднем плане, и да, монолог Пуччи со всеми подробностями. Это было великолепно. И она все говорила и говорила. С ее точки зрения все было предельно просто: она была права, а остальные страдали ерундой. Пуччи так упивалась звуком собственного голоса, что стражникам пришлось написать на бумажке официальное предостережение и сунуть ей под нос, прежде чем уволочь ее, все еще продолжавшую говорить…
А кто-то успел запечатлеть момент, когда кольцо Космо попало на солнечный свет. В больнице это назвали почти идеальной операцией, которая, возможно, спасла ему жизнь, по словам врачей, и откуда Мокрист знал, что нужно делать, сказали они, когда все медицинские познания Мокриста на данную тему ограничивались тем, что на пальцах не должны расти зеленые грибы…
Газету вырвали у него из рук.
— Что ты сделал с профессором Флидом? — осведомилась Ангела Красота. — Я точно знаю, ты с ним что-то сделал! Не ври!
— Я ничего не делал! — возразил Мокрист и повторил формулировку мысленно. Да, технически так и есть.
— Я была в департаменте Посмертных Коммуникаций, между прочим!
— И что там сказали?
— Я не знаю! Кальмар перегородил дорогу! Но ты что-то сделал, это точно! Это Флид раскрыл тебе секрет общения с големами, так ведь?
— Нет. — И это была чистая правда. Но Ангела Красота колебалась.
— Не он?
— Нет. Он помог мне со словарем, но это не секрет.
— У меня получится?
— Нет. — И на данный момент это было правдой.
— Они принимают приказы только от мужчин? Наверняка в этом все дело!
— Вряд ли, — вполне честно.
— Но секрет есть?
— Не то чтобы секрет. Флид сам это нам сказал. Он просто не знал, что это секрет.
Правда.
— Это какое-то слово?
— Нет.
Правда.
— Почему ты мне просто не скажешь? Ты же знаешь, что можешь мне доверять!
— Да, конечно. Но можно ли будет тебе доверять, если кто-то приставит нож к твоему горлу?
— Зачем это кому-то?
Мокрист вздохнул:
— Потому что тебе будет известно, как командовать величайшей армией всех времен! Ты не смотрела по сторонам? Или ты не заметила всех этих стражников? Они объявились сразу после слушания!
— Какие стражники?
— Все эти тролли, перекладывающие мостовые. Ты часто видишь подобное? Строй кебов, которые не заинтересованы в пассажирах? Батальон попрошаек? А каретный двор за Почтамтом кишит зеваками, которые ничего не делают и глазеют в окна! Вот какие стражники. Это называется засада, а я — дичь…
В дверь постучали. Мокрист узнал этот стук, предназначенный, чтобы осведомить, но не беспокоить.
— Входи, Стэнли, — сказал он.
Дверь открылась.
— Это я, сэр, — сообщил Стэнли, который шел по жизни с осторожностью человека, читающего руководство по эксплуатации в переводе с иностранного языка.
— Да, Стэнли.
— Глава отдела марок, сэр, — пояснил Стэнли.
— Да, Стэнли?
— Лорд Витинари на каретном дворе, сэр, инспектирует новое автоматизированное приемное устройство. Он говорит, что никуда не торопится, сэр.
— Он говорит, что никуда не торопится, — сказал Мокрист Ангеле Красоте.
— Тогда не будем терять ни минуты?
— Именно.
— Удивительно похоже на виселицу, — заметил лорд Витинари, в то время как почтовые экипажи грохотали у него за спиной.
— Это позволяет экспрессу подбирать мешки с почтой, не замедляя хода, — объяснил Мокрист. — То есть письма из мелких региональных отделений могут приниматься прямо на ходу. Это может сэкономить несколько минут на длинных маршрутах.
— И конечно, если я выдам тебе несколько лошадей-големов, экипажи смогут преодолевать по нескольку сотен миль за час, как мне сообщили. И к тому же интересно, смогут ли их горящие глаза видеть даже в такой туман.
— Вероятно, сэр. Только вообще-то у меня уже есть лошади-големы.
Витинари холодно посмотрел на него и сказал:
— А! Еще у тебя есть все уши. О каком обменном курсе мы говорим?
— Понимаете, не то чтобы я хотел быть властелином големов, — начал Мокрист.
— Обсудим по дороге. Жду тебя в своей карете, — перебил Витинари.
— Куда мы?
— Здесь недалеко. Мы направляемся к господину Бенту.
Клоун, открывший калитку в неприветливых воротах Гильдии Шутовских дел, перевел взгляд с Витинари на Мокриста, потом на Ангелу Красоту и не порадовался никому из них.
— Мы хотели бы видеть Доктора Пьерро, — сказал Витинари. — Я требую впустить нас с минимумом веселья.
Калитка захлопнулась. Послышался быстрый шепот и какой-то лязг, и одна створка двойных дверей приотворилась, достаточно для того, чтобы они смогли пройти гуськом. Мокрист шагнул вперед, но Витинари задержал его, положив руку ему на плечо, и указал тростью вверх.
— Это Гильдия Шутовских дел, — сказал он. — Ожидай… потех.
На двери балансировало ведро. Витинари вздохнул и подтолкнул дверь тростью. На обратной стороне послышался грохот и плеск.
— Не знаю, почему они продолжают на этом настаивать, честное слово, не понимаю, — сказал патриций, переступая порог. — Это несмешно и может кого-нибудь покалечить. Осторожнее — крем.
Из темноты за дверью послышался стон.
— Со слов Доктора Пьерро, господин Бент при рождении был наречен Чарли Бенито, — сказал Витинари, проходя под шатром, занимавшим весь двор Гильдии. — И он был рожден клоуном.
Десятки клоунов прекратили свои ежедневные тренировки и провожали их взглядами. Торты оставались неброшенными, штаны не наполнялись побелкой, невидимые собачки замерли, недовиляв хвостами.
— Рожден клоуном? — переспросил Мокрист.
— Именно так, господин фон Губвиг. Великим клоуном из рода клоунов. Ты видел его вчера. Грим Чарли Бенито передавался из поколения в поколение.
— Я подумал, он сошел с ума!
— А вот Доктор Пьерро, напротив, считает, что он пришел в себя. У юного Бента, по-видимому, было ужасное детство. Никто не сообщил ему о том, что он клоун, пока мальчику не исполнилось тринадцати лет. А его мать по личным причинам всячески подавляла в нем клоунство.
— Должно быть, раньше клоуны ей нравились, — заметила Ангела Красота. Она посмотрела по сторонам. Все клоуны поспешно отвернулись.
— Она любила клоунов, — сказал Витинари. — Точнее сказать, одного клоуна. И только одну ночь.
— Ага. Понятно, — сказал Мокрист. — А потом цирк уехал?
— Увы, да, по цирковому обыкновению. После чего, надо полагать, она старалась держаться подальше от мужчин с красными носами.