Мокриц уселся за огромный стол и любовно провел руками по потертой зеленой коже.
Витинари был прав, разрази его гром. Почтамт сделал его осмотрительным и осторожным. Закончились испытания, закончился задор.
Вдали послышались раскаты грома, и над предвечерним солнцем нависли иссиня-черные тучи. С равнин подступала долгая и сильная ночная гроза. Если верить «Правде», в последнее время дождливыми ночами уровень преступности поднимался. Причиной якобы было то, что вервольфу Стражи под дождем было сложнее идти по следу.
Немного погодя Пегги принесла Мокрицу омлет, в котором не было ни намека на слово «чеснок». А вскоре появилась и Глэдис со всем его гардеробом, который весь, включая дверцы, помещался у нее под мышкой. Эхо отскакивало от стен и потолка, когда она протопала по ковру и сбросила шкаф прямо посреди большой спальни.
Мокриц хотел пойти за ней, но она в ужасе подняла огромную ладонь.
– Нет, Господин Фон Липвиг! Сначала Я Выйду!
Она протиснулась мимо него в коридор.
– Как Неудобно Могло Получиться, – сказала она.
Мокриц подождал, не разовьет ли она эту мысль, и уточнил сам:
– А это почему?
– Мужчина Не Должен Находиться В Спальне Наедине С Незамужними Девицами, – сказала голем с непоколебимой твердостью.
– Э, сколько тебе лет, Глэдис? – спросил Мокриц осторожно.
– Одна Тысяча Пятьдесят Четыре, Господин Фон Липвиг.
– Ага, ясно. И ты сделана из глины. То есть все мы в каком-то роде сделаны из глины, но, будучи големом, ты, как бы это сказать… совсем сделана из глины…
– Да, Господин Фон Липвиг, Но Я Не Замужем.
Мокриц застонал.
– Глэдис, что наши девочки дали тебе почитать на этот раз? – спросил он.
– «Благоразумные Советы Для Юных Девиц» Леди Дейрдре Вагон, – ответила Глэдис. – Очень Познавательно. Там О Приличиях. – Она выудила тоненькую, низкопробного вида книжицу из бездонного кармана своего платья.
Мокриц вздохнул. Это была одна из тех старомодных книг о правилах хорошего тона, в которых рассказывалось про «десять вещей, которых не нужно делать с зонтиком».
– Понятно, – сказал он.
Он не знал, как это объяснить. Хуже того, он не знал, что собирается объяснять. Големы были… големами. Большие комья глины с вложенным в них огоньком жизни. Одежда? Зачем? Даже големы мужского пола на Почтамте были лишь слегка подкрашены синей и золотой краской, чтобы выглядеть по уставу… Стоп, теперь и он это подхватил! Нет у големов никакого мужского пола! Големы есть големы, и они тысячелетиями охотно оставались просто големами! А теперь они оказались в современном Анк-Морпорке, где были перемешаны всевозможные расы, люди и мысли, и удивительное дело, что они могли впитать из этой смеси.
Глэдис молча затопала по коридору, развернулась и неподвижно застыла. Огонь в ее глазах померк до тускло-красного. Вот и все. Она решила остаться.
У себя в лотке храпел Шалопай.
Мокриц достал половину расписки, которую оставил ему Космо.
«Необитаемый остров. Необитаемый остров. Да, лучше всего я соображаю в критический момент, но что именно я имел в виду?»
На необитаемом острове золото ничего не стоит. Еда помогает пережить времена без золота лучше, чем золото помогает во времена без еды. По большому счету, золото ничего не стоит даже на золотом руднике. Кирка – вот средство обращения на руднике.
Хм. Мокриц разглядывал бумажку. Что здесь есть, что позволяет ей стоить десять тысяч? Печать и подпись Космо, вот что. Все знают, что слово он сдержит. Уж в том, что касается денег, сдержит, мерзавец.
Банки пользуются этим постоянно, рассуждал Мокриц. Любой банк на Равнинах обналичит такой вексель, оставив себе комиссию, разумеется, потому что банки всегда обдерут тебя как липку. И все же это проще, чем таскать за собой мешки монет. Конечно, Мокрицу тоже придется его подписать, иначе это будет необеспеченный вексель.
Короче, если бы вместо имени там стоял пропуск, этим векселем мог бы воспользоваться любой желающий.
Необитаемый остров, необитаемый остров… На необитаемом острове мешок овощей стоит дороже золота, в городе золото стоит дороже овощей.
Получается какое-то уравнение. В чем ценность?
Он искал.
Она в самом городе. Город говорит: в обмен на золото ты можешь получить это и вон то. Город – фокусник, алхимик наоборот, он превращает бесполезное золото… во все остальное.
Сколько стоит Анк-Морпорк? Сложите все это вместе! Здания, улицы, людей, ремесла, музеи, гильдии, законы, библиотеки… Миллиарды? Нет. Никаких денег не хватит.
Город был одним сплошным золотым слитком. Что требуется, чтобы обеспечить валюту? Нужен только город. Город говорит, что доллар стоит доллар.
Это была иллюзия, но Мокрицу хорошо удавалось продавать иллюзии. И если всучить ее достаточному количеству человек, никто не рискнет снимать розовые очки.
На столе есть чернильная подушечка и два каучуковых штампа с изображениями городского герба и банковской печати. Но Мокриц видит золотой ореол даже вокруг таких простых предметов. Они чего-то стоят.
– Шалопай, – позвал Мокриц. Пес с выжидающим видом сел в лотке.
Мокриц засучил рукава и размял пальцы.
– Будем делать деньги, господин председатель? – спросил он.
Председатель выразил свое безусловное согласие одним «гав!».
«Предъявителю сего уплатить сумму размером в один доллар», – написал Мокриц на хрустящем банковском бланке.
Он проштамповал бланк обеими печатями и критически осмотрел результат. Чего-то недоставало. Людям нужна красивая картинка. Люди любят смотреть.
Недоставало… солидности, которую воплощал банк. Никто не станет устраивать банк в деревянной хижине.
Хм.
Ах да. Ведь все ради города, так? Внизу крупными витиеватыми буквами Мокриц приписал:
AD URBEM PERTINET[4]
И, поразмыслив, буквами помельче:
Promitto fore ut possessori postulanti nummum unum solvem, an apte satisfaciam[5].
– Очень извиняюсь, господин председатель, – сказал он и подхватил собаку. Секундным делом было прижать переднюю лапу Шалопая к влажной подушечке и оставить аккуратный маленький отпечаток рядом со своей подписью.
Мокриц повторил процедуру еще с десяток раз, засунул пять готовых банкнот под пресс-папье, а оставшиеся новые деньги взял с собой, когда повел председателя на прогулку.
Космо Шик буравил взглядом свое отражение. Иногда перед зеркалом у него получалось все правильно три-четыре раза подряд, но потом – увы, увы – он пробовал это на людях, и те, кому не хватало ума промолчать, спрашивали: «Тебе что-то в глаз попало?»
Он даже изготовил на заказ прибор с механическим заводом, который методично подтягивал одну бровь. Он отравил инженера прямо на месте, когда пришел за товаром, и беседовал с ним в его вонючей тесной мастерской, пока яд не подействовал. Ему было около восьмидесяти, а Космо был очень осмотрителен, так что Стража даже не обратила внимания. Да и потом, в таком возрасте разве можно считать это убийством? Скорее одолжение. И ясное дело, он не мог рисковать, чтобы старик проболтался на радостях, когда Космо станет патрицием.
Задним числом он подумал, что нужно было подождать и убедиться, исправен ли тренажер. Он успел поставить себе огромный фингал, прежде чем решился подправить настройки.
Как у Витинари это получается? Космо не сомневался, что именно это обеспечило ему кресло патриция. Пара таинственных убийств тоже пошли на пользу, не без этого, но то, как Витинари поднимал бровь, помогало ему оставаться у власти.
Космо долгое время изучал Витинари. На банкетах это было просто. К тому же он собирал вырезки с Витинари из «Правды». В чем заключался секрет этого могущественного и неуязвимого человека? Как он мог его разгадать?
Но однажды Космо прочел в какой-то книге: «Если ты хочешь понять человека, пройди милю в его сапогах».
И тогда ему пришла в голову великолепная мысль…
Он блаженно вздохнул и стянул черную перчатку.
Само собой, он обучался в школе при Гильдии Убийц. Это было обычное пристанище для юношей определенного сословия и происхождения. Он выжил там и избрал своей специальностью яды, потому что слышал, что их изучал Витинари, но ему было скучно. Все в Гильдии стало таким прилизанным. Там так зациклились на своих нелепых представлениях о чести и элегантности, что, кажется, стали забывать, чем должны заниматься настоящие убийцы…
Перчатка соскользнула с руки, и – вот оно…
О да…
Досихпор справился блестяще.
Космо уставился на диковинную вещицу, подставляя руку под свет. Стиксий странно вел себя на свету: иногда он отсвечивал серебряным, иногда масляно-желтым, а иногда оставался бескомпромиссно-черным. И он был теплым, даже сейчас. А под прямыми солнечными лучами нагревался, как печка. Этот металл был предназначен для тех, кто живет в тени…
Кольцо Витинари. Печатка Витинари. Маленькая, но такая могущественная вещь. На нем совершенно отсутствовали украшения, если не считать картуша, внутри которого была высечена одна-единственная буква:
V
Оставалось только гадать, на какие меры пришлось пойти его секретарю, чтобы добыть его. Он сделал точную копию, «реверсивный дизайн», что бы это ни значило, по слепкам с восковых печатей, которые столь внушительно штемпелевал Витинари. Имели место взятки (крупные), и намеки на срочные встречи, и осторожные передачи, и внесенные в последний момент изменения, чтобы копия получилась идентичной…
И вот настоящее кольцо было у него на пальце. И оно крепко там сидело, надо сказать. С точки зрения Космо, у Витинари были слишком тонкие пальцы для мужчины, и натянуть кольцо на костяшку оказалось очень нелегко. Досихпор заикнулся о подгонке, по глупости своей не понимая, что это все испортило бы. Магия – а Витинари, уж конечно, обладал ею – вся вытечет. Кольцо перестанет быть совсем настоящим.